Приговоренная замуж

Они сидят на скамеечке огромного баркаса, до половины вытащенного на берег. Высокие борта надежно укрывают их от постороннего взгляда.

– А мы его в школе не проходили, – неуверенно отвечает Нелли.

– Ха-ха-ха! – громко хохочет блондин Жорка. – Ой, ты меня уморила! Не могу, держите меня, граждане, она в школе Есенина не проходила… Да ты послушай сюда. – Жорка хмурится и медленно, нараспев читает:

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Он читает, полуприкрыв глаза, и волшебная, колдовская сила стихов покоряет Нелли, в первый раз услышавшую такие откровенные, такие смелые стихи.

Много женщин меня любило,

Да и сам я любил не одну,

Не с того ли шальная сила

Потянула меня к вину…

Нет, это просто так невозможно слушать! Тайная грусть, восторг и уже печаль по чему-то несбыточному, недоступному ей сейчас, переполняют Нелли…

– Ты эти стихи хотела в школе услышать? Как бы не так! Да и это еще что. Ты вот послушай:

Ну целуй меня, целуй,

Хоть до боли, хоть до крови…

Не в ладу с холодной волей

Кипяток горячих струй.

Опрокинутая кружка

Средь веселья не для нас.

Пей и пой, моя подружка –

На земле живут лишь раз!

Жорка обнимает и крепко сжимает ее плечи.

– Ну, целуй же! – он опрокидывает ее себе на колени и подставляет горячие губы. – Целуй, Малышка!

Медленно, все еще робко, она целует его, неумело сжимая рот. Жорка не выдерживает и впивается в ее полненькие, тугие губы жадным и бесконечно долгим поцелуем… У Нелли начинает кружиться голова, она чувствует, как вжимаются его губы в ее рот, и вот уже он скользнул зубами по ее зубам, что-то такое с ней происходит, и она мелко, как в ознобе, начинает дрожать, и уже сама делает встречное движение губами, испытывая страстное желание втиснуться в этого проклятого Жорку, раствориться в нем, умереть вместе с ним… Тело ее пустеет, приподнимается над землей, она понимает, что сейчас улетит в небеса и будет бездыханно парить там среди нестерпимо белых облаков, которые ласково и нежно примут ее к себе, и они вместе помчатся над землей – все быстрее, быстрее и быстрее… Но все-таки что-то удерживает ее, не пускает туда, в заоблачные выси, она болезненно ощущает, как держит ее земля, как не хватает ей какой-то малости, чтобы разорвать невидимые оковы, преодолеть непосильную власть…

Жорка отрывается, чтобы перевести дыхание, и в это мгновение она неожиданно обнаруживает, что он уже почти лежит на ней, что платье у нее заголено, а трусики приспущены… Неимоверный страх и стыд парализуют Нелли. Теперь она слышит его правую руку в самом неожиданном месте, окончательно трезвеет и, собрав все свои силы, с неистовством и гневом отшвыривает Жорку.

– Дурак! – почти в истерике кричит она, торопливо, неумело поправляя одежду. – Дурак! Дурак!..

Жорка сидит на дне баркаса и улыбается, бесстыже разглядывая ее. Она бросается на него, и с яростью принимается колотить куда попало, и трудно понять, чего больше она вкладывает сейчас в эти удары – страсти или зла…

– Как тебе не стыдно? – наивно спрашивает Нелли и с новой силой набрасывается на него.

– Я же пошутил! – отбиваясь, кричит Жорка. – Малыш, я только пошутил! Больше не буду, честное комсомольское… Чтоб мне на рее висеть – больше не буду-у…

И он, и она прекрасно знают, что будет…

Неяркое осеннее солнце улыбчиво и снисходительно смотрит на них, с усилием вкатывая самое себя на вершину далекого гольца, с которого видно так далеко окрест, что и край земли уже кажется не за горами…

В отдельный номер поселить Земляникину не удалось (шла районная партконференция), и Юра Трутнев откровенно загрустил. Он столько надежд связывал с этим мероприятием, а довольствоваться пришлось лишь вороватым поцелуем в коридоре гостиницы.

В номере уже жили две женщины. На Нелли, вошедшую в сопровождении Трутнева, они посмотрели враждебно, тоже явно недовольные посторонним человеком в их устоявшемся сообществе. Кто они – шут его знает… Вполне могут оказаться партактивистками: сегодня они в глубинке, на предприятиях, а завтра – здравствуйте вам: в кабинете заведующего отделом пропаганды райкома партии, а то и выше – в кресле третьего секретаря. За три года Юрик эту механику хорошо изучил и рисковать не стал. Он подкинул парттётенькам по комплименту, помог передвинуть стол, подсказал посмотреть в кинотеатре новый французский фильм с Бельмондо в главной роли (любимца таких вот пышненьких дам), и тетеньки оттаяли. К Нелли он обращался подчеркнуто официально и порадовался, когда она с первых же слов верно поняла и подхватила его игру. Он не прозевал тот момент, когда игру надо было заканчивать, и тоном переутомленного заботами человека сказал Нелли:

– Через час мы ждем вас в райкоме… Отметите командировку, ознакомитесь с планом семинара и мероприятиями. А пока устраивайтесь и отдыхайте…

Нелли понимала, какая неистовая буря кипит в душе Трутнева, каким благородным негодованием переполнен он сейчас и, взглянув на бодро уходящего Юрика, не сдержала улыбку.

– Большое спасибо за все, – вежливо поблагодарила она, а глазами, всем своим видом как бы сказала: «Бе-едный, бедный Юрик, как мне тебя жаль! Но что поделаешь – обстоятельства оказались сильнее желания инструктора райкома комсомола».

«О прекрасная, – ответил ей взглядом Юрик, – это только отсрочка… И тем торжественнее, тем прекраснее будет у нас финиш! Он уже близок…»

– Какой милый молодой человек, – сказала одна из полных женщин с золотыми зубами.

– Удивительно обходительный для наших мест, – сказала вторая полная женщина, но без золотых зубов.

– Он что, в райкоме комсомола работает?

– Да, – ответила Нелли.

– Интересно, интересно… А как его фамилия, не подскажете?

Конечно, это было бесцеремонно, но в соперницы дамочки никак не годились, и Нелли беспечно ответила:

– Трутнев… Юрий Матвеевич Трутнев…

– Как! – ахнула женщина с золотыми зубами. – Трутнев? Лиза, а не тот ли это Трутнев?..

– Если он в райкоме комсомола работает – значит тот, – ответила женщина без золотых зубов.

– Ах вот оно что! Ах вот он какой… Не случайно бедная Нина Петровна из-за него голову потеряла.

– И работу…

– И чуть было без семьи не осталась… А с него, значит, как с гуся вода? Видимо, есть кому защищать.