Песнь красных песков

Договорить у Али не получилось. Сегодня какая-то погода волшебная или мир сошел с ума. Не прошли мы и двух шагов с лошадьми, как дорогу перегородил невысокий, плотный амрроканец в длинном одеянии. Из-под низко наброшенного капюшона показался только нос, затем мужчина настойчиво поманил нас в сторону. Дважды.

– Господин, мне разобраться? – обезьянкой из-за плеча выпрыгнул Али.

– Нет, я сам, – коротко ответил я и отпустил узды.

Незаметно для незнакомца я скользнул в складки бурнуса, нащупал рукоять кинжала и скрылся в переулке за одним из пестрых шатров. Магом загадочный незнакомец не выглядел, скорее измученным страдальцем: потрепанная борода с сединой и взгляд, очень похожий на мой. Резкие черты лица исказила внутренняя мука: словно человек передо мной решился на преступление, и когда он заговорил, я понял, что не ошибся.

– Вы чужеземец, – хриплый голос прорезался сквозь громкие выкрики людей.

Ни поклонов, ни приветствий. Любопытно.

– Очевидно же, – я пожал плечами и осторожно выудил кинжал, но был остановлен неожиданно властным движением. Ладонь незнакомца легла на мое запястье, черный взор впился в меня остро и жадно.

Вырываться я не спешил, однако несколько безобидных зеленых искр сказали о многом. Мужчина вздрогнул, но смело остался на месте.

– Слуга смерти, – выдохнул он.

Ненавижу подобные прозвища.

– Наполовину, – сухо сказал я. – Моя основная стихия – ветер, вторая – некромантия.

– Тогда помоги. Прошу тебя!

Незнакомец рухнул на колени раньше, чем до меня дошел смысл слов. Схватившись за полы моего бурнуса, амрроканец почти лбом ударился о землю. Впервые я видел, чтобы кто-то из гордых жителей Маракеша вел себя подобным образом в беседе с чужеземцами. Они, конечно, щедро поили и кормили, но в глубине души все равно недолюбливали представителей колонизаторов, что заполонили их родину.

– Послушайте…

– Меня зовут Карим Мехди, местный хаджа: лечу хворь, спасаю жизни. Девушка, с которой вас застали, мне как дочь.

Вернулось скребущее чувство вины, противно растеклась по языку горечь и ткань бурнуса начала давить на шею, как в напоминание к бездействию. Я попытался отступить, однако уважаемый лекарь не отпустил. На коленях прополз по присыпанной песком мостовой.

– Ясмин совсем молода. Девочку забьют насмерть на потеху кровожадным шайтанам в угоду амбициям отца!

– Подождите, – бесполезно, Карим Мехди меня не слышал. Я заметил несколько блеснувших слез в уголках глаз, когда он поднял голову.

Так смотрели отцы, провожая сыновей в последний путь. Их дети не вернулись с фронта, и горечь утраты постепенно заполняла сердце. Точно так же на меня смотрела та, кого я звал матерью. В последний наш разговор леди Юна МакГиннес впервые в жизни расплакалась. Она прощалась навсегда, и больше мы не виделись.

Я скрипнул песком на зубах и медленно выпустил воздух.

– Умоляю, спасите Ясмин! Заберите с собой, увезите подальше, – закончил Карим, когда мне удалось вернуть равновесие в душе.

– Послушайте, хаджа, – выдавил я с трудом. – Понимаете, о чем вы просите? Чужака вмешаться в местные обычаи!

– Вы маг, они послушают. Трусливые ослы боятся носителей дара Мудреца.

Карим замотал головой.

– И потом куда? – прошипел я. – Дальше что? Вмешаюсь в суд, который инициирован без всякого соблюдения прав человека, полезу в драку с гулями и местной стражей, а потом? Нас дружно посадят в тюрьму, что грозит нарушением договора между странами. Любой аристократ в Маракеше – представитель короля и обязан следовать законам, не вмешиваясь в решения властей касательно местных жителей.

– Тогда женитесь на ней!

Моргнув, я замолчал и открыл рот. Почти как Али двадцать минут назад.

– Что? – захлебнулся словами, а хаджа Мехди поднялся и сурово сдвинул брови.

– Закон Кадиффа позволяет иностранцу жениться на местной девушке. Ее лишат всего: веры, имени, откупа. Семья полностью отрекается от отступницы, проклинает неверную до конца дней. Ясмин никогда не вернется в Маракеш, но хотя бы будет жить. Для каждого амрроканца это настоящий позор, подобный рабству.

– И вы сейчас серьезно настаиваете на таком решении проблемы? У вас нет нормальных судов?

– Ни один местный судья не вступится за опороченную девицу, даже если в случившемся ее вины не больше напёрстка, – горько проговорил хаджа. – Уж лучше позорная жизнь с чужаком вдали, чем смерть от руки безголовых ослов на площади.

– По законам моей страны этот брак не считается действительным, – я из последних сил цеплялся за остатки разума в голове.

Боги, кто-то здесь точно сошел с ума. Солнце макушку напекло.

– Возможно, спустя время вы передумаете. Ясмин чудесная девушка. Прекрасна и добра, как ее мать – луноликая Фатима, – легкий оттенок печали в голосе хаджи заставил меня вздрогнуть.

Я провел рукой по лицу и, развернувшись на носках, направился обратно. Быстро, почти не глядя по сторонам, пока не заметил тихо подкравшегося Али. Судя по выражению лица – он все слышал. Маленький проныра.

– Ни слова, – процедил я сквозь зубы.

Вот наверняка пожалею. Раз сто или двести. Боги, прав дядя: такой характер до добра не доведет.

– Али молчит. Кто же интересуется моим мнением, – философски пробормотал слуга и забрался в седло. – Я отговаривал, но вы упрямее горного мула и порывистее песчаного дракона. Ой, Мудрец, слушался бы бабушку Гюльнихай. Она всегда утверждала, что от чужеземцев одни проблемы…

– Али?

– Да?

– Замолчи и поехали, девчонку сейчас убьют!

Глава 4. Ясмин

Меня силой вывели из лавки Кадира прямо к беснующейся толпе, что собралась на улице «поглазеть на зрелище». По обеим сторонам от входа стояли молчаливые охранники, только их грозный вид отпугивал людей и не дал убить меня прямо на месте. Клянусь, в глазах каждого присутствующего здесь мужчины я увидела алчный блеск, а в глазах женщин – торжество и презрение.

– Неверная! – крикнул кто-то из толпы, и остальные подхватили. Гул пронесся по рынку с такой скоростью, что даже на другом конце Амррока услышали:

– Грехи смывают кровью! Грехи смывают кровью!

Ком в горле превратился в острый камень, который царапал язык и небо. Не позволил словам пройти дальше хаотичных мыслей, так и остался внутри меня. Охранник подцепил прядь, сильно дернув за кончик, – в глазах помутнело от боли, а с губ сорвался тихий вскрик.

– Красивая ведьма, – он наклонился так низко, чтобы рассмотреть внимательнее мое открытое лицо. Жестокие пальцы переместились на затылок, от резкого движения голова дернулась назад, и где-то хрустнуло в позвонках.

Шипение капитана местной стражи походило на змеиное, сейчас он пугал не меньше гуля. Чудовище хотя бы не понимало, какую жестокость творит. Оно жило с одной целью – жрать. А люди? Глаза наполнились слезами, но я сжала зубы и ничего не ответила.

Не надо бояться, Ясмин. Держись. Будь покорной. Мудрец для всех готовит столько испытаний, сколько человек способен вынести.

Жаль, мантра не работала, и ужас постепенно вытеснял остальные эмоции. Хорошо храбриться, когда ты в безопасности за крепкими стенами родного дома. А вот так, против целой толпы…