228.1

Удалившись в совещательную комнату, судья после короткого совещания в итоге огласила следующее решение: в удовлетворении исковых требований Инспекции Федеральной Налоговой Службы Куйбышевского района города Ижевска к Волчанскому В. М. о взыскании убытков в размере 200 000 000 руб. отказать. Апелляция на указанное решение налоговым органом была подана, но и в её удовлетворении также было отказано.

Поговорив с Виктором ещё минут 30, я начал было готовиться к поездке в Кировский районный суд.

– Ты куда это собрался, адвокат Несмеян, работать, что ли? – вопросительно пробубнил Виктор.

– Да, представь себе, на работу!

– Что у тебя там, что-то есть интересное сегодня?

– Да, вроде намечается. Очередной барыга, вчера поймали на выезде из города. Вроде будет часть 4 ст. 228.1, на 228 переквалифицировать не получится, там 25 свёртков.

– Ну ты, если что, про меня там ему скажи, я за тебя переквалифицирую, – едва сдерживая ехидную улыбку, сказал Виктор.

Я не стал ему отвечать, а просто направился в сторону выхода. По дороге попрощавшись с Татьяной Константиновной, я медленно начал спускаться по лестнице, вспоминая, взял ли я со стола своё удостоверение или нет. Остановившись на лестнице, я начал перебирать отсеки в своей сумочке, как вдруг меня окликнул Виктор со словами: «Слав, вернись, удостоверение забыл на столе, как от гаишников будешь отмахиваться за неправильную парковку перед судом?».

Возвратившись в кабинет, я поблагодарил Виктора за внимание к моему рабочему столу в моё отсутствие. Наверное, не желая оставаться в кабинете один, Виктор попросил меня подождать его, чтобы спуститься со мной до выхода, ему ещё предстоял обед в соседнем итальянском ресторанчике Piazza Torino, рассказав мне свежий анекдот про Штирлица, Виктор пошёл в сторону ресторана.

Чувство юмора у Виктора было особенным и зачастую сводилось к деньгам. Оно и понятно, с детства сын папы полковника и начальника местной полиции ни в чём особо не нуждался и всегда получал желаемое: первая поездка в Диснейленд в семь лет, знакомство с Лондоном в десять лет, любые игрушки, машинки всегда были в наличии. Ну и венцом желаемого был подаренный автомобиль BMW на восемнадцатилетие, который, кстати, ни разу не попадал в аварию под управлением своего нового владельца. Не могу сказать, что моя симпатия к Виктору носила сугубо свойский характер, действительно, он был человеком дела и ни разу за долгий период общения с ним он меня не обманывал и не подводил. Но всё же приятно иметь в записной книжке телефон сына начальника местной полиции, тем более когда к нему же можно подъехать за советом или за решением какого-то особо сложного вопроса.

Заводя мотор своего «немца», я уже мысленно был в суде и думал, как бы быстрее оттуда выйти, шансов на то, что Беридзе сегодня поедет домой к маме с папой, у меня не было, речи об условной подписке о невыезде и надлежащем поведении не могло идти, тяжесть вменяемого преступления не позволяла суду избирать меру пресечения, не связанную с лишением свободы.

Такова была суровая практика всех судов по данной категории дел. Задержан с наркотиками и не отрицаешь факта их распространения и сбыта, и пусть это сказано без присутствия адвоката или сказано в явке с повинной, выбитой из тебя под угрозой физической расправы, значит, ближайшие месяцы проведёшь в СИЗО[2 - СИЗО – следственный изолятор. Место для содержания обвиняемых в совершении преступлений до момента вынесения по делу приговора.], и никакие уполномоченные по твоим правам или адвокаты, рисующие свои высокие рейтинги в местной прессе, тебе не помогут.

Увы, об этой судебной практике пока что не знал мой подзащитный Беридзе, который уже был доставлен в Кировский районный суд и ждал начала суда в камере-сборке.

Камера-сборка находилась в подвале суда и представляла собой небольшое помещение без решёток, по размеру она едва ли превышала девять метров, по её периметру были расставлены деревянные скамейки. Беридзе находился в камере один уже около двух часов, других арестантов увели на продление срока стражи, судя по их разговорам, они были морально готовы к этому. Беридзе же, напротив, к этому был совершенно не готов.

Нет, делая закладки и разбрасывая «клад», он мысленно понимал, что его могут поймать за руку, и тогда, возможно, придётся чуточку посидеть, но о том, что посидеть придётся всю оставшуюся жизнь или даже семь лет, и то в лучшем случае, как сказал адвокат, он и предположить не мог. «В самом деле, – думал про себя Беридзе, – и что я такого сделал? Убил человека? Нет! Сделал кого-то инвалидом? Тоже нет! Лишил кого-то по афере средств к существованию? Да тоже нет! Отобрал у бабушки пенсию, подождав её выхода из банка? Также нет!

Я, вообще, по идее никого не заставлял становиться наркоманом, они сами писали в чат, сами платили деньги и сами потом употребляли эти спайсы, соли, смеси, курили траву или ширялись. В итоге я просто был посредником, который выполнял работу, и ничего такого криминального и особо опасного я не сделал, да и мой адвокат, может, слишком молодой и неопытный, а может, вообще законов не знает. Нет, – уверял себя Беридзе, – всё будет хорошо, должно быть хорошо, ну не могут лишить свободы на 10 лет за несколько пакетов со спайсами».

Внутренний голос вроде как начал взывать к совести Беридзе, говоря о том, что да, ты никого не убил, не ограбил, не обобрал и даже не лишил жизни, а вот, возможно, деньги, которые ты получал от распространения этой отравы и дряни, не замараны чьей-то кровью, может, какой-нибудь торчок[3 - Торчок (сленг) – наркоман, употребляющий тяжёлые наркотики длительное время.], перед тем как купить у тебя очередной пакетик, избил ту самую бабушку, про которую ты только что думал, или, не дай Бог, убил её, или, наоборот, обобрал её до нитки. Мысли Беридзе начали ещё больше путаться, от себя и от совести, как известно, не убежать, увы, в положении парня эти рассуждения явно опоздали.

Припарковав машину у здания суда, я тут же нарвался на неприятности с местными «охранниками».

Парковка перед судом была разделена на две части: одна была для сотрудников суда, о чём прямо уведомляла проржавевшая табличка с соответствующей надписью, выполненной от руки, другая же часть парковки (со значительно меньшим количеством мест) была предоставлена для всех иных лиц: посетителей суда, адвокатов, но не прокуроров, которым почему-то было разрешено парковать машину на стороне судейского сообщества. И по старому русскому обычаю мест для челяди, как всегда, с утра уже не было, а боярская же парковка была практически свободна.

– Молодой человек, а вам не кажется, что место для парковки вами выбрано не верно? – не представившись, начал повелительным тоном разговор судебный пристав-исполнитель, на котором зачем-то были надеты бронежилет и каска.

– Ну, во-первых, не молодой человек, а во-вторых, представьтесь и предъявите своё служебное удостоверение, – размеренно ответил я, направив в сторону представителя закона своё красное удостоверение адвоката.

– И что? Адвокат. Ну и? Вам тут парковаться нельзя, и все об этом знают! Немедленно уберите машину, в противном случае будем вынуждены вызвать наряд ГИБДД.

– А кто решил, что нам тут парковаться нельзя? Если нельзя, то вызывайте эвакуатор, составляйте протокол и увозите машину на штрафстоянку. Знаков, запрещающих мне ставить свою машину на якобы стороне судебной ветви власти, тут нет, это всё же публичное место, и какого-то забора я тут не вижу, или вы видите мир иначе?

На этом разговор был окончен, и судебный пристав-исполнитель направился за мной в сторону входа в здание суда.

Обогнав меня перед самым входом, он встал у входа и начал досконально изучать содержимое моей сумки, карманов, а также раза четыре потребовал пройти металлоискатель. Преодолев эту последнюю преграду, я наконец-то смог дойти до кабинета дежурной судьи и сообщить о своей явке. На часах уже было 14:30, а следовательно, я чуть-чуть опоздал. Помощник судьи, забрав моё удостоверение, сказала дежурную фразу: «Ожидайте».

Судя по ярким дебатам, доносившимся из кабинета судьи, там непрерывно шёл процесс или кому-то избирали меру пресечения, а возможно, просто продлевали срок содержания под стражей.

В суете дня я ни разу не вспомнил про Дашу, я же ей за полдня так и не отправил дежурной смс: люблю, целую, обнимаю. В эту минуту из зала суда вышла помощница судьи и живо сказала: «Войдите».

Зал суда был весьма просторным и очень светлым помещением, с высокими потолками, на которых были установлены многочисленные видеокамеры, а также встроенные микрофоны, что всегда вызывало у меня улыбку, так государство пыталось бороться с коррупцией и якобы запрещало судьям общаться в своих кабинетах наедине с кем-либо или тет-а-тет. У входа на расстоянии 4 метров от стола судьи стояла клетка: зарешёченная кабина высотой 2 метра и шириной в один метр, внутри кабины стояла впаянная в пол небольшая скамья. Столика в клетке не было, да он и не положен был для человека, который уже всем своим видом и нахождением за решёткой для общества, суда и прокурора был виновен, без всяких там контрдоводов адвоката, его апелляций, ходатайств и прочих ухищрений.

Через несколько минут в зал завели Беридзе в сопровождении конвоя, состоящего из трёх человек. Закованного в наручники его сначала оставили у порога, а потом, после проверки клетки на присутствие в ней посторонних предметов, завели в неё. Выглядел он очень плохо, хоть внешне виду не показывал, но было и так понятно, что прошедшие сутки были на данный момент самыми сложными в его жизни.

Поприветствовав его, я начал кратко рассказывать ему порядок судебного процесса и то, что ему говорить на данный момент можно, а что нельзя. Беридзе лишь поинтересовался у меня, позвонил ли я его родителям и договорились ли мы о встрече?

Получив утвердительный ответ, Беридзе сел на скамейку и закрыл глаза. Чуть придя в себя, он спросил у меня: «Меня отправят в тюрьму?», получив также утвердительный ответ, он задал второй вопрос: «Есть ли шансы вообще выйти или хотя бы повидать родителей?». «Шансы выйти есть, но их не так много, повидать родителей ты точно сможешь, но только в камере для краткосрочных свиданий и то только с разрешения следователя, а его не так легко получить», – ответил я.

После этого Беридзе окончательно поник и перестал смотреть в мою сторону.

Спустя короткое время в зал вошла судья, облачённая в чёрную мантию. Судья Садовникова Ольга Сергеевна отличалась от всех других судей Кировского суда своим крутым нравом, и даже хорошо, что именно она арестовывала Беридзе, так как в дальнейшем его дело она рассматривать не могла в силу уже вынесенного по нему судебного акта. Ольга Сергеевна в частных беседах с моими более опытными коллегами неоднократно выражала своё возмущение наркодилерами, кивая в сторону Китая, мол, вон смотрите, как в стране развитого социализма – распространяешь наркотики, так будь готов ответить за это злодеяние не перед судом, а перед самим дьяволом. Но впрочем злые языки утверждали, что в определённых случаях её взгляды на жизнь кардинальным образом менялись, особенно когда наркодилера защищали определённые адвокаты, но это лишь злые языки, а они могли просто врать.

– Встать, суд идёт! – громко произнесла помощница судьи.

Беридзе данное требование то ли не услышал, то ли проигнорировал, оставшись сидеть на своём месте. Как только судья села на своё место, её вопросительный взор был направлен в сторону Беридзе, который, по всей видимости, не понял, к кому было обращено требование о необходимости подняться с места.

Заслушав явку сторон, краткое изложение ходатайства следователя, а также изучив приложенные к ходатайству следователя документы и выслушав позицию стороны защиты по заявленному ходатайству, судья предоставила слово Беридзе, который после моей консультации произнёс следующее: «Ваша честь, желаю воспользоваться положениями ст. 51 Конституции. Позицию своего защитника разделяю, прошу отпустить меня под подписку о невыезде и надлежащем поведении. Вину в совершённом преступлении не признаю».

Спустя короткое время после совещания судья вышла и огласила резолютивную часть постановления суда: «Избрать в отношении Беридзе Георгия Лаврентьевича 06.06.1996 года рождения меру пресечения в виде заключения под стражу сроком на 02 месяца 00 суток, то есть по 20.06.2016 года включительно. Постановление может быть обжаловано в Верховный суд Удмуртской Республики в течение трёх суток со дня его вынесения».

Глава III

День первый

После того как Беридзе получил в руки копию постановления о своём аресте и написал судье расписку в получении документов, у него было несколько минут на общение со мной. Я уведомил его о том, что приеду к нему через дней 10, так как первые 10 дней он будет сидеть на карантине.

Беридзе молча выслушал мои указания о том, как правильно себя вести в камере изолятора, а также запомнил три негласных правила поведения там. Правило первое запрещало любому арестанту сотрудничать с администрацией пенитенциарного учреждения в любой форме: будь то донос или иное сообщение о событии, произошедшем в камере.

Правило второе запрещало арестанту употреблять без необходимости бранные и матерные слова в любой их форме.

Правило третье запрещало арестанту играть в азартные игры в том случае, если материальной возможности вернуть проигранный долг у него нет.

«И ещё, Георгий, запомни, самое лучшее в твоей ситуации – это больше слушать, меньше говорить, а главное – не бояться беспредела со стороны сокамерников, и помни, по «незнанке» масть не катит, что означает то, что тебе сначала объяснят понятия и быт, царящий «за забором»[4 - За забором – место отбытия наказания.], и только в случае нарушения этих самых понятий с тебя смогут спросить, но вот спросить могут очень строго, поэтому слушай внимательно и задавай вопросы, если что-то не понятно», – закончив монолог и уже направившись к выходу, я вдруг был окликнут Беридзе.

Беридзе, еле заикаясь, спросил у меня:

– А скажите, пожалуйста, статья-то у меня нормальная?

– Статья у тебя не позорная, всё должно быть нормально, – успокоил я его и вышел из зала суда.

Пройдя по коридору суда, я направился к выходу, в этот момент Беридзе, закованного в наручники, выводили из зала трое конвоиров.

Выйдя на улицу, я позвонил родителям Беридзе, которые подтвердили встречу, пора было возвращаться в офис, а я ведь за целый день даже ничего не поел, нужно было купить еды по дороге или заскочить в свой любимый чешский ресторан. Всё же второй вариант мне показался более предпочтительным, и я решил забежать и пообедать в элитном чешском ресторане «Пилзнер».

В чешском ресторане я обожал две вещи: во-первых, то, как там потрясающе готовят мясные блюда, ну, а во-вторых, это антураж и атмосфера средневековой Чехии, которая была тут воссоздана великолепно. Это выражалось как в мелочах – меню было написано на двух языках: русском и чешском, так и в целом – место полностью воссоздавало средневековую Чехию конца XIX века: тут тебе и красивый расписной потолок, и мистические статуи гаргулий, величественно распускавших свои крылья на входе, и большие дубовые столы, ну и, конечно же, официанты, одетые в национальную одежду, что придавало месту ещё больший колорит.