Sadcore

Sadcore
Ян Ващук

Sadcore – это стиль музыки, появившийся после десятилетий диско, панк-рока и хип-хопа, когда в атмосфере стала ощущаться нехватка меланхолии. Эта книга – сборник новелл, написанных в разное время и в разных положениях – сидя в электричке, стоя в метро, лежа в постели, за столиком в кафе, на пробежке по набережной. Это сборник наблюдений, воспоминаний и ощущений, прошедших тщательное сведение и мастеринг в угловой студии с видом на Яузу из одного окна и на Sunset Blvd – из другого.

Sadcore

Ян Ващук

© Ян Ващук, 2015

© Ян Ващук, фотографии, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Проспект Космонавтов

Пятница, поздний вечер, последний автобус из Москвы в Королев. На въезде в «наукоград», где стоят полуразрушенные здания ЦНИИМАШ за колючей проволокой, садится компания сильно подвыпивших мужиков из «космической сферы».

Автобус едет по спящему темному городу, и вдруг какая-то, очевидно, не местная женщина начинает беспокоиться: «А где мне выйти у „Сатурна“?» Один из космонавтов моментально прекращает бухой разговор вполголоса о рыбалке и на весь салон отвечает: «Женщина, Сатурн – за Юпитером!» Назидательно так, даже с возмущением – как, дескать, можно, не зная таких простых вещей, приезжать в колыбель космонавтики.

– А между Юпитером и Сатурном – луноход! – подключается второй мужик из компании.

– Но вам туда не надо! – поясняет третий.

– Я вам скажу, когда Сатурн будет! – не выдерживает наконец водитель, которого, очевидно, напрягает пьяная буча в вагоне.

– Пфф, нервный какой-то, – осуждают его мужики и возвращаются к разговору о рыбалке.

– Конечно, будешь тут нервным, весь день возишь вас, – огрызается водитель, виртуозно проводя свой космический грузовик по узким улицам между брошенными на обочинах автомобилями. Но его уже никто не слышит, и он молча смотрит на звезды, летящие в лобовое стекло, как в скринсейвере Norton Commander.

Беспокойная женщина, выслушав напутствия бывалых космонавтов, успокаивается и начинает ждать объявления остановки «Сатурн». Это такой обшарпанный торговый центр из сайдинга на центральной улице города Королева – проспекте Космонавтов. На этой улице происходят все основные события в жизни города: открытие памятника первому спутнику, включение городского радио, ежегодный марафон, ночные гонки на тюнингованных ладах, разборки, махачи, тусачи, пенные вечеринки, наркобизнес, клубы знакомств и семейные ссоры. На этом проспекте живет 20% населения города, и поэтому тут через каждые три дома – торговый центр. «Юпитер», «Сатурн», «Луноход», «Гелиос»… И какой-то нелепый «Ковчег». Оплот креационистов в средоточии научной фантастики.

Движение звезд замедляется, автобус останавливается.

– Сатурн! – объявляет водитель.

– Спасибо! – отвечает ему женщина, надевает скафандр и выплывает на проспект, условно обозначенный огоньками панельных 12-этажек, чтобы не затеряться в открытом космосе.

Автобус трогается.

– Я помню, 12 апреля 1961-го, когда Юрка полетел, погода стояла совсем другая, – вдруг произносит мужик из компании космонавтов. – Все ходили в майках, помню.

– Да, сейчас совсем не то, – соглашается с ним другой. – Закончились теплые времена.

– Солнце входит в стадию спячки, – объясняет третий. – Это может на десятилетия затянуться.

– «Гелиос», выходим? – бросает водитель через плечо.

– А ты чуть подальше, вот, у «Альфа-банка» останови, – просит космонавт.

Неспешно защелкивает шлем, надевает перчатки, опускает тонированное забрало. Смотрит на заламинированную фотографию жены.

– Ну, мужики, давайте, до завтра!

Включает наручный монитор жизненных показателей. Звезды, летящие на нервного водителя, вновь замедляют свое движение. Автобус резко тормозит. Космонавта швыряет по проходу. «Ничего, ничего», – машет он друзьям, показывает большой палец. Перегрузки, привычно. Двери открываются. Космонавт раздраивает герметичную дверь. Делает глубокий вдох и спрыгивает на безжизненный песок неизвестного астероида. В последний раз машет отчаливающему в космос автобусу и неуклюжими прыжками через лужи метана и кратеры начинает путь к своей панельной 12-этажке, мерцающей на горизонте. Его ведет из стороны в сторону, но он держится на ногах, показывает кому-то большой палец. Слабая гравитация, привычно.

Здесь начинается дорога в космос

На въезде в подмосковный город Королев стоит дом, девятиэтажный панельный дом, первый в цепочке таких же панельных домов, всю стену которого занимает огромная вывеска со словами: «Здесь начинается дорога в космос». Ниже располагается фотоколлаж работы невзыскательного муниципального дизайнера, раскрывающий значение этих слов: вот первый спутник Земли, вот корабль «Восток-1» на старте, вот Юра Гагарин в шлеме, вот сам Сергей Палыч жмет Юре руку, а вот уже современные дети на городском субботнике убирают мусор вокруг гранитного Сергей Палыча, чтобы тот видел, что жизнь прожита не зря, и потомки продолжают его дело. Вывеска сильно потрепана ветром, забрызгана машинами и выжжена солнцем. Ее повесили когда-то давным-давно, в какую-то годовщину, и навсегда забыли о ней, оставив умирать, как новогодний билборд в закоулках июньского гетто. Но время идет, и никто не спохватывается, не вспоминает о ней, потому что ее месседж день ото дня не теряет своей актуальности: «Здесь начинается дорога в космос».

Да, прямо здесь, за этой обшарпанной стеной, в квартире с коврами и наборной мебелью 90-х, с выкашливающим легкие, но курящим ветераном и хищно смотрящими на него внуками, которые в мыслях пишут фразу «Квартира сдается впервые», – именно здесь начинается дорога в бескрайний глубокий космос. Здесь, где лишаются девственности на нелепом диване, где качают бицепс в домашних условиях, чтобы убивать хачей, где раз в год, когда Земля проносится в 147 миллионах километров от Солнца, люди жрут водку и желают друг другу, чтобы все мечты сбылись, в этом самом месте находится отправная точка долгого пути к Урану, Нептуну, Плутону, облакам межзвездного газа и чужим галактикам, в экзистенциальном беззвучии вращающимся вокруг своих черных дыр.

Именно отсюда светлоглазые юноши и девушки, сошедшие с советских барельефов, в погоне за светом и пространством сначала робко проникли за пределы атмосферы, как предсказывал Циолковский, а потом взяли и сделали круче, чем он предсказал – перемигнулись, включили Битлов, погрузились в гиперсон и рванули прочь из Солнечной системы, прочь из Млечного пути, нашли новые планеты и десантировались там, взяв с собой скатанные красные знамена и комсомольские значки. Они создали генетическое разнообразие, построили коммунизм и научились жить в мире и согласии друг с другом. Они столкнулись с непредвиденными трудностями, о которых не могли предупредить ни Циолковский, ни Королев – потому что даже их пророческий дар не позволял заглянуть так далеко в будущее, – но они справились. Они пробурили лед, обуздали плазму, заарканили темную материю, познали сингулярность, перешагнули границы трех, четырех и пяти измерений, и вместе со всем этим багажом решили вернуться домой, чтобы сделать свою родную планету лучше, чище и духовнее.

И они вернулись! Взявшись за руки, снова погрузились в гиперсон, снова преодолели тысячи миллионов километров звездной пыли и пустоты, и опять оказались на орбите Земли, вокруг которой когда-то робко гнул свой единственный виток Юрка, стиснув зубы от перегрузок и передавая вниз: «Вижу облака. Красиво. Красота! Как слышите?..» Они проверили все приборы, они вошли в атмосферу, мягко посадили свои аккуратные посадочные модули на ночном заснеженном шоссе возле автомобильной развязки, молча подошли к памятнику Сергею Королеву, склонили свои продолговатые головы, опустили большие веки и на искаженном сотнями поколений ритуальном жреческом советском русском языке тихо произнесли: «Сергей Павлович, разрешите доложить: ваше задание выполнено». И так же молча, бесшумно и плавно двигаясь на тонких полупрозрачных конечностях, рассредоточились по парку вокруг памятника, чтобы успеть собрать бутылки, пачки из-под сигарет и обертки от семечек до наступления тусклого январского рассвета.

Мы познакомились на остановке

Мы познакомились на остановке. Был поздний декабрьский вечер, крупными хлопьями валил снег, вокруг нас не было ни души – только я, она, проезжающие мимо пустые трамваи и в отдалении расплывчатые огни квартала, где все уже были дома, рядом с елкой и семьей.

Это был тот самый волшебный вечер, когда в слякотную Москву наконец приходит новогоднее настроение – когда никто уже не ждет его, не рассчитывает на него, не верит во всю эту чепуху из рекламы Coca-Cola, – и тут оно вдруг обрушивается откуда-то из космоса, настигает и захватывает тебя прямо на выходе из метро, материализуется в виде одинокой ослепительно красивой девушки посреди заснеженного пустыря в центре транспортной развязки, берет тебя за рукав и по-свойски спрашивает:

– Простите… А вы мне не поможете добраться до платформы Северянин?

– Да-а-а-а?.. – растерянно ответил я с неопределенной интонацией, что прозвучало скорее как вопрос, не шутит ли она, чем как согласие помочь.

Девушка звонко засмеялась, кивнула вслед уходящему трамваю и невозмутимо продолжила:

– Может, пешком?

Через несколько минут мы шли по девственному снегу между трамвайных рельсов, светлыми фигурками на фоне спящего индустриального пейзажа Ростокино с черными окнами старых заводов и строящихся небоскребов, по берегу широкого и шумного Ярославского шоссе.

Мы весело болтали обо всем на свете, моментально достигнув той легкости общения, когда ты почти не слушаешь собеседника, а просто наслаждаешься звуком его голоса, и с легким нетерпением ждешь, когда он закончит, чтобы ты мог открыть рот и начать говорить сам, доставляя ему точно такое же, почти эротическое удовольствие.

У нас оказалось столько общего, что мы едва ли не с досадой перебивали друг друга, спеша поделиться все новыми и новыми подробностями своей жизни, которые сближали нас с сумасшедшей скоростью. Мы шли очень быстро, почти бегом, и говорили очень громко, почти крича – о кошках, машинах, музыке, учебе, спорте, морозе, фотосессиях, Москве, архитектуре, прогулках, трамваях, и каждая тема порождала дюжину новых. Концентрация близости была так велика, что мне казалось, что мы вот-вот замолчим и начнем целоваться и заниматься сексом прямо тут, на снегу.

Я всматривался в ее лицо, пытаясь понять, чувствует ли она то же самое, как вдруг отчетливо услышал:

– Я просто сразу хочу сказать, что я за Путина!

– Что-что? – осоловело переспросил я, видимо, как Николай II в тот момент, когда красный комиссар сообщил ему, что сейчас он и его семья будут расстреляны.

– Я за Путина, – сказала она, выделив слово «за», как зазубрину штыка.

– За Путина я, – зачем-то повторила она в обратном порядке, словно вытаскивая штык вместе с моими кишками.

Из глубин моей памяти на помощь взметнулись аргументы: Беслан, Волгодонск, Норд-Ост, Курск, Литвиненко, Алексанян, кооператив «Озеро», офшорные схемы, разоблачения Навального – как белые кровяные тельца, они устремились к ране.

– Я за, – сказала она, продолжая идти рядом со мной и мило улыбаться, всем своим видом показывая, что дискуссия ей не интересна.