Монстр

– Какой кошмар? – так же прошептала Ася.

– Как будто он ко мне приходит.

– Он?

– Ну да, этот… монстр.

Ася испугано отстранилась от подруги.

– И как он выглядит? Что он делает?

Маша огляделась по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушивает. Она снова ближе пододвинулась к Асе и заговорила еще тише.

– Он стоит перед моей комнатой ночью, рычит и дышит. Большущий и весь в шерсти. Как человек, но у него морда не человеческая. То есть я не видела точно, но знаю, что не человеческая.

– Маша, я боюсь. А вдруг и ко мне придет во сне? – Ася оглянулась назад.

– Не придет, – Маша громко откусила яблоко и зачавкала, – а пофему к тебе то? Афь, ты то причем?

– А ты причем?

Маша замолчала и посмотрела на подружку. Ну не могла она ей рассказать. Ну точнее о каком-то чудище она подруге сказала еще тогда. Совсем чуть-чуть. Но о повторном походе к тетке не заикнулась. Это был такой секрет, о котором никому не говорят. А вдруг Чужой сделает то, о чем теть Катя говорила. Он же не просто монстр, он может вернуть мертвых.

5

В тот день после возвращения от болтливой тетки, Маша застала отца дома. Он что-то искал в старом косом серванте. Неряшливая стопка бумаг лежала рядом с его ногами. Из радио доносилась какая-то ария, в которую периодически вплетались помехи от плохого сигнала.

Папа не слышал, как Маша вошла, и когда та тронула его за спину, дернулся от неожиданности.

– Ох, Машутка, напугала, – растеряно, но грустно улыбнулся он.

– Папочка, ты что ищешь?

– Да, квитанция одна затерялась. Повез бумаги на почту, а там, глядь, и не хватает одной. С меня требовать будут. Вот ищу. А ты где была сегодня? С подружкой бегала?

Маша присела на диванчик сборку от серванта. Ария как раз закончилась, и дядька ведущий бубнил что-то неинтересное.

– Пап, а ты за мамой скучаешь?

Отец выглянул поверх открытой дверцы. Его взгляд был задумчив.

– Скучаю, Машутка. Конечно, скучаю.

Маша знала, он не любил говорить на эту тему. Старался переводить беседу в другое русло. Но иногда все же получалось его разболтать.

Мама умерла, когда Маше было всего два года. Она сильно болела целый год до этого. Ничего из жизни мамы Маша не помнила. Да и саму маму она не помнила. Видела только несколько общих фотографий. Знала, что та была очень красивая и очень добрая. Так папа однажды сказал. Но больше подробностей он не рассказывал. Все остальное Маше поведала бабушка. Она показала ей снимок, где отец и мама стояли на берегу моря. «Анапа» было написано красивым вытянутым почерком позади фотокарточки.

Папа там не такой как сейчас. Он был моложе и улыбался на снимке широченной улыбкой. И крепко прижимал к себе светловолосую лучезарную девушку, которая придерживала прядь влажных волос, чтобы те от ветра не лезли ей в лицо. Маша обожала этот снимок. От него веяло солнцем, морем и счастьем. А еще бабушка сказала, что на нем есть и она. Но только тогда ее родители об этом не знали. Как это не знали, Маша понять не могла.

Но такими они были только на этом снимке. Папа был таким там. Сколько себя помнила Маша, она не видела его никогда слишком веселым или слишком счастливым. Он был по большей части спокоен, либо хмур. Иногда по утрам в их городской квартире он будто уходил куда-то далеко в свои мысленные миры и мог, не отрываясь, смотреть в окно. Такое часто бывало в выходные дни. В будни дома стоял переполох. Отец торопился в контору, бабушка старалась скорее накрыть на стол и собрать Машу в садик, а затем и в школу. А в выходной все будто становилось на паузу. И тогда папа тоже немного останавливался и вот так мог долго глядеть в окно. По отражению в стекле Маша видела, что он смотрит просто в никуда.

Здесь в лесу дни протекали более размеренно, поэтому задумчивость накрывала отца чаще. Особенно в последние пару недель он был будто грустнее. Папу, казалось, что-то гложило, но он не рассказывал ей. И сейчас, вытаскивая наверх новые стопки бумаг, он будто тоже не особо слушал, что говорит Маша.

Ужин и вечер прошел в их обычном темпе. Рассказы о каких-то папиных делах, поостывшая жаренная картошка и соленья в миске, которые бабушка передала еще в самом начале лета с собой.

***

Тогда же ночью Маша никак не могла уснуть. Подушка неуютно скомкалась под головой. Одеяло было слишком жарким, но без него было по-настоящему прохладно. И мысли, мысли лезли в Машину голову. Она придумала кое-что, отчего ей было очень волнительно.

Возможно ли это?

Получилось бы ли у нее?

Назойливые мысли не покидали ее еще два дня. Завтрак, прогулки, папино чтение, уборка, письмо от бабушки – ничего из этого ее не отвлекало. Она понимала, что кое-чего не хватает в ее задумке. Пока на второй день размышлений по пути домой не увидела то, что окончательно ее убедило – пора! Тогда она притормозила посередине широкой асфальтированной дороги, разделяющую поселок и проезд к ее дому, и смотрела на свою находку. Ее дыхание сперло от волнения.

6

Маша и Ася неторопливо катили велосипеды рядом с собой. Они шли по тропинке, протянувшейся от озера к поселку. Тропка была узенькая, так что они могли идти лишь друг за другом. А свисавшие от краев колоски щекотали голые икры.

Ася бесконечно щебетала о маме, новых щенках, о том, как дедушка обещал взять с собой на рыбалку. Сказал, что в эти выходные червей будут копать. Они противные, но для рыбалки нужны. Он даже смастерил ей маленькую удочку. Да, у нее есть собственная удочка, которая стоит в углу возле ее кровати и ждет своего часа.

Маша ничего не могла рассказать о рыбалке, папа не брал ее ни какую рыбалку. Но он брал ее иногда в лес. Это было очень веселое время, посвященное только им двоим. Папа любил природу и любил учить и наставлять. Он показывал ей деревья, учил различать трели птиц. Поглаживал мох у выпиравших корней и говорил, как ориентироваться в этих лиственных и еловых джунглях в случае чего. Случая чего никогда бы не наступил, думала Маша. Она хорошо изучила знакомую местность, а заходить в глубь в незнакомые места желания не было.

Потом отец доставал термос и разливал по пластиковым походным стаканам чай, совал ей в руки булочку и задумчиво делал глоток. Они слушали тишину, переплетенную с шорохами крыльев. Отмахивались от мошкары и комаров и после быстрого перекуса гуляли дальше. Это были выходные отца. Когда ему не надо было нестись в контору или в соседние поселки. Когда школа была еще слишком далеко, а лето еще впереди и долго. Маша обожала эти моменты – они были даже лучше, чем вечера с чтением книг. Поэтому пока Ася лепетала про удочку, дедушку и рыбалку, Маша прокручивала в голове картинку, как они с отцом следят за дятлом или просто пробираются между деревьями. Как отмечают и запоминают, где уже прошли.

Казалось, что вечер еще далеко, но с каждой пройденной минутой сердце Маши стучало немного быстрее, а невидимый груз давил на ее детские плечи все сильнее и сильнее.

Наконец они дошли до поселка и остановились у местного базара. Жители все еще сновали между рядами. Однако половина лавок уже пустовала. И не удивительно, торговля начиналась рано утром, когда прохлада еще не перебивалась летним зноем. И полностью заканчивалась ближе к четырем, когда все, набрав продукты, шли по домам готовиться к ужину. Ася позвала ее к себе во двор показать щенков. Но настроения у Маши совсем не было. Она соврала, что отец велел не задерживаться сегодня, взяла у подруги еще одно яблоко и покатила по улице в сторону дороги, ведущую к их с папой домику.

Она ехала не очень быстро, яблоко в кармане сарафана ритмично колотило ее по бедру. Маша прокатилась по главной улице до почты, затем свернула на съезд, ведущий от поселка в лес. Дорога съезда минут через пять превратилась в две параллельные грунтовые линии, прорисованные сотней колес, когда-либо проезжавших тут. Линии разделяли заросли пыльной травы. Какое-то время по бокам можно встретить дачные дома, окруженные заборами разной масти. И если ехать дальше, то и не заметишь, как вскоре трава полностью захватывает грунтовые линии, стирая их границы и покрывая собой весь дальнейший путь. Так в размышлениях Маша доехала до своего поворота. Тропа от дороги уходила налево в лес. Маша остановилась, выбирая свернуть ли ей или поехать прямо. На самом деле эта широкая дорога вела непосредственно до их дома. Точнее она уходила и дальше, но по ней можно было доехать и до дома. Но Маша любила эту тропинку, пролегающую между деревьями к их заднему двору. Так Маша сокращала путь, и было что-то сказочное в том лесу, который окружал ее по пути домой.

Решив не изменять себе, она свернула на тропинку и поехала домой, крутя педали. Надкушенное яблоко осталось лежать на земле на перекрестке.

7

Маша мыла тарелки, пока папа раскладывал диванчик в зале и доставал постельное белье. Он вернулся домой расстроенный, но не стал рассказывать, что случилось. Расспросил про ее день, да и замкнулся в своих мыслях. Она решила, что тот снова грустит о маме, но, конечно, виду не подала. И в мыслях похвалила себя за то, что натворила ради него. Папа точно будет очень счастлив, если все получится. Хотя получится ли?

Поцеловав его в щеку, она пошла к себе в комнату, уже умывшаяся и почистившая зубы. За спиной остался свет его ночника, впереди была ее скромная комнатка. Вот кровать напротив дверного проема. Сбоку окно, под ним письменный стол и стул, неудобный и скрипучий. Но Маше не приходилось особо на нем сидеть, уроки делать не надо было. А книжки можно почитать и лежа под открытым окном в зале. Недалеко от кровати старый платяной шкаф. Обои бежевые в полевой цветочек, они были такими и в прошлом году. В утреннем свете цветочки словно распускались и зазывали скорее встать и начать день. В сумерках и при луне будто немного прикрывали свои бутоны, убаюкивая.

Маша выключила свет и залезла в свою кровать. Было еще душно, отчего одеяло неприятно грело кожу. Она откинула его в сторону, удобно засунула обе руки под подушку. Ощутила прохладу ее обратной стороны и уютно улеглась, глядя в проход, и надеясь, что она уснет еще до того, как отец выключит ночник в своей комнате. Он что-то читал и вроде бы еще не собирался спать. Поэтому у нее хватало времени уснуть без страха и быстро. Уснуть и верить, что в эту ночь все будет по-другому.

С тех пор как Маша совершила то, что совершила, ночи перестали быть спокойными. Уже несколько дней она не могла думать о предстоящей ночной темноте без мурашек. Она засыпала, когда все было, как прежде, и пробуждалась среди ночи от ужаса, который заставлял стынуть кровь в ее маленьких жилах. Она убеждала себя, что все это сон, кошмар. И каждое утро почти в это верила. Но ночью снова не могла нормально вдохнуть от того, что боялась нарушить тишину. Ее тело словно знало, что надо спрятаться, поэтому Маша просыпалась уже почти полностью укрытая. И только завидел ЕГО в проходе, натягивала одеяло до макушки и не шевелилась.

Тусклый свет в комнате папы колебался от движений. Кажется, папа встал, что-то взял. Она услышала тяжелый вздох и потом скрип дивана – снова улёгся.

«Ничего, – подумала про себя Маша. – скоро ты обрадуешься».

Она сделала это ради него. Она слишком его любила и не могла оставить вот так горевать в одиночку. Несколько дней назад рано утром, едва солнечный лучи легли на стену ее спальни, Маша дождалась, когда хлопнет входная дверь и аккуратно вышла в зал. Прошла на кухню и увидела в окно, как отец отдаляется от дома. Натянув футболку и шорты, она схватила нож со стола, запрыгнула в свои сандалики и вышла во двор. Ее верный металлический конь уже лежал и ждал у калитки. Влажный и прохладный от травы, он заставил ее поежиться.