Много ли ночи, чтобы пришла весна?
Для ее крыльев много ли нужно неба?
Тайны весны нельзя облачать в слова.
Так велико для смысла её пространство,
Что не вмещает мартовская трава,
Что не измерить ни глубиной, ни страстью.
В темной утробе почки, хранящей лист,
Маленький мир наполнен душой до края.
Тайна весны наливается и болит,
С ней каждый шорох рождается и умирает.
Голоса птиц, повинующихся чутью,
Скрипки ветвей, разбуженные невольно,
Первому небу тайны весны споют.
Первому небу – глубокому, колокольному.
Этот февраль будто бы не отсюда
Где-то под сердцем утра играл
Бетховен, звенела посуда
И пахло кофе.
Этот февраль
Будто бы не отсюда,
Он из другой эпохи.
Утро, больное снегом,
Ломко свисает с крыши.
Этот февраль, как небо,
Каждую мысль услышит.
Он невместимо больше,
Чем мы привыкли верить –
Под неземною болью
Скрытый туманом берег.
В нотах его симфонии,
В чашек кофейных звоне
Скрипка живёт Бетховена,
Отзвук ли колокольный.
Лада выходит в зал танцевать с мячом
Лада выходит в зал танцевать с мячом.
Длинные волосы – в рыжий тугой пучок.
В Ладином взрослом взгляде такая сила,
Что никогда к ней в детстве не приходила.
В жилах её огонь, а в ладонях – чёрт.
Лада кладёт на музыку мягкий шаг
Так, что у каждого в зале болит душа,
Так, что сбивается стройный сердечный ритм.
Лада танцует, словно бы говорит:
Я из иного мира сюда пришла.
Лада бросает мяч – замирает жизнь.
Мяч пролетает верхние этажи,
Небо, планеты, и падает в облака,
Но возвращается точно к её рукам –
Он её воле сегодня принадлежит.
Лада танцует, каждый её изгиб –