– Не могу. У меня рефлекс. Видишь, ножка дергается? Это все от нервов. Ой, снова, – вновь пнул спинку кресла Тасманов, тяжело вздыхая и прикладывая ладонь ко лбу, спозлая ниже.
– Пашенька, умираю…
– Держись, всего два часа осталось отмучиться, – сочувственно похлопал друга по руке Кенар.
– Хватит ломать комедию, идиоты! – цыкнул на них Кира, извиняясь перед шипящими со всех сторон людьми. Тут и там раздавались возмущенные голоса с просьбами быть потише.
– Чего ты такая жестокая? Гиеночка, может, кранты, капут. Мементо морэ. Ярочка пни еще раз креслице, пусть тебе полегчает. Не слушай эту злую женщину.
– Злая?!
– Кирочка, он снова пинается!
– А ты чего ябедничаешь, кобра очковая? – засопел Тасманов, кинув в несчастного задерганного Артура попкорном. – Нехорошо своих сдавать. Где твоя мужская солидарность? Пацаны должны держаться вместе, даже если по разные стороны баррикад.
– Да вы хам!
– Паша, ты слышал? – ткнул пальцем в Артура Ярослав, повернувшись к другу. – Он меня обзывает. Кенар, кинь в него ведро с попкорном.
– Почему мое? А пивом нельзя? Я почти допил.
– Можешь бутылку, но за это можно сесть.
– Так, все! – Кира поднялась, тяжело дыша от ярости.
– Девушка, погодите, самое интересное началось.
– Извините, а вы за блондина или за шатена?
– Я за всех, но блонди жжёт.
– Вангую, темненький щас очкарику лупатки на пятую точку натянет. Ваня, врубай камеру, сейчас в сеть видео зальем.
– Тихо вы, мы же слушаем!
– Да выгоните их! Где администратор?
– Ой, заткнись и не мешай.
Люди принялись ругаться и возмущаться прерванным скандалом. Леонова открыла от изумления рот, пока зрители, забыв о фильме, ждали продолжения разворачивающейся перед ними драмы. Даже администратор замерла и ждала, чем все закончится.
– Кирочка? – пискнул Артурчик в последний раз, будто смирившись со своим положением. Леонова вздохнула, осторожно взяла сумочку и, переглянувшись с Пашей, спросила:
– По одному до туалета?
– По одному до туалета, – закивал тот, поняв тайный смысл фразы.
***
– Ужас просто. Такой позор. Никогда больше в этот кинотеатр не пойду. Тем более с вами, – бурчала Кира, потягивая безалкогольный мохито через трубочку, сидя на плетеном диванчике летней веранды уютного кафе.
Ветерок трепал светлые волосы, а вечерняя прохлада холодила кожу. Леонова вздрогнула, обхватив себя руками и пожалев, что не взяла хотя бы легкий кардиган.
– Завела шарманку. Просто нечего со всякими придурками по кино ходить, – фыркнул Паша, дергая удивленную подругу на себя.
Горячие пальцы коснулись обнажённой кожи, отчего Кира вздрогнула сильнее – лесной аромат туалетной воды Канарейкина накрыл с головой, будоража потаенные мысли. Леонова не стала вырываться или пытаться освободиться. Прижавшись к теплому боку, уткнулась носом в плечо, обтянутое светлой футболкой, постепенно согреваясь от тепла тела Павла.
– Фу, какая ваниль, – скривился Тасманов, отпивая пиво, и ехидно добавил, не давая пнуть себя под столом. – Чур я буду другом жениха.
– Пойду костями потрясу. Пока вы плесенью покрываетесь, – повертелся на месте Ярик, подмигнув парочке, танцующими движениями двинувшись в сторону людей, вяло двигающихся под музыку.
– Кенар? – позвала Канарейкина Кира спустя несколько минут уютной тишины, устраивая подбородок у него на плече и сквозь полуопущенные ресницы рассматривая грубоватый профиль. – Если из-за тебя я не выйду замуж до тридцати пяти, то заставлю на себе жениться. Понял?
– Еще чего, – хмыкнул Паша, нисколько не испугавшись. – Сама же орала, что меня невозможно терпеть.
– Невозможно, – улыбнулась Леонова, крепче прижимаясь к Павлу. – Невыносимый человек. С тобой десяти лет не прожить без последствий для ментального здоровья. И дети в тебя будут.
– Ни за что. Не хочу детей. Гадость какая.
– Вот, говорю же. Невыносимый человек.
– Ой, все, что опять не так?
– За испорченное свидание купишь мне сет суши.
– И куда в тебя влезает?
– Не твое дело, Кенар. Два купишь. За пререкания.
– А за шуточки про грудь?
– Три. Умру от переедания, но позиций не сдам.
Бонус №6. Повелитель кухни
– Меня не будет несколько дней. Надеюсь, за это время дом останется цел, а нашу соседку ты не продашь на органы… – вещал Ярослав, натягивая черные кожаные перчатки. Несколько минут он поправлял прическу у зеркала и задумчиво разглядывал свое отражение.
– Ты собираешь уезжать? Сорок минут на пороге топчешься, пять раз на дорожку посидеть успели. До Китая будто едешь, а не в Подмосковье на фотосессию с журналом, – закатил глаза Паша, нетерпеливо притопывая ногой.
В квартире царил настоящий бедлам, от которого у Канарейкина встала мнимая шерсть на загривке. Чего только стоили разбросанные повсюду носки, брендовые джинсы и многочисленные рубашки Тасманова. Не терпелось быстрее выпроводить друга и начать уборку. Жить сутки напролет в таком свинарнике, Павел не мог. Как Тасманов вообще умудрялся? Здесь же сплошная антисанитария. Ему точно нужна отдельная квартира. С нормальными соседями, а не белобрысым поросенком, которого Паша называл своим другом.
– Выпроваживаешь, да? – насупился Ярослав, точно недовольная жена. – А-а-а, знаю! Будешь водить сюда баб, пока я там буду впахивать на благо нашей маленькой мужской общины!
– Ярик, ты идиот? – покрутил пальцем у виска Кенар, опасливо оглядывая Тасманов, утирающего мнимые слезы. – Еще с двадцать третьего февраля не протрезвел? А я говорил: не мешай абсент с текилой и не запивай все это водкой!
– Хватит на меня наговаривать, – возмутился Ярослав, стащив обратно перчатку, шлепнув ею Павла по груди.
– Руки выдерну, – мрачно пригрозил Канарейкин, отчего Ярик отступил на два шага, вновь поправляя прическу.