Магистр и странница

Бэхор начал издавать какие-то подозрительные, давящиеся звуки. Капитан стал бить его по спине и опрокинул стакан с водой.

– Прошу меня простить, – просипел Бэхор.

Оказалось, он не подавился, а просто смеялся и даже покраснел от смеха. После чего он ещё раз извинился и вышел на балкон.

Хельвиг так ничего и не поняла про остров, поэтому решила уточнить, будут они к нему приставать или нет? На что ей ответил почему-то магистр:

– Обязательно, Хельвиг. Капитану очень нравится этот остров.

С балкона донеслось какое-то хрюканье.

– А пока капитан будет любоваться островом, ты сможешь искупаться, – прибавил Амер Хант.

Капитан с непроницаемым лицом молча пил воду. А Бэхор на балконе хохотал уже в голос.

– Бэхор, я, пожалуй, не стану больше тебя приглашать разделить с нами трапезу.

– Да за что, Амер?

– А ты скучный и сидишь на балконе.

Бэхор вернулся в салон, сел за стол и заявил:

– Вынужден признать, Амер, по сравнению с тобой, я очень, очень скучный.

Хельвиг ещё хотела переспросить капитана, как же его всё-таки зовут. Но решила промолчать. Вдруг Бэхор опять начнёт смеяться и магистр его выгонит? Леди Элайю он и вовсе не позвал.

К счастью, обед завершился спокойно и Хельвиг отправилась к себе. Она читала книгу о путешествии в Дишкерион, которую нашла у капитана. Автор утверждал, что коренное население считало себя змеями. Это было любопытно.

– Амер, друг мой… – Бэхор смотрел на магистра с весёлым недоумением.

– Если ты мне сейчас скажешь, что трахать детей нехорошо, то я тебя покусаю.

–…вообще-то, именно это я и хотел сказать, но я не хочу, чтобы ты меня кусал. Давай я скажу по-другому: через пять лет она закончит обучение и станет самостоятельной и взрослой.

– Сколько лет мы с тобой знакомы?

– Давно, – улыбнулся Бэхор.

– И что, ты замечал у меня какие-то особые пристрастия и наклонности?

– До сегодняшнего дня – нет.

– Вот и сегодня тоже ничего не изменилось. Я с ней не сплю? Так понятно?

– Пока?

– Что пока?

– Пока не спишь?

– И не планирую. Хельвиг, конечно, удивительная. Только она же совсем ребёнок.

Бэхор хмыкнул и внимательно посмотрел на Амера Ханта.

– Кстати, возвращаю кольцо, магистр, – он снял и протянул ему перстень.

– А ты что, вместо себя никого не назначил? – спросил, забирая кольцо Амер Хант.

– Ну почему, назначил. Леди Аликс. Только ей моё кольцо по размеру бы не подошло, ей другое изготовили. И прости, но что-то я совсем перестал понимать, а в чём тогда смысла стоянки у Бабочки?

– Хельвиг должна добраться до Т’Хаш-Садживана счастливой и довольной.

– Что-то я перестал тебя понимать, магистр. Ты с ней не спишь и не планируешь. Но мы спонтанно меняем маршрут галеона, чтобы сделать её счастливой?

– Да.

– А за что мы так сильно любим Хельвиг?

– Просто так мой друг, просто так. Могут у магистра Ордена быть свои маленькие тайны?

– Все будут думать, что ты с ней спишь.

– Я это как-нибудь переживу.

У главы Ордена была проблема посерьёзнее, чем сомнительная репутация. Кому, в конце-то концов, было до неё дело? И у проблемы было имя Элайя. Он бы, конечно, позвал её на обед, если бы не письмо, которое передал ему Бэхор. Так или иначе, с ней нужно было поговорить. И хотя бы понять, как так всё пришло к тому, к чему пришло. Более подходящего места, чем их каюта, не было. Только вот как быть с Хельвиг?

– Бэхор, ты не мог бы куда-нибудь забрать Хельвиг сегодня с девяти и до десяти вечера?

––

* Служу теням

Глава VIII. Элайя

Леди Элайя Шассер готовилась к разговору с магистром. Слишком долго он откладывал этот разговор, слишком много она совершила ошибок. Она даже попыталась ему напомнить о былых чувствах, но он её не простил и не хотел. Ему теперь нравилась эта девочка, Хельвиг. Милая, тихая, сероглазая девочка. Он и сам, похоже, ещё до конца не разобрался, зачем она ему. Но Элайя-то видела за его спокойно-дружелюбной маской, как он смотрит на неё, словно на божество и готов сдувать пылинки. В масках она разбиралась. На неё он так никогда не смотрел и не носил на руках. Элайя даже немного позавидовала. Хотя ей и не нужна была любовь магистра.

Леди аккуратно закрепила еще один локон в прическе. Горничных она не держала.

Неуместные воспоминания вызывали пустые сожаления и мысли. Как она могла быть такой наивной и так ошибиться? Ей еще с детства было понятно, что любовь, это не для нее.

Но когда-то той юной и все еще наивной Элайе он казался верхом совершенства. Магистр умел ухаживать красиво и вызывать восхищение. Самый умный, и это её задевало, – сколько шахматных партий они сыграли, не счесть. Элайя так и не смогла ни разу у него выиграть, хотя раньше не без оснований считала себя лучшей. Самый сильный. Самый могущественный. Самый красивый. Самый страстный. Поэтому она его выбрала. Хотя кто знает, великолепный гроссмейстер, возможно, он просто позволял ей думать, что это она выбирала.

Леди задумчиво покрутила в руках флакон с духами и убрала в сумочку – духи он не любил.

Нет, она не была глупой и не обманулась, он и был таким. Во всём. И даже больше, – оказалось, ещё и самый жестокий. Он её не любил, она была для него развлечением. Зверушкой, которую он дрессировал. Игрушкой, которую испытывал на прочность. Он был горд своим творением под названием Элайя Шассер. А то, что магистр считал своим, должно было принадлежать ему. Её спасло то, что и она его никогда не любила, и у неё получилось с ним расстаться. Иначе он бы уничтожил остатки того, что в ней ещё было человеческого. Магистра она человеком не считала. И до вчерашнего дня была уверена, что любить он в принципе был неспособен. Оказалось, она ошибалась. Любить он умел, но не её. И теперь она не могла понять, зачем он сделал из неё монстра, если ему нравились нежные розы? Магистру претило собственное творение? Это уязвляло.

Леди нежно улыбнулась своему отражению в зеркале. Она научилась носить маски. Такие, которые не отпугивали людей. Но у неё с ними было мало общего. Как с людьми, так и с масками. Она позволяла себе короткие романы, чтобы особо не сближаться. Изображать кого-то другого в длительных отношениях было утомительно. И мужчин она просто меняла. Она уходила раньше, чем они могли разглядеть настоящую Элайю. К магистру она теперь относилась ровно: простил он то, что она его отвергла или нет, Амер Хант хотя бы не кривился при виде неё, в отличие от прочих, тех, кто её знал хорошо.