Неандертальца ищу. Роман-идиот. Первая часть

Заливаются в школьной гурьбе:

– «Ни х… себе?..»

– «Ой, ни х… себе!..»

И чего накликают себе?..»

***

Да известно чего. Молоденькие дурындочки накликают себе безмужнюю жизнь, бездетную старость. А задумались бы однажды, без шуточек – от чего это вдруг дети на свет появляются? Уж не от того ли самого, что они, безмозглые, сейчас отвергли, оттолкнули от себя? Во всяком случае, произвели словами ритуальный, магический отворот. Когда этакое бормотнёт мужик, можно понять. В подкорке читается примерно следующее: он не пидор, и не хочет им быть. Но девушке-то это зачем?

Полная отчуждённость от слова. Это даже не матерное, не материнское выражение в её… нет, «в её устах» не годится. В проспиртованной, проникотиненной молоденькой пасти это даже не сквернословие. Пустословие. Жалко… как жалко…

***

Язык с повышенной энергетикой, страстный, матерный язык отвергается Церковью в силу именно что страстности. Долг священника оберегать человека от страстей, от излишних эмоций, разрушающих внутренний образ. Но сам древний язык – это язык волхвов, волшебный язык, который люди почти наглухо забыли и понятия не имеют о том, как им пользоваться во благо. Пожалуй, лишь три его функции живы доныне: язык анекдотов, язык технический (машину из грязи, к примеру, без мата не вытолкать), и язык военный, язык схватки, боя.

А были времена, им лечили недуги, прибавляли мужской силы и женской привлекательности. Это сложнейшее знание практически утеряно. Как по косточке мамонта реконструируют всего мамонта, так по обрывкам древних заговоров догадываемся о величии, мощи и – опасности этого языка.

Древние знали точное время года, лунные и солнечные циклы, когда можно было воспользоваться им без урона. Причём лишь в определённое время суток, оборотясь в определённую сторону света, лишь в определённом порядке произнося волшебные материнские слова. Иначе, нарушая законы Слова, человек мог разрушить себя. Древние это хорошо понимали и не матерились всуе, попусту…

Нынешнее матерное пустословие используется лишь в качестве языковых подпорок: нехватка правильно подобранных слов, латание эмоциональных

дыр, междометий, языковая скудость.

Но и тут «две большие разницы».

Женское и мужское сквернословие далеко не одно и то же. Если мужик, сквернословя где-нибудь в подвыпившей компании вредит только самому себе, то женщина, сквернословя публично, разрушает ауру всей компании. Особенно мужчин. В частности, угнетает потенцию, блокирует психику.

Ещё до прочтения медицинской статьи, где это доказывалось с научной точки зрения, я нутром чуял разницу между мужской и женской руганью.

Сквернословящая женщина странным образом теряла свою привлекательность, вся словно серела или чернела изнутри, черты лица как-то по-особенному заострялись, она становилась неинтересной, глупой, злобной, портилось настроение.

А девочки, бессмысленные девочки… что уж тут…

***

«…между пропастью и рожью,

Между глупостью и ложью…»

***

Но вот две другие девочки – лет пяти-шести, на детской площадке. Дружно играются в песочнице. Вдруг одна встаёт и говорит другой:

– Я не могу больше с тобой играть…

– Почему?

Девочка отвечает серъёзно и с достоинством:

– Я обтрёхалась.

И другая девочка не смеётся, а говорит так же серьёзно:

– Иди домой…

И та идёт. Не бежит, причитая на ходу, идёт с достоинством…

***

Любовь и Понимание, Достоинство и Серьёзность – вот вещи, которые нас держат на этой земле.

***

А вообще… да все мы, по большому счёту, «обтрёхались»!

Вот только сказать об этом с достоинством и серьёзностью, а главное – с Любовью не можем… или боимся.

А дети не боятся.

Но ведь все – друг друга! – поймут. Ибо все сами такие же, обтрёханные… и, в конце концов, на земле это не более чем физиологический факт – ну обкакались, ну, не вышло нечто, намечтанное в юности… так ведь у всех, по серьёзному счёту —

Не вышло.

***

…так, во-первых… что скажут одноплеменники? Странная, беловолосая, лядащенькая – кому и как пригодится в их племени? А главное, она же из Других! С ними запретили общаться сами Великаны. Велели не враждовать, не убивать их, но и не общаться.

У Зуба был, правда, в запасе один, но мощный довод: сам Родоначальник племени Ур – его лучший друг. И, судя по всему, после его смерти именно Зуб должен стать Родоначальником. Но другие, особенно злобный и завистливый Урыл? Он почему-то возомнил, что после смерти Пикальки Зуб зарится на его жену Угляду.

Она была хорошая женщина, добрая, отзывчивая, но Зуб от неё ничего другого не хотел, как только пригляда, да и то иногда, за его малышками, когда удалялся надолго. Но и то ведь сказать, подрастали старшие дети, особенно смышлёный не по годам Лоб, и теперь Зуб всё реже просил соседа об услуге. Но, затаивший однажды злобу Урыл, был способен на многое.

Правда, за Зуба могли сказать своё слово Искр, Бег и Быстр – лучшие из охотников, друзья Зуба. Их слово куда весомее корявенького и трусоватого Урыла.

Да, большинство, скорее всего, будет за него на Совете. Но… она ведь – Другая! Такое очень редко бывало. Хотя и бывало – рассказывали старики – Другие живали в их племени, это верно. Но, как правило, недолго. Слишком разные они, люди с тех берегов. А может, и с разных планет…

***

А вот ещё два выдающихся «прокола». Возьмём для примера Владимира Набокова…

Он вполне оценён, и ныне, сдаётся, даже переоценён как прозаик. Но, что ни говори, простоял он свою жизнь с редким достоинством. Повезло ему – в лагерях не парился, на войне не умирал. Родители увезли юношей в Европу и там, с его недюжинным даром, он смог достойно простоять всю долгую жизнь, ярко пронести над миром творчество. Особенно поэтическое. Это моё мнение, не навязываю. Но и в стихах, и в прозе он, вполне благополучный гражданин мира, вынес диагноз человечеству: «обтрёхались» мы по большому счёту, как цивилизация.

***

А вот проза Геннадия Головина, нашего современника, досадно недооценённого прозаика – русского, советского. Он, в отличие от блистательного Набокова, образно говоря, стоял по горло в дерьме, но, что самое поразительное, сумел – в нищете, бездомье и длительном непечатании – простоять с поразительным достоинством.

Перечитать хотя бы дивную повесть «Анна Петровна» – какое наслаждение от почти невероятного ныне русского языка, светозарного образа героини, да от всего!..