Былина железных душ

– Медка не хотите отведать? – спросил пчеловод. – Пока мы ещё в моей волости, надо бы смочить горло медовою сладостью. Ведь когда чувствуешь на устах медок али какое-нибудь питьё медвяное, идти сразу становится легче и веселее.

Тут дед подошел к одному из своих деревянных ульев и поднял его крышу – тотчас послышалось пчелиное жужжание. Тогда пасечник схватил конец своей бороды широкой, издревле растущей, и стал ею помахивать направо да налево, разгоняя пчёл и приговаривая:

– Ловись, мёд сладкий да ещё слаще, не осиный и не шмелиный. Ведь осы живут в ульях диких, шмели, мёд творя в чертогах своих, жужжат громко и звучно и только пчёлки живут в ульях моих и мёду мне никогда не жалеют! – и дед вытащил соты и стал пить из них мёд несмотря на то, что там ещё оставались пчёлы. Но ведь дед-то был не простой, а был он великий повелитель мёда, государь шершней, седовласый властелин золотых пчёл и суровый владыка шмелей. Потому и мог он пить мёд прямо из сот: пчёлы не смели перечить ему и мешать. Отпив мёду, дед щедро предложил его и путникам, но те отказались, так как не хотели весь путь ощущать у себя во рту сладость. Старец на то покачал седою головою и продолжил лакомится. Когда же он насытился всласть, то повёл путников дальше. Вскоре они покинули пределы его владений, переступив деревянную межу, – Святобор остался позади, а перед ними уже невдалеке расстелился лес Фельнудир, облечённый в лёгкие туманы. Под ногами резвыми приятно шуршала росистая трава, а всё вокруг приветливо зеленело.

– Сколько нам идти до Фельнудира? – спросил Беленир.

– Шесть дней, – ответил с улыбкою дед. – Али все семь, если спешки у нас не будет, и мы будем наслаждаться путешествием, как и подобает истинным путникам.

– Хотелось бы быть там дней через пять! – воскликнул Всесвятлир.

– Но тогда вы раньше на целый день или даже два лишитесь моих баек и сказок про пчёл да шмелей, – заключил Дед-Пасечник, – а за один день я ой как много могу вам поведать о мёде!

Все засмеялись. Что удивительно, дед часами мог говорить о том, как он готовит медовуху или питный мёд, хотя путникам это было не вполне интересно. Но пасечнику было без разницы интересны кому-то его рассказы или нет – он рассказывал их только бы лишний раз молвить про мёд. Тут он чинно погладил свою бороду и начал петь:

Мёд янтарный, мёд прекрасный,

И златая медовуха,

Сбитень как три солнца ясный,

Сладкая сыта для духа,

Всякое питьё медвяно,

Сахарные яства пряны,

Мёд чудесней яра-злата,-

За труды мои – то плата!

Роги полнятся напитком,

Скобкари томятся полны.

Ложки уж во злате жидком,

В кружках плещут мёда волны.

Кружку – раз! Кружку – два!

Кружку выпью я до дна.

Ложку – пять! Ложку – шесть!

Полевого мёду несть!

Жёлты пчёлы раным-рано

Уж работают на славу

Всё жужжат крылами громко,

Я точу секиру звонко!

На меня находят грёзы:

Полчищем стоят берёзы,

Белые что молодицы

Головы клонят к землице.

Но в дупле каком-то древнем,

Поселился шмель и нудит.

Он жужжит как витязь гневно.

И меня от грёз уж будит.

Бочку – раз! Бочку – два!

Бочку выпил я до дна.

Ковшик – пять! ковшик – шесть!

Лугового мёду несть!

Грудной зычный голос деда замолк, и витязи глянули на него: он довольно улыбался.

– Как вам мои песенки? – воскликнул он.

– Хороши, – ответил Беленир, кивнув головой. На его лице невольно проскользнула улыбка.

– Правда, мёду в песнях многовато, – заметил Всесвятлир.

– Мои песни на то и сложены, чтобы в них было много мёду, – молвил пасечник. – Они воспевают его!

Через шесть дней путники добрались до леса. Несмотря на то, что он был сосновый и сосны были оченно высоки, а потому в него проникал свет, лес был подозрителен. Какая-то невидимая тень ложилась на него. Даже дед медотворный воскликнул:

– Странно очень! Помню я, прежде этот лес внушал мне доверие. Может, зарос просто. Хотя стойте. Здесь присутствует некто, кто не пивал моего мёда!

– Что ты имеешь в виду? – спросил у деда Беленир.

– А то и имею в виду, друг мой, – ответил дед, словно бы прощебетав соловьём, – весь Брегокрай уже испробовал мой мёд и даже за его пределами Земнородные сыновья пьют его, ибо я щедр. Даже за морем, славный Яр, муж Маланьицы и отец Лебедицы, наслаждается им, расхваливая моих пчёл! А в этот лес нынче закралось что-то, что не пило мой мёд, ибо всех, кто его пьёт я чую издалека по запаху. Знамо, подлая тварь сюда закралась, коли от неё не веет моим напитком, а веет недобрым духом.

Оглядевшись, пчеловод повёл путников торной тропой. На пути не попадалось даже коряг, будто дорогу расчистили им на особицу. И лишь колючие хвоинки, иглы сухие приятно шуршали под ногами. Оченно красив был бор, но Беленир чувствовал, что здесь деется что-то неладное. Стежка пролегала среди невысоких кустов, и путники едва поспевали за дедом, ибо шагал тот быстро и размашисто. Солнце светило ярко, но благодаря нему было место и для теней. Лишь кое-где были заметны небольшие светлые полянки. Вскоре тропа побежала уже между стоячих камней, вышиною с самого Деда Пасечника. Таких камней там было меренно-немеренно и потому путники их даже не считали.