Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

Нафаджи пожал плечами, вовсе не желая спорить. Наверняка и Гунэр, как и он сам, догадывался, что озеро будет полно воды. Но совсем другое заставляло откладывать сроки этого похода. Зимой Фахтар должен был отправиться в северные кишаи, и тогда бы они без лишней крови сделали то, что сделает сейчас Фахтар, вырезав оставшихся азулахарцев. Собственно говоря, если бы наместник не превратил боевой поход в прогулку, им бы не пришлось делать пусть и небольшой, но крюк, чтобы пополнить запасы воды.

Нафаджи посмотрел в спину ускакавшего вперёд Фахтара, презрительно сплюнул и вскочил на коня сам. Руки так и чесались выхватить из притороченного к седлу саадака лук и вогнать стрелу в затылок этому зарвавшемуся индюку. Но что потом? Нет, Фахтар должен умереть тихо, во сне. Не зря же он достал пузырёк с нарисованными на нём черепом и костями. Его содержимое незаметно отправит правителя в вечный, безмятежный сон.

Солдаты, почувствовав приближающийся отдых, прибавили шаг. Вновь понеслись над головами непристойные шутки, весёлые, разухабистые песни. Всё, что предстояло в Асуле, опять казалось нестрашным, каким-то далёким.

Нафаджи догнал карету. Её массивные, обитые железной полосой деревянные колёса гремели по кочкам, корпус раскачивался, порой казалось, что всё это сейчас развалится. Бедняга кучер, восседавший на козлах, трясся в такт неровностям дороги. Неизвестно, спасало ли его зад мягкое сиденье, но вид у него уже был измученный – недаром ещё два его сменщика предпочитали отдыхать от этой пытки, шагая вместе с пехотой.

Нирмала по-прежнему сидела у окошка, положив голову на сложенные перед собой руки. Она быстро привыкла к этой качке и редко садилась на коня верхом.

– Думаешь о Гунэре, прекрасная Нирмала? – тихо спросил Нафаджи. – Я уверен, очень скоро вы сможете быть вместе, и никто не будет мешать вашему счастью.

– Откуда такая уверенность, темежин? – она печально улыбнулась.

– Бывший темежин. С тех пор, как моя госпожа оставила нас, мне не за кого водить в бой солдат, – он ответил такой же печальной улыбкой.

– А что же сейчас? Не ты ли ведёшь эти двести сотен?

– Нет, я лишь иду вместе с ними. Иду не по своей воле. Мог бы – остался в Аррикеше. Но наимудрейший Фахтар сказал, что я ему очень нужен.

– Солдаты тебя уважают.

– И что с того? Они же без зазрения совести отрубят мою уважаемую голову, если Фахтар даст такой приказ. Возможно, правда, извинятся.

Нирмала засмеялась, а улыбка Нафаджи на этот раз стала гораздо шире и задорнее.

– Говорят, ты раньше сочинял стихи? – она подмигнула собеседнику.

– Сочинял. Теперь нет. Я всё забыл, всё оставил в прошлом.

– Она ушла, а ты потерял то, что помогало тебе? Неужели нихайа Сеитэ была именно такая? Я помню лишь горе и смуту, которые она принесла на нашу землю со своим появлением. Извини, но мне не за что её любить.

– Она была именно такая. Одни её обожали до безумия, другие люто ненавидели. Середины не было, лишь эти две крайности, расколовшие Арриго на два враждующих стана. Я, Гунэр, Машад, Чарред – все мы боготворили её… Особенно Чарред. Я был лишь тенью… Писал ей стихи на бумаге, и тут же сжигал. А там, куда мы сейчас идём, её ненавидели. Причём все, от мала до велика…

– А кто был для неё Гунэр? Я слышала, он много раз спасал ей жизнь, даже как-то спас из рук головорезов Магадхи. Расскажи, прошу! Дорога длинная, а мне так скучно.

Последние слова она произнесла с таким жаром, что Нафаджи удивлённо посмотрел на неё.

– Не думаю, что есть повод ревновать, Нирмала. Гунэр был другом и защитником. И если остальные чаще видели в ней красивую женщину, тот больше обращал внимания на её таланты. Он спасал её, причём, как правило, не от врагов, а от самой себя. А что касаемо людей Магадхи – я видел, ты как раз прогуливалась у реки по тому месту, где это случилось – заслуги Гунэра в этом нет. Наверно, то бы единственный раз, когда он не справился. Тогда её спас случайный патруль…

– Говорили, Гунэр отрубил убитым головы и послал Магадхи, – перебила рассказ Нирмала.

– Нет, это сделал Машад. Только у него хватало ума на подобные глупости.

Нирмала вдруг взвизгнула от радости, словно маленькая девочка, высунулась из окошка кареты и, обняв опешившего Нафаджи, крепко поцеловала его колючую щёку.

– Ты странно себя ведёшь, красавица, – он пристально посмотрел на неё. – Если у тебя есть какие-то сомнения в Гунэре, лучше спроси меня. Я расскажу всё, как есть. И скажу сразу – человека честнее и благороднее я пока не встречал в Арриго. А то, что он любит тебя – вне всяких сомнений.

Нафаджи так пристально смотрел в её глаза, что Нирмала смутилась. На мгновение показалось, что этот взгляд проникает в самую суть, читает сокровенные мысли, и сейчас бывший темежин воскликнет: «Да ты же сестра Тесавы!». Но нет, взгляд Нафаджи неожиданно потеплел, он ласково улыбнулся, и женщина покраснела, словно девчонка, познавшая чувство первой любви.

– У меня нет повода сомневаться в Гунэре, – смущённо пролепетала она. – Просто я хотела больше узнать о нём от его друга. Он мало рассказывает о себе, впрочем, у нас никогда не было много времени, чтобы узнать о прошлом друг друга.

– Он редко вспоминал о нём. Я лишь знаю, что одно время он был жрецом Тэхо, но сбежал из храма. Сама понимаешь – эти лысые старикашки в тогах лишь кажутся набожными и святыми. На самом же деле, они обычные люди с самыми обычными слабостями и пороками. Гунэр как-то сказал – зайди кто-нибудь посторонний в жилища святых жрецов, и он увидит такое, что увидишь только в трактирах и публичных домах мирсинского порта. Вино, дурман, чревоугодие, гулящие девки – всё это есть в храме Тэхо. Вот потому Гунэр и сбежал – не этого он ждал от святого места.

– А как он попал туда? – Нирмала оказалась немало удивлена таким известием. Гунэр-жрец?!

– Этого он никогда не говорил. Но тебе он точно расскажет. Спроси его, когда вернёмся.

– Не знаю, Нафаджи. Если честно – боюсь. Вдруг это разбередит какие-то старые раны. То, о чём он наверняка хочет забыть, вновь окажется рядом.

– Может случиться и так, – согласился Нафаджи.

Сзади раздался дробный топот копыт, и в следующее мгновение их догнал подозрительно довольный Фахтар. На его раскрасневшемся, под стать закатному солнцу, лице сияла широкая улыбка. Он обдал Нафаджи запахом вина и, хихикнув, сказал:

– Она уже занята, Нафаджи. Тебе надо у Гунэра разрешения спрашивать. Я вот спросил – он мне дал поиграться на время похода.

– Ты пьян, как портовый грузчик, Фахтар, – не выдержав, заявила Нирмала и, задернув плотную занавесь на окошке, скрылась в карете.

– Эээ! Суровая какая! – наместник пихнул локтем в бок насупившегося Нафаджи, потом приблизился к нему и шепнул на ухо. – Сегодня ночью отправит на улицу спать – точно тебе говорю. А ты – смелый парень. Ну воспользуйся случаем, будь мужиком.

– Не позорь себя, – процедил сквозь зубы Нафаджи, едва сдержавшись, чтоб не рубануть пьяницу саблей. Отпихнув Фахтара, он пришпорил коня и поскакал в голову колонны.

Солнце клонилось к закату, когда впереди показалось долгожданное озеро. Оно лежало в низине, похожее на огромный диск из бирюзы под бескрайним синим небом. На склонах к зеркалу воды сбегала густая поросль сочной зелёной травы, сохранившейся в такой близости от Фаджула из-за обилия живительной влаги.

Местами, берега заросли тростником, откуда, потревоженные людьми, вылетали птицы. Небольшое стадо антилоп на противоположном берегу перестало пить, насторожилось, но убегать не спешило – берега разделяло расстояние сотен в пять шагов. Из озера, в окружении густых зарослей, вытекала речка. Как говорили знающие люди, текла она в никуда. Немного пропетляв между холмов, она впитывалась жадной до влаги землёй и пропадала, словно её и не было. Питавшие озеро, невесть откуда взявшиеся здесь, родники летом, в зной, обычно засыпали. Озеро мелело и часто исчезало совсем, чтоб появиться ближе к зиме, когда начинавшиеся дожди пробуждали источники.

В этот год, несмотря на летнюю пору, озеро было полно чистой, прохладной воды. Солнце оказало милость, не иссушив родники.

Едва солдаты увидели озеро, строй походной колонны сразу рассыпался. Люди наперегонки бежали к воде, забыв обо всём на свете. Лишь небольшой костяк ветеранов сохранил порядок. Но и те, не выдержав, то и дело озирались на Фахтара. Тот махнул рукой.

Мало кто отважился залезать в воду – она оказалась поразительно холодной, почти как река, берущая начало в горах среди ледников. Но зато все старались поскорее умыться, чтобы смыть с лица и рук въедливую дорожную пыль, напиться и сменить тёплую, затхлую воду во флягах.

– Как дети, как дети, – распинался Фахтар. – Дадим им пару-тройку дней отдыха, а, Нафаджи?

– Дадим, – согласился тот, а сам ещё раз недовольно подумал, что наместник превратил боевой поход в праздную прогулку.

Он оставил правителя и карету, и спустился к воде. Глубоко вдохнул свежий, влажный воздух.

– Джаурсины! По сотням, по порядку, вдоль берега в четыре линии, – скомандовал он, и его сильный голос разнёсся над озером, заставив солдат замереть.

Сотники разом прекратили неорганизованный водопой. Прозвучали команды строиться, сопровождаемые пинками и зуботычинами для особо бестолковых. Таких, правда, оказалось совсем мало. Большинство, с кровью и потом впитавшие солдатскую дисциплину, в одно мгновение построились ровными квадратами.

– Строг ты, друг Нафаджи, – рядом вновь оказался Фахтар. – Ну погуляли бы парни толпой – что с того, зачем орать про всякое «стройся».

– У нас не толпа, а воинский отряд, – отрезал бывший темежин. – Гулять будут, когда лагерем встанут.

– Бе-бе-бе. Ты ещё скажи, за брёвнами до ближайшего леса сбегать, стену возвести.

Нафаджи не обратил внимания на болтовню до сих пор не успевшего протрезветь наместника. Скрестив на груди руки, он смотрел то влево, то вправо, внимательно наблюдая за исполнением приказа.