Люди, море, корабли

Брюллов с восхищением смотрел на расстилавшийся невдалеке живописный остров с разбросанными по нему белоснежными старыми церквами и монастырями, широкими бухтами, поросший зелёными хвойными лесами. По гавани Амбелакия сновали рыбацкие лодки, воздух был наполнен пронзительными криками чаек, изумрудная морская гладь сверкала под лучами яркого солнца. Художник так увлёкся созерцанием прекрасных видов, открывавшихся с палубы, что не сразу заметил оказавшегося с ним рядом Владимира Алексеевича Корнилова:

«Уважаемый, Карл Павлович! Вы, я вижу совсем оправились от болезни. Морской воздух пошёл Вам на пользу. Это замечательно!» «Да уж, Владимир Алексеевич, не без Вашей помощи. Благодарю Вас премного. Вот я сейчас смотрю на остров Саламин, дивлюсь и вспоминаю древнюю историю. Вам, наверно, известна знаменитая битва при Саламине, когда греческий флот во главе с Эврибиадом и Фемистоклом, состоящий из 380 судов, разбил персидский флот Ксеркса, почти в три раза его превосходящий. Постойте, постойте! Ваш бриг, кажется, носит название «Фемистокл». Вот ведь, как бывает порой. Совпадение обстоятельств? Как можно такое назвать? Не случайно всё это.» «Преклоняюсь, Карл Павлович, перед Вашим блестящим знанием истории. Это действительно интересно, что так совпало.

В этом сражении афинский военачальник Формион применил свой атакующий маневр – анастрофу, названный его именем. Греческие суда, миновав линию врага, резко меняли курс на сто восемьдесят градусов, с целью атаки персидских кораблей с кормы – наиболее уязвимого места.» «Вы, Владимир Алексеевич, интересный собеседник, и с Вами приятно общаться.»

С того первого разговора Брюллов и Корнилов прониклись друг к другу симпатией, и за время следования брига в Константинополь их беседы чаще всего происходили в каюте, где к ним присоединялся и ученик К. Брюллова – Г. Гагарин.

Карл Павлович, обладавший особой наблюдательностью и острым взглядом художника, отметил царившую на корабле железную дисциплину, уважение подчинённых к своему командиру, исполнительность матросов, их готовность всегда прийти на помощь в трудных ситуациях. Это ещё больше сблизило художника с командиром брига. Сам Корнилов в письме своему двоюродному брату писал позднее: «Весьма доволен Брюлловым, он оправдал моё доброе мнение о его доброте и чистоте характера».

Путешествие К. Брюллова и Г. Гагарина на бриге «Фемистокл» в Константинополь продолжалось всего несколько дней. За это время Г. Гагарин, направлявшийся в русскую дипломатическую миссию, успел в рисунках запечатлеть матросов и Брюллова в широкополой шляпе, стоящего на корме, кормящего чаек, а Карл Павлович, совсем оправившийся от болезни, очарованный «командиром лучших кораблей» (так называл В. Корнилова его начальник – Михаил Петрович Лазарев), решил написать портрет Владимира Алексеевича прямо на борту корабля.

На нём – молодой командир брига, а ему в ту пору было 29 лет, изображён в полный рост, стоящим на корме, у медной корабельной пушки. Отличная военная выправка офицера в морском мундире, устремлённый вдаль взгляд голубых глаз – во всём художник стремился передать благородство и особое умение держать себя, не смотря ни на что, даже в минуты опасности, не склонять головы. Таким и оставался в дальнейшем будущий герой Крымской войны, которому суждено было прожить ещё 19 лет, увенчав себя славой в «Русской Трое» – Севастополе. Картина выписана с особой тщательностью, подмечена даже мельчайшая деталь – пригревшаяся на солнце муха, севшая на лафет орудия.

В Константинополе дороги художника и моряка разошлись. Карл Павлович Брюллов поспешил в Россию, через Одессу он вернулся в Москву, затем по предписанию государя занял должность профессора в Академии Художеств. Владимир Алексеевич Корнилов получил за поход звание капитан – лейтенанта, став в 1836 году командиром корвета «Орест», а итогом непредвиденного морского вояжа К. Брюллова и встречи его с В. Корниловым стал знаменитый портрет последнего.

Граф Владимир Петрович Орлов – Давыдов (1809–1882) – любитель старины, служивший по дипломатической части, коллекционер старопечатных книг, писатель, организатор научного путешествия на Восток (По Ионическим странам, Греции, Турции и Афонскому архипелагу) в 1835 году. Он и предложил Л. Брюллову принять участие в этой экспедиции, на что тот охотно откликнулся. Согласно условию между Давыдовым и Брюлловым последнему надлежало запечатлеть природу, древние памятники и уклад жизни Греции.

Фемистокл – афинский полководец времён греко-персидских войн, стремившийся превратить Афины в сильную морскую державу.

Корнилов Владимир Алексеевич (1806–1854) – вице – адмирал, российский флотоводец, герой Крымской войны.

Гагарин Григорий Григорьевич (1810 – 1893) – князь, дипломат, художник, ученик К. Брюллова, приятель М. Лермонтова.

Лазарев Михаил Петрович (1788–1851) – известный русский флотоводец и исследователь, Адмирал, участник первой русской антарктической экспедиции, наставник В. А. Корнилова.

В служеньи музыке и флоту

Молодой лейтенант флота с лихо закрученными кверху усами ля «guidon de bicyclette» шагал по улицам посёлка – дальней российской окраины, носившего название Владивосток. Постоянные спуски вниз и крутые подъёмы делали прогулку весьма утомительной, но это никак не отражалось на настроении офицера. Главную базу Сибирской флотилии и сам городок нарекли «концом света», здесь заканчивалась Российская империя, а дальше, за бухтой Золотой Рог простиралось только море. У лейтенанта была слишком необычная для восприятия фамилия – Зилоти, хотя имя и отчество звучали совершенно по – русски – Сергей Ильич. Офицер с удовлетворением отмечал, что многие улицы Владивостока именовались названиями русских кораблей – фрегатов и корветов – Светланская, Алеутская, Абрекская, Тунгусская, Манджурская и др. Глубокий овраг разделял улицы Портовую и Светланскую, когда – то он был Машкиным (по фамилии поручика Машкина, тут стояла его батарея), а сейчас именовался Клубным, на этом месте располагалось здание Морского собрания. Сергей Ильич представил, как веселятся там сейчас свободные от службы офицеры, поглощая несметное количество привозного горячительного «зелья», «дуются» в карты и флиртуют с местными барышнями, недостаток которых ощущался особенно остро в этих забытых Богом краях. Недолго думая, он решил направиться прямо в аппартаменты «покровительницы искусств» госпожи Галецкой. У входа в большую залу его встретила сама хозяйка дома – стареющая дама весьма приятной наружности. Сергей Ильич отметил изысканный туалет Галецкой, очевидно заказанный прямо из Парижа через китайский магазин на Алеутской, так делали богатые и модные дамы Владивостока. Среди немногочисленных гостей Галецкой царило полное уныние, темы для разговоров были исчерпаны, и присутствующие лишь изредка обменивались короткими фразами. Появление в доме молодого красивого морского офицера вызвало оживление. Дамы стали бойко перешёптываться, бросая восхищённые взгляды в сторону Сергея Ильича. «Что – то невесело у Вас, господа!» – громко произнёс Зилоти, заметив на возвышении одиноко стоящее фортепиано. И уже обращаясь к хозяйке: «Вы, позволите?…» – быстро прошёл к инструменту, удобно расположившись за ним. Несколько мгновений, как – будто что – то припоминая, Сергей Ильич вдруг положил руки на клавиши и начал играть.

Чудесные звуки фантазии – ноктюрна на тему цыганского романса композитора А. Дюбюка сменились мелодией «Не искушай меня без нужды» М. Глинки, затем прозвучал опус 265 «Страдания любви» Франца Бера. Зилоти играл мастерски, и окружившие его посетители салона не скрывали своего восторга, бурно аплодируя Сергею Ильичу. Важный седой господин, обращаясь к закончившему играть офицеру, неожиданно произнёс: «Такое виртуозное исполнение мне приходилось слышать только один раз в Петербурге на концерте знаменитого пианиста Александра Зилоти.» «Не стоит удивляться, я – его старший брат», – заключил Сергей Ильич. У присутствующих на небольшом импровизированном концерте вытянулись лица, в то время о Александре Зилоти – ученике Ф. Листа знала вся Россия, ну а его брат пока оставался в тени.

Встав из – за фортепиано, Сергей Ильич, обращаясь ко всем, произнёс: «Господа! Благодарю Вас, что почтили меня своим вниманием, а теперь пора сделать важное заявление. Внимание, господа! Я хочу организовать театральную труппу для постановки театрализованных представлений. Поэтому прошу всех желающих, как женщин, так и мужчин прибыть завтра в здание Морского собрания для отбора. Наверняка, у многих из вас таятся ещё нераскрытые таланты и неисчерпанные возможности, я лишь только помогу вам их раскрыть. Итак, жду вас завтра, господа!»

Ещё в юношеские годы в родной Знаменке Сергей слыл организатором хоров и творческих коллективов. По деревне собирал солистов из церкви и среди крестьян, всех тех, кто хотел петь. В этом ему помогали родные. Особенно полюбились Сергею цыганские песни. Созданный им хор пел их так здорово, что послушать его приезжали цыгане из окрестных мест и восхищались. Вообще, в доме семьи Зилоти никогда не смолкала музыка. Помимо игры на фортепиано Сергей Ильич писал романсы и пьесы, сочинял стихи, любил театр. Так уж повелось в роду Зилоти – сыновья становились офицерами. Александр и Сергей готовились поступать в Морской корпус. Однако, до поступления у младшего брата Сергея Александра выявили талант прекрасного пианиста, и он решил развивать его дальше. Сергей стал морским офицером, обладающим музыкальным даром и хорошими организаторскими способностями.

В обыденную и серую жизнь провинциального Владивостока С. И. Зилоти внёс живую струю веселья и занятости, свойственную театрально – артистическим кругам Петербурга. Выявив незаурядное сценическое дарование у местной молодёжи, жён и дочерей офицеров, чиновников, он проводил долгие репетиции в исполнении ролей, учил нужным жестам и движениям, соответствующим музыкальному сопровождению в спектаклях. Большим событием в культурной жизни тогдашнего Владивостока стали два концерта, устроенные Сергеем Ильичом – «Неаполитанский вечер» и «Хор цыган». Вот как вспоминает об этом один из сослуживцев С. И. Зилоти – контр – адмирал Д. В. Никитин – Фокагитов: «В дни концертов весь Владивосток наполнял собою концертный зал старого Морского собрания. Находившаяся на галёрке молодёжь с эскадры пришла в несказанное изумление.

Перед нею на сцене были полные красы, южного огня и страсти пылкие неаполитанки в своих живописных национальных костюмах или томные, как – бы зовущие к себе, в свой табор, цыганки в пёстрых шалях. Скромные владивостокские «кисейные» барышни были как – бы перевоплощены рукой опытного, умелого режиссёра. Им не было введено ни одного жеста, который бы можно было назвать «нескромным». Весь эффект достигался каким – нибудь неуловимым поворотом головы вовремя или чуть заметным движением плеча. Мичмана не могли узнать своих знакомых барышень, за которыми они до этого лишь снисходительно ухаживали, удостаивая их иногда приглашения на тур вальса во время вечеров в собрании.

Успех обоих вечеров был такой потрясающий, что наши адмиралы и командиры, сидевшие в первых рядах кресел, иногда с опасением оборачивались, слыша бешеные выражения со стороны молодого офицерства и шептали один другому: «С ума сходят наши мичмана. Кажется, они скоро все полезут на сцену.»

В Петербург С. И. Зилоти вернулся уже опытным режиссёром – постановщиком. В 1887 году в Липецке он познакомился с Верой Фёдоровной Комиссаржевской, приехавшей лечиться на воды. Их сблизило общее увлечение театром и музыкой, и вскоре они обручились, однако, Вера Фёдоровна так и не стала его женой, до конца дней оставаясь «своей» в семье Зилоти.

Музыка всегда шла рядом с службой Сергея Ильича. Невелик его послужной список: Морской корпус, флаг – офицер (адъютант адмирала С. Макарова) эскадренного броненосца «Император Николай I», старший адъютант с 1902 года, участник Русско – японской войны, кавалер многих наград, капитан 1 ранга с 1908 года, в 1911 году – генерал – майор Адмиралтейства, в 1914 году – генерал – лейтенант, что соответствовало званию вице – адмирала. К сожалению, остались неизвестными последние дни жизни С. И. Зилоти. С началом Первой мировой войны он – на действующем Балтийском флоте. Погиб 27 ноября 1914 года во время установки минных заграждений дивизионом эсминцев (минных крейсеров) в районе Мемеля и Полангена.

Напоминанием о таланте и творчестве Сергея Ильича Зилоти (1862–1914) остаются созданные им романсы «Как хорошо!» и «Ах, да пускай свет осуждает» в исполнении русских певиц Вари Паниной и Анастасии Вяльцевой. В память о нём звучит «Итальянская полька» С. Рахманинова (его двоюродного брата), посвящённая знаменитому моряку и музыканту.

«le guidon de bicyclette» – (фр. «велосипедный руль»)

Дюбюк Александр Иванович – русский композитор французского происхождения;

Франц Бар – немецкий композитор.

Кильский поход Леонида Белова

Известие о своём участии в новой кампании Императорского российского флота обрадовало Леонида Демьяновича Блинова. В ноябре 1894 года после окончания курса в Академии художеств его назначили художником Морского министерства. Предшествующие годы стали для Блинова школой дальних заграничных плаваний и кругосветок, в которых создавались этюды для будущих картин. Морская стихия, корабли, портовые города и люди, посвятившие себя морской службе, находившие отражение в творчестве Леонида Блинова, представляли интерес для военно – морского учебного отдела министерства, имевшего в своём штате ряд художников – маринистов, таких, как он.

Леонид Демьянович ещё раз прочитал полученное от Морского министерства предписание о прикомандировании его в должности художника на флагманский корабль Практической эскадры Балтийского флота – броненосец «Александр II», направлявшийся в Германию по случаю открытия Кильского канала («Кайзер – Вильгельм – канала»), в распоряжение командира корабля капитана 1 ранга К. Никонова. Привычные сборы в дорогу не заняли много времени. Предстояло отправиться в Кронштадт, где готовился к отплытию флагман Кильского похода.

Эскадренный броненосец «Александр II» благодаря строгим распоряжениям командира перехода контр – адмирала Н. Скрыдлова удивлял безукоризненным внешним видом и слаженной работой всего экипажа. Предшествующий разнос адмирала возымел действие, и сейчас, подготовленный к бою и походу, он мог по праву считаться лучшим посланником российского флота за рубежом.

Л. Д. Блинов представился контр – адмиралу Н. Скрыдлову и командиру корабля К. Никонову.

«Наслышан о Вас, наслышан. Николай Матвеевич Чихачёв говорил, что гордится иметь Вас в списках художников министерства, – приветствуя Блинова, говорил контр – адмирал, – Что ж, располагайтесь, Леонид Демьянович, завтра поутру выходим. Зарисуйте самые интересные моменты открытия кайзеровского канала. Появятся какие – либо пожелания, милости прошу, это к Константину Петровичу Никонову. Успехов Вам.»

В отряд Н. Скрыдлова вошли ещё два российских корабля – крейсер «Рюрик», ушедший ранее в Гамбург, и канонерская лодка «Грозящий».

Обычно Леонид Демьянович в дальних плаваниях и походах не засиживался в каюте, чаще всего его можно было видеть на ходовом мостике корабля простым наблюдателем или создающим свои эскизы и наброски. Вот и сейчас Л. Блинов, расположившись на крыльях ходового мостика броненосца, смотрел на суровое Балтийское море, отмечая в кильватерном строю позади, зарывающуюся в гребнях волн, канонерскую лодку сопровождения.

По плану командования отряд Н. Скрыдлова должен был встретиться с французскими кораблями в датских водах, чтобы показать немецкому кайзеру незыблемую прочность русско – французского союза. Поприветствовав друг друга, союзники пришли на Кильский рейд и встали на бочках невдалеке друг от друга. Взоры всех были прикованы к личной яхте Вильгельма II «Гогенцоллерн», больше похожей на мощный миноносец.

Празднества в честь открытия Кильского канала, сократившего путь из Северного моря в Балтийское с 600 до 150 миль, начались 20 июня 1895 года и продолжались почти целую неделю. На Кильском рейде присутствовали военные корабли 14 государств, среди них – новейшие английские броненосцы, крейсер и 3 фрегата.

Кильский канал поразил воображение художника Л. Блинова своей шириной, шлюзовыми сооружениями и высокими мостами, перекинутыми с одного берега на другой, обеспечивающими свободный проход океанских кораблей. В самом конце канала специально для торжественного обеда построили необычное здание в виде огромного парусного корабля. Праздничные парады, манёвры, визиты и встречи не мешали работе Леонида Демьяновича, наблюдая за всем этим, он набрасывал эскизы, делал рисунки.