Такой успех дорогого стоит
Второй раз за последнее полугодие театр «Колесо» побывал на гастролях в Санкт-Петербурге. Избалованный зритель Северной Пальмиры с восторгом принял хит нынешнего театрального сезона – постановку Анатолия Морозова «Жозефина и Наполеон».
Два показа на сцене одного из крупнейших Дворцов культуры Петербурга «Выборгский», который считается престижной театральной площадкой города, были аншлаговыми, что принято считать необычным для провинциальных гастролеров. Инициатива же самих гастролей исходила от исполнительницы главной роли Анны Самохиной: все-таки актриса десять лет не выходила на театральную сцену, не появлялась перед питерской публикой. Конечно же, всем было интересно, что сейчас представляет собой кинозвезда, как она чувствует себя в рамках театрального проекта.
Впечатлениями о поездке с нами поделились главный режиссер «Колеса» Анатолий Морозов и исполнитель главной роли Виктор Дмитриев.
Морозов: Петербургская публика отличается от любой другой публики – она холодная, чопорная, немножко присматривающаяся, такая может и уйти со спектакля. Естественно, начало и того, и другого спектакля было немножко настораживающим, но потом – чем дальше, тем больше – пошла реакция публики, затем эта реакция вообще стала ко второму действию удивительной, непонятной, актерам просто не давали говорить текст, реплики прерывались хохотом, аплодисментами. Спектакль закончился совершенным триумфом. Такой яркой реакции я не припомню, даже когда мы смотрели другие спектакли в Петербурге. Актеров не отпускали минут пятнадцать после того, как уже закончилась музыка, а зрительный зал все стоял, аплодировал, вызывал и просто бисировал, кричал и орал – успех был просто феноменальный. Можно было подумать, что это успех звезды, Самохина очень достойно существует в нашем театре, в нашем спектакле, но в Питере большой интерес, уважение, восхищение имели и наши актеры – в частности, Виктор Дмитриев, исполнитель роли Наполеона, просто произвел фурор. Там было много публики из разных театров, и все говорили о неожиданном, интересном, человечном, каком-то больном, очень глубоком и добром решении образа Наполеона. Очень понравилась работа Евгения Князева, Андрея Амшинского, и небольшие роли, сыгранные в спектакле – и Алексея Солодянкина, и яркие эпизоды с Валерием Логутенко.
Дмитриев: После спектакля я задал Самохиной вопрос: «Аня, ну что?» Она: «Ой, Виктор Васильевич, вы знаете, решалось это трудно, но, честно говоря, я так себя хвалю за то, что я все-таки решилась на такой поступок. Я надеюсь, что мы осенью встретимся и снова будем вместе, будем играть!»
Морозов: Вот видите, она вам сказала то, что мне не сказала. Напрямую я ее не спрашивал, но то, что у нее осталось ощущение какого-то праздника и, что мне очень приятно, не было ощущения: вот она «звезда», а тут вроде как бы кордебалет. Нет, они были все на равных, в каких-то сценах брала на себя инициативу она, какие-то сцены брал на себя Дмитриев, какие-то сцены Князев. Ансамбль состоял из того, что каждый имел свою тему, свою четко прописанную, пропетую мелодию в этом оркестре. Обычно такого успеха в жизни актеров или режиссеров не так много. Если выезжаешь в Москву или в Питер, когда смотрят очень придирчиво, иметь такой успех – это дорогого стоит, и я хотел бы, чтобы это впечатление осталось в душе.
Корр.: По воле режиссера у Наполеона получилось две Жозефины. Какие были сложности и нюансы, тонкости работы с разными актрисами?
Дмитриев: Честно могу признаться, было тяжеловато. Материал объемный, роль свыше 60 страниц текста. И у Самохиной, и у Ольги Самарцевой – разный подход к роли, разные мизансцены, на первых репетициях приходилось непросто. Но обе актрисы – прекраснейшие Жозефины, мне с ними было очень легко. И тяжело было. В конце концов мы нашли общий язык. Одна Жозефина на первых порах на репетициях была более мощной и подготовленной – я имею в виду Самарцеву, которая на лету схватывала все, что говорил Анатолий Афанасьевич и что просил я. А Аню на первых репетициях я отводил в сторонку, какое-то у меня неудобство было с ней как с партнером, и я ей подсказывал по той или иной мизансцене некие детали. Поэтому, конечно, с Олей вначале мне было гораздо уютней на репетициях. Ау Ани – у нее был какой-то протест, она все видела по-другому, потому что она не слышала еще первое время Анатолия Афанасьевича. Может, она слышала, но не понимала, не принимала его так точно.
Морозов: Они не являются тенью одна другой, они не являются дублерами, потому что каждая из них очень индивидуально решает свой образ: зритель видит, казалось бы, два разных спектакля, но с одной эмоциональной направленностью. Для меня реализовалось мое ощущение того театра, каким я его чувствую. Я рад, что здесь те актеры, которые веруют в это. В каждом оркестре должны быть те инструменты, по которым ориентируются. В принципе, такими «первыми скрипками» являются несколько человек. Среди них, конечно, и Виктор Дмитриев, и Ольга Самарцева – то есть те люди, которые определяют уровень театра. Еще совсем недавно многие думали, что театр умрет. Но театр не умирает, театр живет. И то, что мы утвердили «Колесо» и город Тольятти на питерской сцене дважды в этом полугодии – лично я, как режиссер, этим горжусь.
ТО №82 (987) 08.05.2004
Послевкусие конфликта
Не так давно на страницах газеты рассказывалось о неприятном конфликте, случившемся в театре «Колесо»: директор театра Владимир Ястребов причинил физический ущерб заведующему постановочной частью «Колеса» ОлегуДядюченко. Вслед за публикацией материала в адрес редакции поступило письмо за подписью завлита театра Ирины Портновой, которое мы приводим с некоторыми сокращениями.
«Я присутствовала и на встрече творческого совета с директором департамента культуры Владимиром Колосовым (по поводу этого конфликта), на заседании комиссии по этому делу, которую посетила добрая половина коллектива, и на собрании трудового коллектива театра. То есть знаю эту историю изначально и имею достаточно объективную картину происшедшего.
3 апреля шел спектакль «Жозефина и Наполеон» с участием Анны Самохиной. Все присутствовавшие на спектакле занимались своим делом: зрители смотрели спектакль, актеры играли, цеха работали. Однако за кулисами успели заметить, что изредка появляющийся здесь директор изрядно навеселе. Отметим, что все это было задолго до фуршета, который состоялся после спектакля и на который все остальные работники театра, в том числе и Олег Дядюченко, в отличие от Ястребова, пришли трезвыми. С чего начался непосредственно конфликт – никто точно сказать не может. Вроде бы Ястребов высказал сквозь зубы свое недовольство «театральной шушерой» (чему лично я, зная чванство и хамство В. Ястребова, охотно верю), а Дядюченко, услышав это, соответственно ответил. Конфликт сразу пресек Анатолий Морозов, главный режиссер театра, и все вроде бы успокоилось.
Однако когда через какое-то время Дядюченко, окруженный дамами, вышел покурить на площадку лестницы, вслед за ним выскочил Ястребов, и «прения сторон» возобновились. Увидев, что дело плохо и что мужчины начинают махать руками, зам. директора Л. Н. Никонова побежала звать на помощь. Прибежала второй зам. директора А. А. Алкеева, и общими усилиями мужчин удалось развести. Но в момент, когда все вроде бы успокоилось и Дядюченко стал уходить вверх по лестнице, Ястребов бросился на него со стены и, схватив за пояс и за шиворот, бросил с верху лестницы головой в стену. Сейчас Ястребов все это преподносит как случайность: мол, Дядюченко оступился и свидетелей этому не было. А я, бедняга, защищался. Только на «защищающемся» Ястребове наутро не было ни царапиНЫ, а О. Б. Дядюченко по сию пору находится на больничном, и чем все это кончится – неизвестно.
На собрании трудового коллектива, на котором присутствовало более ста человек, людьми было высказано все, что они думают о «руководстве» Ястребова. Заместитель мэра Надежда Хитун была в ужасе от того, что услышала, и просила коллектив простить ее за то, что подобный человек вошел в театр. Добиваясь этой должности, В. Я. Ястребов обещал и руководству, и коллективу театра, что он будет рьяно исполнять свои обязанности: искать спонсоров, заниматься ремонтом здания и техническими вопросами (что и входит в сферу его компетенции).
За пять месяцев руководства В. Я. Ястребов не сделал для театра ничего, кроме того что уменьшил на треть зарплаты всех работников театра (кроме своей, естественно) и создал себе среду обитания: поменял мебель в кабинете, установил видеомонитор, свозил жену в Петербург (на гастроли театра) и себя, любимого, во Францию (на деньги, выданные под театр).
О таких мелочах, как шины для личной машины, кофе, минералка и бесплатный обед в театральной столовой (за который все остальные платят наличными), и говорить не стоит. Ястребов считал, что все это почему-то должно быть оплачено театром. Видимо, за радость встречи с ним.
Чванство, хамство, ложь, патологическая жадность, лень – вот и все «достоинства» нового руководителя, о которых говорилось на собрании коллектива. Дикий, неслыханной формы конфликт лишь вынес на поверхность то, что, может быть, при другом стечении обстоятельств долго тлело бы внутри, но рано или поздно кончилось бы драматически.
Городу Тольятти и театру «Колесо» крупно повезло дважды. Первый раз – когда волею судьбы здесь появился Г. Б. Дроздов, имя которого теперь носит театр. И второй раз, когда в пору разброда и шатания (после смерти Дроздова), в пору, когда казалось, что уже ничего хорошего быть не может, удалось убедить А. А. Морозова возглавить театр. Если бы не он, может быть, и театра сейчас уже не было бы. А театр есть! Есть спектакли, на которые люди пытаются достать билеты, есть гастроли в Петербурге, есть победы на конкурсе в СТД, есть участие в фестивалях. Есть работа! Настоящая, полнокровная театральная жизнь! Только упаси нас Бог от еще одного Ястребова, а заодно и от людей, которые берутся «с налету» рассуждать о том, что требует долгого и терпеливого разбора. Газета «Тольяттинское обозрение» всю жизнь боролась со всякой подлостью, и призывы наподобие «и тот виноват, и другой виноват» выглядят по меньшей мере странно. Искалечили тебя, оболгали, обокрали – сам виноват! Очень удобная позиция, особенно для заказного материала.
Но у меня и у подавляющего большинства коллектива театра «Колесо» позиция другая. Настоятельно прошу довести ее до сведения ваших читателей (и наших зрителей тоже) – они имеют право знать правду.
Зав. лит. частью театра «Колесо» И. М. Портнова».
Как нам стало известно, в ближайшее время Владимир Ястребов приступит к своим новым обязанностям: специально для него в Тольяттинской филармонии создали должность заместителя директора по перспективному развитию. Во всяком случае, по утверждению директора филармонии Урала Шарипова, Ястребов сам изъявил желание работать именно на этом месте. В недавней беседе Владимир Яковлевич сетовал, что многие после происшедшего отвернулись от него, но настоящие друзья протянули руку помощи. Урал Шарипов прокомментировал ситуацию следующим образом: «Человек должен где-то работать. Это естественно. На страницах СМИ уже и так достаточно расписали эту историю. Зачем к ней возвращаться? Для того чтобы написать: „Вот, теперь он устроился туда-то“? Ладно, пишите и поставьте на этом жирную точку».
Естественно, и театру «Колесо», и самому Ястребову хочется скорее забыть обо всем происшедшем, но, как говаривал совсем по другому поводу Анатолий Морозов: «Послевкусие осталось».
ТО №84 (989) 13.05.2004
Новые обороты «Колеса»
Собрание, посвященное перспективам развития театра «Колесо», на котором присутствовали наиболее значимые представители власти и бизнес-структур города, приняло решение о создании попечительского совета при театре.
На собрании обсуждалось, как разнообразить и сделать более интенсивной деятельность «Колеса»: чтобы театр стал духовным и эстетическим центром города, он для начала должен иметь более презентабельный эстетический вид. Помимо этого, попечительский совет создается для того, чтобы была возможность приглашать для участия в различных проектах известных режиссеров и актеров, укрепить и доукомплектовать труппу а также не утратить задуманные еще Глебом Дроздовым фестивали.
Без каких бы то ни было возражений председателем попечительского совета был избран председатель совета директоров ВАЗа Владимир Каданников, его заместителем – председатель правления НТБ Виталий Вавилин. Уже вчера главный дизайнер ВАЗа Михаил Демидовцев совершил обход здания театра, чтобы наметить предстоящий фронт работ. Как сказал главный режиссер «Колеса» Анатолий Морозов: «Начинается новый этап и новая жизнь театра».
ТО №97 (1002) 01.06.2004
Мой герой – порядочная сволочь
Недавние студенты одного из курсов театрального факультета решили отметить пятилетие своего выпуска: 27 июня в 18.00 на малой сцене театра «Колесо» зрители смогут увидеть спектакль «Мурлин Мурло», который еще совсем недавно стоял в репертуаре театра.
В 1999 году состоялся второй выпуск в истории «Колеса» – всего шесть человек. Сейчас из выпуска в театре работают Андрей Амшинский и Елена Родионова. Александр Иванов трудится в Москве, а Светлана Саягова – в Санкт-Петербурге. Евгений и Константин Ежковы в данный момент отошли от актерской профессии. О спектакле и своих однокурсниках рассказывает актер театра «Колесо» Андрей Амшинский.
С чистого листа
Амшинский: Я девять лет проработал в театре «Секрет», откуда по не зависящим от меня обстоятельствам пришлось уйти. Целый год я занимался всякой работой, в конце концов в 1996 году в октябре я просто стал работать монтировщиком в театре «Колесо». Я посмотрел спектакль, не помню точно – то ли «Плутни Скапена», то ли «Ночь ошибок» – знаю, что комедия с Касиловым в главной роли, и я просто спросил: не нужны монтировщики? Еще будучи в «Секрете», я всегда старался попадать на спектакли театра «Колесо», и как бы ни говорили, что… актеры плохие, хорошие ли там, я всегда говорил: там играют актеры, которые получили образование, они профессионалы и не нам их судить. Плохо ли они играют или хорошо – все равно надо у них учиться. Если плохо – надо учиться тому, как не надо играть, если хорошо – значит, надо учиться тому, как надо играть, как лучше работать, вот и все. И я первый месяц стоял за кулисами, смотрел на репетиции, на спектакли, смотрел, как играет Наталья Дроздова, как играет Князев, как играет Дмитриев, как репетирует Дроздов. Для меня это было просто недостижимо, я даже не думал, что поступлю учиться, потому что мне было почти тридцать лет, я уже был, в принципе, старик, и возрастной ценз для поступления уже закончился как для актера. Но впоследствии так получилось, что я работал монтировщиком, учился и даже подрабатывал на сцене, участвовал в спектаклях, выходил в массовках. Я понял одно: когда начинаешь учиться профессии, нужно просто забыть то, что было раньше, начинать с нуля, с чистого листа. Я был самым старшим на курсе, Ломоносов такой. Были какие-то этюды по мастерству актера, какие-то отрывки – мне почему-то всегда доставалось играть возрастные роли, ребята просили кого-нибудь сыграть – папу, дедушку, дядечку какого-нибудь. Не удалось мне выйти в герои-любовники, да я, собственно, и не переживаю.
Реквизитный коньяк
Корр.: Какие моменты больше всего запомнились со времен учебы?
Амшинский: Когда я начал учиться, я еще выпивал. Сейчас я не пью долгое время, более шести лет – наверное, благодаря Глебу Борисовичу Дроздову. И у меня был первый мой отрывок по мастерству актера, мы играли рассказ «Дипломат» по Чехову, по мизансцене мой герой должен был наливать герою Саши Иванова коньячок из фляжечки. Ну, естественно, там обычно делали чай – все, как положено. А Саша, он малопьющий молодой человек был, некурящий. Ну и я налил настоящего коньяка во фляжку и предупредил перед отрывком: «Саша, у меня будет настоящий коньяк». – «Да ладно! Че ты, шутишь?!» Когда налил, подносит, выпивает – точно, коньяк! Ну, я его как бы расколол, решил пошутить, он взял себя в руки, пришлось выпить. Из педагогов, в принципе, никто и не знал об этом. Это потом уже сказали, когда закончили учиться: «Вот, у нас такое было». Мы, во всяком случае, тогда немножко успокоились, потому что коньяк пошел на пользу, а то был мандраж какой-то, отрывок пошел, и вроде так развеселились и сделали все как положено. Саша Иванов и Елена Родионова закончили курс с красным дипломом. Хотели и меня вытянуть на красный диплом, но у меня было немного троечек. Ну, это так, не по основным предметам. Братья Ежковы, Женька с Костей – близнецы. Все четыре года путал их постоянно. Наталья Степановна Дроздова, все время перед тем как подойти спросить что-нибудь, интересовалась: «Ты Костик или Женя?» – «Женя». – «Так вот, послушай, Женя…» Были разные моменты. Например, когда играли «Снежную королеву», сделали так, что в сказке два министра – эффект появления с разных сторон. Женька вроде как исчезает в одной стороне и вдруг появляется с другой – моментально, тут же. Ну, интересно было. Спектакль «Мурлин Мурло» вышел из студенческого отрывка, который мы делали по мастерству актера. Света Саягова и Елена Родионова сделали маленький отрывочек, потом из этого отрывка мы сделали курсовую работу. Там уже участвовал я, участвовал Женя Ежков, и уже из этого Глеб Борисович решил делать спектакль. Когда мы сдавали курсовой, случился небольшой казус: мы играем, Лена Родионова складывает диван, который стоял на сцене, и он оказывается спинкой к зрителю, то есть стоит совсем наоборот. А я не вижу, что это произошло, и слышу, что в зале начинается какой-то истерический смех. Поворачиваю голову и понимаю, что все – можно отрывок заканчивать. Мне пришлось во время своего монолога этот диван ставить как надо: я вспомнил, что был монтировщиком, и начал прямо по ходу действия все это переставлять. Ничего, все было нормально, многим в зале даже было смешно. Саша Иванов ввелся уже после того, как Женя Ежков ушел из театра. Вообще, инициатива сыграть «Мурлин Мурло» 27-го числа – это Сашина идея: вспомнить студенческие годы, показать спектакль, пусть один раз, но просто покайфовать. Это был один из наших любимейших спектаклей – самый первый, дипломный…
Любимые роли и спектакли
Корр.: Некоторые поклонники ходили на спектакль по восемь-десять раз. Чем же он был примечателен, что пользовался таким успехом?
Амшинский: Это была визитная карточка нашего курса, так же как спектакль «Плутни Скапена» был визитной карточкой курса Касилова. Пьесу написал Николай Коляда, все считают его «чернушным» драматургом: там и мат-перемат, и все у нас кажется плохим, если читаешь пьесу первый раз. Если вчитываться, если вдумываться во все это, то возникает другая картина. И когда мы ставили этот спектакль, решили не углубляться в эту чернуху. Глеб Дроздов сразу определил: нужно все равно говорить о светлом, о жизненно важном, о добре, о любви. Пусть даже мой герой – он, по идее, сволочь хорошая: пьяница, мордует свою беременную жену почем зря, бьет любовницу Мурлин Мурло, мордует ее квартиранта. И в противовес ему – интеллигентный молодой человек, герой Саши Иванова, который говорит о светлом будущем, о добре, о надежде, о любви, что все будет хорошо, все будет замечательно. Но когда жизнь его ломает, то он оказывается большим подлецом, чем мой герой, который, каким бы ни был плохим, любит по-своему, и он остается, он рядом, и все равно он признается в любви Мурлин Мурло. И вроде бы безнадежная у него жизнь, а все равно какая-то светлая, щемящая нота надежды присутствует. Когда мы играли – мы всегда любили этот спектакль. Есть любимые спектакли, есть нелюбимые спектакли. Есть любимые роли, есть нелюбимые роли. От этого никуда не денешься: «Мурлин Мурло» – один из моих любимейших спектаклей. Конечно, мы играем спектакли, которые нам не нравятся, но это моя работа, это моя обязанность, и зритель в этом не виноват. В случае с «Мурлинкой» – я не знаю почему – зритель шел, зритель хотел смотреть. Вроде бы и слез много, вроде бы и ругани много, и драк много. На гастролях в Америке мы сделали этот спектакль совместно с американскими актерами. Нам говорили, что американцы не поймут этого спектакля, что наша жизнь им неинтересна. Но они подходили и говорили действительно со слезами на глазах: «Ребята, все это у нас есть, мы точно так же живем». Человеческие чувства и отношения – они везде одинаковы: есть предательство, есть любовь, есть безнадега, есть желание, есть страсть, только подходит к этому каждый по-разному.
Однажды после спектакля к Амшинскому подошла какая-то женщина. Наверное, поклонница за автографом, подумал Андрей. «Скажите, а вас за эту роль никогда не били? Вы такой подлец в „Мурлин Мурло“, что хочется набить вам морду!» Амшинский был счастлив: правда жизни и условность сцены причудливо смешались воедино – а значит, роль удалась!
ТО №112 (1017) 24.06.2004
Жизнь с человеческим мурлом
Спектакль по пьесе Николая Коляды Мурлин Мурло» актеры приурочили кпятилетию выпуска студии театра «Колесо» и посвятили памяти своего педагога и режиссера Глеба Дроздова.
Отрывок из этого спектакля на 2-м курсе поставил с ребятами Игорь Касилов, потом Глеб и Наталья Дроздовы в качестве педагогической работы сделали первый акт, наконец, 7 декабря 1997 года состоялась премьера спектакля. Несмотря на то что «Мурлин Мурло» был показан более 50 раз, полтора года назад он прекратил свое существование: часть актеров разъехались по другим городам и театрам, и с другим составом показалось нецелесообразным восстанавливать эту постановку.
Педагоги курса, Наталья Дроздова и Валерий Логутенко, перед началом спектакля сказали несколько теплых слов в адрес своих бывших учеников, а затем попросили помянуть их главного учителя, основателя театра Глеба Дроздова – но не минутой молчания, а как принято у артистов, аплодисментами.
Зрители на спектакль съехались из Самары, Москвы, Жигулевска и даже Югославии – актеры или друзья актеров, околотеатральная публика. Определенную самоотверженность проявили как те, кто был в тот вечер на сцене, так и те, кто находился в зрительном зале: июньская жара выжимала из людей все соки, программки спектакля мелькали по всему залу, заменяя страждущим веера. О чем же была эта давняя история, рассказанная пристрастному зрителю в душный вечер?
В ожидании землетрясения