Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

– Пять дней мучений… А потом ещё неизвестно сколько!

– Через день ты перестанешь обращать внимание на отбитый зад и ноющие ноги – привыкнешь.

– Надеюсь, ты прав, – Бэудиша приподнялась и шумно втянула носом воздух. – Как пахнет. Я безумно голодна и готова съесть что угодно.

– Потерпите, госпожа, – отозвался помешивающий варево деревянной лопаткой один из джуммэштакшетинов – так себя называли спутники Нишерле и Бэудиши. – Крупа ещё жёсткая.

Она повернулась на бок, лицом к брату, улыбнулась. Тот ответил бледной, натянутой улыбкой и устало закрыл глаза.

– Тебе страшно? – спросила Бэудиша.

– Немного… Если честно, очень страшно. Я боюсь, что может ничего не получиться. Дед рассказал, как заразить воду, но если джуммэ спит, все труды окажутся напрасны.

– Всё будет хорошо, Нишерле. Верь в это.

– Я стараюсь, сестрёнка. Но страх маленькой мышкой скребётся где-то в углу, не даёт покоя.

– Попробуй уснуть, а я разбужу тебя к ужину.

– Попробую.

Сон пришёл легко и незаметно. Ещё мгновение назад он слышал тихий голос Бэудиши, напевающей старинную балладу, и вдруг перед его глазами развернулась картина бескрайней зелёной степи. Трава тихо шелестела на ветру, едва колыхались красивые жёлтые и лиловые цветы, распространяющие вокруг пьянящий медовый аромат. Между ними сновали неугомонные пчёлы, спешащие принести домой побольше сладкого нектара. Чёрный конь нёс его вперёд, к недосягаемому горизонту, вслед за заходящим солнцем. А высоко в синем небе кружил, следя за каждым его движением, золотистый ястреб с голубыми человеческими глазами.

– Вставай, – ласковый голос Бэудиши мгновенно прогнал сон.

Нишерле открыл глаза, сел, всё ещё не понимая после сна, где находится. Рядом едва теплился костерок. Голубоватые языки пламени лениво вырывались из превратившегося в раскалённый, багровый ком аргала. Над головой висело тёмно-синее, почти чёрное небо с яркими искрами первых звёзд. На закате алела вечерняя заря. Ещё немного, и солнце спрячется за горизонтом, и тогда чёрная ночь окутает Асул звёздным покрывалом.

– Поешь, – сестра протянула деревянную плошку с тёплым варевом.

Нишерле машинально схватил посудину и принялся за еду. Вкуса пищи он совсем не чувствовал – все его мысли почему-то никак не могли отпустить того ястреба из сна. Что это значит? Кто-то всемогущий следит за ним? Но зачем? Чтобы помочь или помешать?

– Добавки? Есть немного. Или мне съесть?

Он взглянул на чашку. Вот так да – даже не заметил, как съел всё.

– Не надо, поешь сама, – чувство сытости уже налило тяжестью его желудок.

Бэудиша всё-таки честно разделила с ним оставшуюся кашу. Не спеша, отправляя в рот ложку за ложкой, она украдкой поглядывала на брата. Тот, по-прежнему задумчивый и отстранённый, смотрел куда-то в сторону.

– Что-то приснилось?

Нишерле кивнул.

– Плохой сон?

– Не знаю, Бэудиша. Не плохой, не хороший. Странный. Предупредил, что кто-то следит за мной. Ястреб летает над нами. Всё видит, от его взгляда не укрыться ни где.

– Ястреб хорошая птица, благородная. Раньше кишары воспитывали их для охоты.

– Забудь, – юноша вздохнул. – Это всего лишь сон. А мы – всего лишь песчинки, возжелавшие изменить мир.

Медленно догорал костёр. Расположившиеся вокруг люди спали крепким сном. Рядом, порой беспокойно, всхрапывали лошади и верблюды. Только пара штакшетинов прохаживалась поодаль, всматриваясь в ночную тьму.

Пять дней пути пролетели незаметно. Под ногами простирался ковёр сочной, зелёной травы. По правую руку тянулись, защищавшие от ветров Фаджула, скалы. Над головой сияли синевой бесконечные небеса. Даже жаркое, пылающее солнце смилостивилось над ними и пекло не так сильно, как обычно в это время года. Найти воду не составляло особого труда – в этих местах, где раньше паслись табуны лошадей и скот, всегда хватало источников. Даже не верилось, что пройдёт несколько лет, и здесь будет властвовать Фаджул с его колючим, жёлто-серым песком.

Отряд поднимался с восходом солнца, когда степь едва озаряли солнечные лучи. Утренние сумерки ещё не успели отступить перед дневным светилом, а люди, вскочив на коней, уже скакали следом за бегущими по земле длинными тенями. В полдень, когда поднявшееся над головой солнце безжалостно высасывало силы, отряд останавливался на отдых. А вечером люди продолжали свой путь до тех пор, пока алое закатное солнце не коснётся горизонта.

Вечером пятого дня путь им преградила похожая на крепостной вал скала из тёмного, твёрдого камня, разительно отличавшегося от камня граничных скал. Словно отвергнутое инородное тело, этот каменный барьер устремлялся на юг, а потом, забирая немного западнее, снова врезался в тело отделявших Асул от Фаджула гор. Источенный ветрами, он казался гладким, словно фарфор, и лишь пологие склоны позволяли преодолеть его, хотя издали складывалось ощущение, что любой, кто встанет на этот камень, упадёт и заскользит обратно. Точно так же, как по штуке, которая есть за Северными горами, как по льду.

– Пришли, – тихо прошептал Хашиз – штакшетин, считавшийся первым, среди своих товарищей. – За этими скалами, как говорили деды, лежит запретная земля. Проклятье ждёт того, кто дерзнёт нарушить её покой.

– Имя ему – джуммэ, – отозвался Нишерле. – Наши деды были мудры. Они поняли, что джуммэ появляется не силой злых духов. Это лишь несущая смерть жизнь, и здесь её дом. И когда мы переступим эту границу, то выпустим её на свободу.

– Надеюсь, ан-Химеш не ошибся, – штакшетин коснулся плеча, где ещё был заметен небольшой шрам от прививки, и поёжился.

– Заночуем здесь, – предложила Бэудиша, посмотрев на брата.

Тот внимательно осмотрел преграду, спрыгнул с коня.

– Заночуем здесь, – согласился он.

Одинокое, высохшее деревце пошло в пищу огню. Костерок весело затрещал, то и дело гулко ухали всполохи голубого пламени, и вокруг распространялся аромат благовоний. Как и в предыдущие дни, в котле бурлило варево из крупы и сушёного мяса. Охота в этой части оазиса оказалась весьма сложной – пуганые животные сразу бросались бежать, завидя людей. Так что приходилось довольствоваться тем, что лежало в мешках. Да и с водой возникли сложности. Колодцев рядом не оказалось, поэтому лошадей и верблюдов напоили из припасённых бурдюков.

Нишерле присел рядом с тем местом, где начинался каменный вал, отделявший от Асула проклятую землю. Его пальцы робко коснулись горячего камня, и тот час отдёрнулись назад.

– Это всего лишь камень, брат, – тихо сказала Бэудиша, присев рядом.

– Может быть, – так же тихо ответил он. – Но он выглядит чужим, непохожим на остальные скалы. Такое чувство, что кто-то высший возвёл здесь этот барьер, чтобы защитить Арриго от джуммэ. А если так – станем ему врагами, нарушив границу. Я теперь во сне постоянно вижу того ястреба, сестрёнка. Он следит за мной, за каждым шагом, за каждым вздохом. И я чувствую – от его взгляда не скрыться.

– И ты думаешь отступить?

– Никогда. Клянусь тебе, кто бы ни был тот ястреб, я ощиплю его, как курицу, если он решит помешать нам.

– Осторожнее с клятвами, братишка, – Бэудиша улыбнулась и, легонько щёлкнув его по носу, пошла к костру.

Кто же ты, ястреб? Нишерле поднял глаза к темнеющему небу. Враг или друг? Или просто бесстрастный наблюдатель? Дело, задуманное ими, изменит жизни многих сотен тысяч, едва ли высшие силы останутся безучастными. Говорят, Несущую смерть направляла сама Чёрная богиня, силу которой не в состоянии превозмочь никто из сонма богов. А он будет ли один в своей борьбе? Что ж, скоро узнает. Пройдёт ночь, а когда придёт утро, предел будет преодолён, и мир расколется на тех, кто с ним, а кто против него.

Нишерле с заметным усилием поднялся по гладкому камню, остановился и, обернувшись, посмотрел на наблюдавших за ним товарищей. Нет, небеса не разверзлись, не ударили молнии, земля не содрогнулась в этот миг. Ровным счётом ничего не произошло. Всё так же ласково светило утреннее солнце, маленькая ящерка вылезла из какой-то щели и залезла на ещё прохладный камень в ожидании хорошей порции тепла. Верблюды и лошади что-то жевали, сохраняя абсолютное спокойствие. Им было всё равно, что делают люди, лишь бы никому из них в голову не пришло опять резать им кожу и втирать в ранки всякую гадость.

– Осторожнее, не поскользнитесь, – предупредил Нишерле и протянул руку Бэудише.

Девушка легко, словно фея, взбежала по камню и, очутившись рядом с братом, взяла его за руку не для того, чтобы удержаться на склоне, а просто по велению сердца. Ещё четверо – Хашиз, Зафрамши, Чуюр и Фтах – подхватили заплечные мешки с запасом еды и воды и начали восхождение к вершине вала, осторожно ступая по гладкому камню.

Оставшиеся в лагере шестнадцать человек проводили своих спутников задумчивыми взглядами. Вероятно, каждый из них сейчас задавал себе один и тот же вопрос – что ждёт их, с чем вернутся назад эти шестеро и вернутся ли. Если ан-Химеш ошибся, их шансы выжить ничтожно малы.

Но отступать уже поздно. Если их ждёт смерть, значит такова судьба. Маленький отряд поднялся на вершину вала. Фигурки людей на таком расстоянии казались маленькими букашками. Кто-то из них, видимо Бэудиша, обернулся, помахал на прощанье рукой, и они исчезли по ту сторону скалы.

Нишерле сделал несколько шагов вниз по склону и остановился. Тяжёлый подъём сбил дыхание, и он дышал, словно вынырнувший из пучины ныряльщик. Да и спутники его, тем более Бэудиша, выглядели не лучше.