говорил из великих?
– Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм по про-
звищу «Парацельс».
– Выпьем за это!
Мы дружно выпили.
– Но разочарования я преодолела, как болезнь роста, и снова
восхищена Вами! – сказала она и нежная улыбка тронула ее чу-
десные губы. – Мы давно уже стали единым организмом, одним
целым, в котором даже на рентгене видно, что это один харак-
тер, одна кровь, и один вкусный, пахучий, живительный сок…
– Мне тоже кажется, я снова в Вас влюблен! А может, не пере-
ставал любить! – пробормотал я, качая головой и веря ей, как
себе.
Я вызвал такси, и мы поехали с моей воображаемой собесед-
ницей домой. Но с кем я ехал? С моими печалями, моей влюблен-
ностью, моим одиночеством?..
Дверь
из всех дверей в этой большой роскошной квартире, застав-
ленной тяжелой громоздкой мебелью, увешанной картина-
ми, украшенной сувенирами и безделушками, в которой, каза-
лось, все дышало счастьем и благополучием, только небольшая
дверь в туалет чувствовала себя несчастной и обделенной.
– Надо же! – вздыхала она, – родиться туалетной дверью!
За что мне этот рок, за какие грехи моих предков это мне наказа-
ние? Или злая звезда надо мной?!
В самом деле. Если подойти близко к ее генеалогическому де-
реву и внимательно оглядеть его до самых корней, то можно лег-
ко заметить, что на его ветвях за многовековую историю не было
ни одной выдающейся двери, ничего творческого, ничего запо-
минающегося; ни одна из ее предков не смогла выбиться в люди,
правда, если не считать одну туалетную дверь по бабушкиной
линии, которая честно служила у «Старого Фрица» – короля
Пруссии Фридриха Великого в одной из его многочисленных
дворцовых уборных. Ее портрет 233 летней давности до сих пор
бережно хранится в семейном архиве и с гордостью показывает-
ся гостям, – дверям от кладовой и прихожей, и те едва не воют
от зависти…
– Почему я не родилась дверью в спальню? – снова заду-
малась туалетная дверь над своей злой судьбой. О! Эта дверь
в великолепную, чудесную спальню была ее мечтой, предметом
зависти и, нередко, злобы. Как она ей завидовала – этой высо-
кой, просторной двери в спальню, как она ее ненавидела. И было
за что! Эта дверь в спальню была, в самом деле, существом вы-
сокомерным, она смотрела с презрением на другие двери, за ко-
торыми, как она считала резонно, не было ничего интересного,
а только что-то примитивное и мелкое. В самом деле! Что могло
быть интересного или необычного, удивительного или потряса-
ющего за дверью на кухню? Да она почти не закрывалась! Что
там было скрывать, если даже некоторые мухи знали, что тво-
риться на кухне. Но то, что таила дверь в спальню, – это было