Мы спустились в подвал, и первое, что я почувствовал, был отвратительный смрад. А сразу после этого – услыхал крики, поскольку безумцы поняли, что кто-то явился в их мир. Я шел коридором, вдоль зарешеченных каморок, а стражник услужливо присвечивал мне факелом.
Риттер был прав, когда вздрагивал от одного воспоминания об увиденном в доме умалишенных. Эти люди были словно звери. Грязные, порой нагие и израненные, воющие, дергающие за решетки. Какой-то мужчина бился лбом о каменный пол, другой сидел посреди каморки и, воздев лицо к потолку, безнадежно и непрерывно выл. Обнаженная женщина прижималась к металлическим прутьям и звала: «Возьми меня, возьми меня, возьми». Кто-то стоял на четвереньках и жрал из щербатой миски объедки, а увидев нас, начал ворчать, как пес: сердитым злым клекотом, что зарождался в глубине глотки.
Внезапно, когда мы проходили мимо одной из камер, к решетке припал старичок с исхудалым лицом и залепленной грязью бородой.
– Милостивый государь! – позвал он совершенно нормальным голосом. – Если позволите на одно словечко…
Я задержался.
– Я здесь по ошибке, – произнес он жалобно. – Прошу вас вытащить меня отсюда.
Я поглядел на стражника. Тот усмехнулся в усы.
– На улицах столько безбожных женщин, Роберт, – сказал. – Смеются над мужчинами, жаждут с ними прелюбодействовать, раздвигают перед ними ноги…
– Убью их всех! – голос старика настолько изменился, что я не смог бы его узнать. Теперь он был преисполнен отвращением, яростью и ненавистью. – Порежу их грешные тела, выпущу кишки, распну их живьем… – поток слов сменился клекотом.
Старик дергал за решетку, а в глазах его теперь было лишь безумие.
– Убил несколько девок, – пояснил стражник. – Но он – двоюродный брат одного из городских советников, оттого его не казнили, а заперли здесь…
Мы добрались до конца коридора.
– Нашли, господин, кого искали?
Я покачал головой:
– Увы. Можем уходить.
Когда он затворял укрепленную железом дверь, я решил вернуться к предыдущим вопросам.
– Те альмосунартии, о которых ты говорил. Они приходят, забирают – и все?
– Нет, господин. Указывают, кто им нужен, и тогда нужно его умыть, переодеть, – а забирают вечером.
Я вынул из-за пазухи золотой дублон, одну из монет, полученных от Зарембы, и покрутил в пальцах. Золото блеснуло в свете факела, а жажда заполучить его засияла в глазах стоявшего рядом мужчины.
– Когда появятся, чтобы кого-то забрать, ты сразу же дашь мне знать, – приказал я. – И тогда получишь вторую такую же. Отправишь весточку в «Императорские Удобства» – для мастера Риттера. Понял?
– Разумеется, господин, – ощерился охранник в довольной ухмылке.
«Императорские Удобства» были гостиницей, в которой поселился Риттер, и вопреки названию не являлись заведением, предоставлявшим услуги наивысшего качества.
– Возможно, тебе пришло в голову рассказать кому-то о нашем маленьком договоре. Не делай этого. – Он даже не приметил кинжал, пока тот не уперся ему в подбрюшье. – Кроме золота, у меня найдется и железо… – и при слове «железо», я нажал чуть посильнее.
Он яростно дернулся, но взглянул в мои глаза – и ярость угасла. Ей на смену пришел страх. Был он выше меня, пошире в плечах, но я знал, что ему и в голову не придет сопротивляться.
– Ничего, ничего, ничего не скажу, господин, – зашептал он, и я понадеялся, что именно так и будет.
– Хочу знать, во что вы меня втягиваете, – недовольно зашипел Риттер, когда мы покинули заведение и вышли на улицу.
– Злость делает тебя некрасивым, Хайнц.
Он фыркнул:
– Ответите?
– Нет, – сказал я попросту. – Но если поможете мне – и вам что-нибудь перепадет.
– С вами одни проблемы, – буркнул Риттер, но потом глянул на меня чуть более приязненно. – Когда говорите «перепадет», то о какой конкретно сумме идет речь?
Я похлопал его по плечу.
– Наверняка побольше, чем получил тот шаромыжник, – ответил я, имея в виду охранника умалишенных.
– И насколько больше?
– Не пожалеете, – пообещал я, и этого должно было ему хватить. – Только и того, что в ближайшие дни вам не следует покидать гостиницу. И пусть это вот скрасит ваше ожидание, – я вручил ему дублон. – Не подведите меня, Хайнц, – сказал серьезно. – Не пейте, не шляйтесь по девкам, не пропадайте в городе… Понимаете?
– За кого вы меня принимаете? – оскорбился он столь искренне, что, когда б я его не знал, принял бы его мину за истинную монету.
* * *
Посланник от Риттера появился на третий день после нашего визита в заведение. Передал мне всего лишь невинную весточку, гласившую, что мастер Риттер зовет меня нынче на ужин. В связи с этим я сообщил в Инквизиториум, что заночую в городе, после чего ушел. С собой у меня были кинжал, кошель с несколькими монетами (не угадаешь, когда пригодится золото, а когда – железо) да комплект отмычек.
Вести безумца по улицам города – значит привлекать к себе внимание. Поэтому я не удивился, что, во-первых, монахи прибыли, когда уже стемнело, и что, во-вторых, был у них эдакий «паланкин». Правда, в действительности – ящик, сбитый из толстых досок. Без окон и с дверкой, запертой снаружи на железный засов. Несли его двое плечистых слуг. Именно так и могли перевезти безумца, не привлекая ничьего внимания, – связанного, с кляпом во рту. Мне же не оставалось ничего иного, как осторожно следить, куда они направлялись со своим ценным грузом. Задание было не слишком сложным, поскольку носильщики не могли двигаться быстро, я же, пользуясь ночным мраком – на небе висел лишь серпик месяца, – без труда таился в тенях.
Однако сперва следовало решить одно дельце. Уже пару дней я замечал человека, который пытался незаметно за мной следить. Он и теперь был здесь, скрывшись у ворот. Я повернул за угол, а когда услыхал шаги, вышел из темноты. Ударил его в кадык. Слегка, чтобы случайно не убить, поскольку я ожидал объяснений, а от мертвеца их непросто получить.
Присел над ним и приложил острие кинжала к уголку его глаза.
– Кому служишь? – спросил.
Он не ответил. Уже совладал с болью и дыханием, а во взгляде его пока не появился истинный, настоящий страх. Конечно, он боялся, но не настолько, чтобы начать говорить. Правую руку я все время держал так, чтобы кинжал был у его глаза, левой же схватил его за мизинец. Сломал одним движением. Человек взвыл. Но он контролировал себя достаточно, чтобы не дернуть головой – ибо тогда потерял бы глаз.
– Кому служишь? – повторил я.
Ответа не дождался.
– Плохой мальчик, – кивнул я и всадил ему острие кинжала в ноздрю.
Дернул, порезав нос до самой кости. Полилась кровь.
– Кому служишь? – я был терпелив.
Когда он не отозвался, я вложил кинжал в другую ноздрю.
– Буду резать тебя на кусочки, – пообещал. – И рано или поздно ты скажешь. Но, может, лучше расскажешь все, пока – целый и здоровый?