Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)
Вячеслав Георгиевич Зарубин

Проект «Украина»
Эта книга посвящена событиям гражданской войны в Крыму. Используя архивные данные, воспоминания, многочисленную литературу, автор постарался нарисовать общую картину жизни полуострова тех лет. Особое внимание уделяется характеристике деятельности различных государственных образований, сменявших друг друга на протяжении короткого отрезка времени – Социалистической Советской Республики Тавриды, первого и второго Крымских краевых правительств, Крымской Социалистической Советской Республики, правительства Юга России, – а также непростым межнациональным отношениям в многоэтничном регионе. В книге нет мифов и домыслов, автор максимально объективно освещает историю Крыма в 1917–1921 гг., не замалчивая ее неприглядные моменты.

Вячеслав Зарубин

Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

Памяти моего брата Александра посвящаю

Предисловие

В 1997 году совместно с кандидатом исторических наук Александром Зарубиным нам удалось реализовать задуманный к 75-летию окончания гражданской войны в Крыму проект – выпустить в издательстве «Таврия» работу по ее истории, написанную на основе архивных материалов, периодики, мемуаров, многочисленной литературы

. К сожалению, значительная часть полуторатысячного тиража этой книги погибла при пожаре, случившемся в октябре 2000 года в здании Крымского республиканского краеведческого музея. Правда, текст этого издания был размещен в Интернете, что позволило ознакомиться с ним значительному числу читателей, равно как и дать возможность многочисленной орде плагиаторов Крыма, Украины и России безбожно переписывать под своими фамилиями немалые из него части.

За более чем десятилетний срок, прошедший после выхода этой книги, в научный оборот было введено немало источников, опубликовано значительное количество литературы по данной проблематике. Все это вызывало настоятельную необходимость переиздания нашей работы с существенными дополнениями и исправлениями. Отдельные ее разделы в 2005–2007 годах печатались в журнале «Историческое наследие Крыма» (Симферополь).

В 2008 году в издательстве «АнтиквА» тиражом в 800 экземпляров вышло второе – существенно исправленное и дополненное издание нашей книги, по объему превышающее первое более чем в два раза

. К сожалению, мой старший брат, идейный вдохновитель и ведущий соавтор, не дожил до этого дня. Он скончался в Кемерово 15 декабря 2003 года.

Настоящая работа, посвященная той же теме, несколько отличается от предыдущих. Значительно меньше стало сносок, теоретических выкладок, исправлены неизбежные погрешности и неточности, исключены некоторые пассажи, не касающиеся напрямую событий на полуострове.

Данная книга рассчитана на более широкий круг читателей, ее цель – дать цельное представление о событиях 1917–1921 годов в Крыму.

Автор выражает особую признательность сотрудникам Государственного архива Автономной Республики Крым (ГААРК), библиотеки Центрального музея Тавриды «Таврика» им. А. Х. Стевена и отделу фондов этого музея, Республиканской универсальной научной библиотеке им. И. Я. Франко (Симферополь), Института культуры и истории немцев Северо-Восточной Европы (Люнебург/Геттинген, Германия), издательства «Фолио», а также персонально А. Айсфельду (Геттинген, Германия), |И. В. Ачкинази| (Симферополь), Р. Н. Белоглазову (Симферополь – Киев), Т. Б. Быковой (Киев), М. В. Владимирскому (Москва), Д. Вежхосю (Варшава, Польша), С. А. Гвоздеву (Ярославль), А. Г. Герцену, Г. Н. Гржибовской, Л. В. Гурбовой, В. Н. Гурковичу, Л. М. Демидовой, протоиерею Н. Н. Доненко (Симферополь), А. В. Ефимову (Севастополь – Москва), С. А. Ефимову, Д. В. Журавлеву, А. А. Зарубиной (Симферополь), В. И. Кефели (Слиппери-Рок, США), С. В. Карпенко (Москва), М. Б. Кизилову (Симферополь – Тюбинген, Германия), В. В. Корнилову (Харьков), В. И. Королеву (Симферополь), С. В. Корновенко (Черкассы), Л. П. Кравцовой (Симферополь), В. В. Крестьянникову (Севастополь), Н. Н. Колесниковой (Симферополь), |В. П. Купченко| (Санкт-Петербург), Х. Кырымлы (Анкара, Турция), Я. В. Леонтьеву (Москва), Е. В. Мажаровой, Ю. М. Могаричеву, А. В. Мальгину (Симферополь), |С. Л. Новикову| (Ялта), В. Н. Прокопенкову (Севастополь), Д. А. Прохорову (Симферополь), С. С. Секиринскому (Москва), Д. В. Соколову, Н. М. Терещук (Севастополь), В. П. Федюку (Ярославль), С. Б. Филимонову, B. В. Харабуге, Л. Н. Храпуновой (Симферополь), В. П. Хрулевой (Санкт-Петербург), С. В. Ченныку (Симферополь), C. М. Червонной (Москва), Е. Н. Шурановой (Кемерово) и многим другим, без которых эта книга не увидела бы свет.

Глава I

От Марта к Октябрю

Таврическая губерния складывалась из двух частей: Северной Таврии (Днепровский, Мелитопольский и Бердянский уезды), населенной преимущественно украинцами, и многонационального, многоконфессионального Крыма (Симферопольский, Ялтинский, Феодосийский, Евпаторийский, Перекопский уезды). Статус градоначальств имели Керчь-Еникале и Севастополь – база Черноморского флота.

Территория губернии, по переписи населения 1897 года, составляла 53 053 кв. верст, население – 1 551 058 человек, из них городское – 282 654 человека, плотность населения – 27,2 человека на кв. версту (для сравнения соседние и географически близкие губернии и др. единицы: Екатеринославская (соответственно) 2 112 651; городское – 253 993; плотность – 37,9; Херсонская – 2 732 832; 795 377; 43,2)

. В 1917 году плотность увеличилась до 36 человек

.

В общей численности населения полуострова (по данным 1917 года) – 808 903 человека – русские и украинцы составляли 49,4 % (399 785 тысяч), крымские татары и турки – 26,8 % (216 968), евреи, включая крымчаков, – 8,4 % (68 159), немцы – 5,1 % (41 374), далее – греки, армяне, болгары, караимы и прочие, всего – 34 национальности

. С марта 1917 года в Крым возвращаются сосланные царским правительством в отдаленные губернии крымские татары – подданные воюющей с Россией Турции.

Прекрасный климат благоприятствовал развитию сельского хозяйства – основной отрасли крымской экономики – и связанных с ним перерабатывающих предприятий. Крестьянских хозяйств, по переписи 1917 года, насчитывалось 69 625 (64 945), 40 % из которых были безземельными. Лучше всего землей были обеспечены немецкие колонисты: безземельных практически нет. Хуже всех татары (многие из которых потеряли участки из-за отсутствия на них документов) – 65 % безземельных

, затем русские.

77,8 % крестьян были малоземельными (с наделами 10 и менее десятин). Земли сосредоточивались в руках крупных владельцев: имеющим участки свыше 100 десятин (11,5 % хозяйств) принадлежало почти 90 % всей земли. Это способствовало широкому распространению аренды. Малоземельные как брали участки в аренду, так и сдавали их, уходя на заработки. Крепкие крестьяне прибегали к аренде с целью заработать и прикупить еще земли. Ежегодно в аренду сдавались свыше 25 тысяч десятин, из них большая часть – на условиях скопщины. Скопщики селились на владельческой земле и обязаны были отдавать собственнику десятую часть урожая (отсюда название «десятинщики»). Чем дальше, тем больше скопщина превращалась в самую настоящую обдираловку: добавлялись разные штрафы, отработки, отдавать же в качестве платы за землю в ряде случаев уже приходилось до половины урожая. Это усиливало и так высокую в Крыму степень социального расслоения на селе, что создавало почву для конфликтов.

Землеустроительная деятельность по реформе П. А. Столыпина в Таврической губернии в основном закончилась к 1914 году. Всего со времени издания закона 9 января 1906 года по 1 января 1915 года[1 - Даты до 1 февраля 1918 года указаны по старому стилю.] в частную собственность было продано 19 293 десятины 1 192 домохозяевам, так что в 1917 году частновладельческих хозяйств насчитывалось 4810. Им принадлежало, согласно различным данным, от трети до половины всей земли (данные по С. А. Усову и П. Н. Надинскому).

Немалую площадь занимали казенные и удельные владения, а также вакуфные (вакуф – в мусульманском праве имущество, переданное государством или частным лицом на религиозные или благотворительна цели) земли. Впрочем, они со второй половины XIX века активно прибирались к рукам частными владельцами и казной. Последнее осуществлялось так называемой вакуфной комиссией, созданной в 1885 году. И если ко времени присоединения Крыма к Российской империи насчитывалось около 300 тысяч десятин вакуфных земель, то в 1918 году их осталось только 83 тысячи

.

Итак, в горах и предгорных районах полуострова преобладала крымско-татарская беднота, в центральной части – русские и украинские крестьяне-середняки, а ближе к северу – немецкие колонии, державшиеся на наемном труде и уже переходившие к интенсивному земледелию. Разница в средних размерах частного владения составляла: 15 десятин (Ялтинский уезд) – 1 000 (Перекопский и Евпаторийский)

.

К концу XIX века ведущую роль стало играть быстро растущее товарное производство зерна, вытесняя овцеводство и опережая по темпам развития такие традиционные отрасли, как виноградарство и садоводство. В 1913 году злаковыми было занято 664 074 десятин. Хлеб был главной статьей крымского экспорта. Перед войной через Феодосийский и Керченский порты ежегодно вывозилось 10–30 миллионов пудов зерна и муки.

За полтора с небольшим десятилетия увеличилась в два с лишним раза и составила в 1917 году 12 713 десятин площадь под садами. Практически весь урожай крымских садов поступал в распоряжение «москвичей», крупных купцов-фруктовщиков из столицы и других больших городов. Широкой популярностью пользовалась продукция симферопольских консервных фабрик – товариществ «Эйнем», А. И. Абрикосова, братьев Шишман, П. А. Коркунова. Что касается вина (а его в 1914 году было произведено 439 986 ведер), то заметный удар по экономике Крыма нанесло Временное правительство, запретив виноделие в марте 1917 года.

В годы войны расширяются площади под табаком (с 2155 десятин в 1914-м до 3204 в 1917 году)

. Папиросами в большом количестве снабжалась действующая армия. Высокая доходность табаководства и колоссальная арендная плата побуждали хозяев выжимать все соки из девушек-работниц, среди которых были и 10—13-летние девочки. Рабочий день в разгар сезона доходил нередко до 18–20 часов. Тяжесть труда батрачек и их беззащитность перед произволом хозяев стали общим популярным сюжетом в литературных произведениях того времени.

В эти годы функционировали 9 крупных заводов и фабрик с числом рабочих свыше 500 и 36 предприятий с персоналом в 100 и более человек. Так называемые «мастерские военного порта» Севастополя – морской, машиностроительный и электротехнический заводы – насчитывали 7000 рабочих, Керченский металлургический, к началу 1917 года, – 2215

. Крупным предприятием был Феодосийский коммерческий порт. Война обогатила экономику полуострова еще одной отраслью – самолетостроением (завод А. А. Анатра в Симферополе, 700 рабочих; аэропланные мастерские (1-й Крымский завод аэропланов) В. Ф. Адаменко в Карасубазаре (ныне Белогорск). В Крыму значительная часть фабрично-заводского пролетариата была занята на кирпичных, пищевых и прочих фабричках с 11–12 работниками, которые, как и ремесленные мастерские, представляли собой костяк крымской промышленности.

Городское население сельскохозяйственного края быстро росло, опережая прирост численности сельских жителей, и к 1914 году достигло 45 % населения. За 1900–1914 годы горожан стало больше примерно на 70 тысяч

. Жили они в Симферополе, Алуште (получила статус города в 1902 году), Балаклаве, Бахчисарае, Евпатории, Карасубазаре, Керчи, Перекопе и Армянском Базаре (ныне г. Армянск), Севастополе, Старом Крыму, Феодосии, Ялте. Урбанизация, обычно несущая с собой нивелировку, не помешала сохранению каждым городом своего лица.

Крым в начале XX столетия находился на подъеме. Однако набиравшая темпы модернизация не выкорчевала докапиталистические элементы. Урбанизация не успела изменить аграрного характера экономики. Масса крымско-татарского населения, большей частью, если не считать Бахчисарая и Карасубазара, разбросанного по многочисленным горным деревенькам, продолжала существовать в патриархальном измерении. Национальные взаимоотношения, хотя и таили в себе пока незаметные зерна возможных, разжигаемых (дай им волю) политиками и подстегиваемых давними счетами конфликтов, были спокойными. Социальные противоречия, конечно, наличествовали, но замкнутость сельских населенных пунктов, отсутствие нормальной дорожной сети, преобладание ремесленных мастерских и мелких предприятий над крупными, политическая девственность населения сглаживали их. Радикальные взгляды не находили опоры: крымские жители предпочитали сложивший уклад жизни, стабильность, постепенность перемен. Уровень жизни, сравнительно с другими губерниями, благодаря климатическим условиям был более-менее приемлем. Серьезной питательной среды для многолетней вооруженной междоусобицы не было. Ее могли привнести только извне.

Война заметно ухудшила экономическое положение Крыма. Цены росли – к 1917 году: на хлеб – более чем в 3 раза, мясо – в 4,5, масло – в 5, картофель – в 10, на обувь – более чем в 7 и т. д. Вскоре после начала боевых действий Крым стал заполняться беженцами из западных губерний; сюда же устремились армяне из Турции, спасаясь от резни. Обстановка обострялась, усиливались антивоенные настроения, активизировалось стачечное движение.

В условиях затянувшейся войны со всеми ее последствиями, роста всеобщего недовольства оживилось общественное движение. Однако никакого серьезного, оформленного политического движения мы, однако, в Крыму к 1917 году не видим.

Февральская (вернее, Февральско-мартовская) революция, смена власти и формы правления были встречены большинством крымчан скорее с безразличием, нежели с восторгом или неприятием.

Исключительную роль играли события на флоте, ибо он был организацией общероссийской. Командующий флотом Черного моря (с 1916 года) вице-адмирал А. В. Колчак получил первое известие о событиях в столице, находясь на эскадренном миноносце в Батуме. Учитывая то определяющее обстоятельство, что Россия пребывала в состоянии войны, он направил секретное приказание коменданту Севастопольской крепости перекрыть почтовое и телеграфное сообщение Крыма с прочей Россией, а телеграммы и почту передавать только в штаб командующего флотом. Вскоре, по мере получения очередной информации, связь полуострова с центром была восстановлена.

Фактический начальник штаба флота в то время капитан 1-го ранга М. И. Смирнов вспоминал: «Опубликование первых известий не произвело заметного влияния на команды и на рабочих. Служба шла нормальным порядком, нигде никаких нарушений не происходило. Это явилось новым доказательством того, что революционной подготовки в районе Черного моря не было». Колчак распорядился об освобождении из тюрем политзаключенных, роспуске полиции, жандармского корпуса и формировании городской милиции. Был опубликован приказ Петроградского совета № 1 и дублирующий его приказ военного и морского министра А. И. Гучкова, которые отменили звание «нижние чины», ограничения гражданских прав солдат и матросов (например, запрет ездить внутри трамвая, а также в 1-ми 2-м классах поездов, курить на улицах, посещать буфеты), титулование офицеров. Смягчались кары за дисциплинарные проступки.

Вскоре, однако, ситуация несколько изменилась. «…Пришли первые газеты из Петрограда и Москвы. Появилось много новых газет социалистического направления, призывавших к низвержению государственного строя и разложению дисциплины в армии и на флоте. Во мгновение ока настроение команд изменилось. Начались митинги. Из щелей выползли преступные агитаторы»

.

12 марта флот был приведен к присяге новой власти. Русские генералы и офицеры сделали свой выбор. Так же как и А. В. Колчак. Однако ненависть к офицерам, всяческому начальству и «буржуям», что, подобно семенам, была посеяна в матросской массе условиями ее службы, помноженная на жажду «воли» и развал государства, очень скоро даст в Крыму ужасающие всходы.

Из весенних впечатлений прибывшего в Севастополь офицера: «Как всегда, везде встречались матросы, но большинство, однако, не отдавало честь, и только одиночные иногда подымали руку к фуражке. (…) На улицах не было городовых – старых знакомых, которых так привык видеть на этой дороге и часто любоваться их выправкой. Вместо них ходили с винтовками какие-то оборванцы и зеленая молодежь – гимназисты лет пятнадцати, реалисты и вообще очень молодые люди. (…) Словом, Севастопольская милиция первых дней революции производила комичное и несерьезное впечатление.

Скоро я вошел в подъезд штаба… Уже в вестибюле я был поражен той картиной, которую увидел: масса солдат 5-го полка в расстегнутых шинелях и мундирах ходила, сидела и лежала на каменном полу. Никто не встал при моем приходе, везде была грязь, кожура семечек, какие-то объедки, окурки… Все эти люди громко говорили, спорили, горланили, были растрепаны и грязны. (…)