Банан в Сибири. Сборник рассказов

Буржуа или хулиганка? Ники де Сен-Фалль двадцатипятилетней девчонкой встретила своего Жана, творческий союз двух талантливых людей подарил нам сад Радости, море радости, вообще-то! Она работала над этим проектом до самой смерти. Ее грудастые наны украшают парки и здания Италии, Германии, Америки, но, пожалуй, самое грандиозное творение этой пары – фонтан Стравинского в Центре Помпиду в Париже. Где мне так никогда и не побывать. Я стою перед огромным портретом Ники, утонченное лицо с большими печальными глазами – как же она хороша! Модель, художница, скульптор, писательница, мать, жена, муза! Красивая, яркая жизнь, которую она посвятила любимому делу, от которого же и умерла. Токсичные вещества в красках потихоньку травили легкие.

Так же, как и токсичные отношения потихоньку вытравляют собственное «я», и блекнут желания. Нет, не раскисну! Сегодня мой день, и ничто не сможет испортить мне настроение! Жадный Жорж нетерпеливо поглядывал на меня у выхода. Я засеменила к нему как японская гейша. Чертова юбка, узкая, стесняет движения, а у меня впереди еще три музея.

Никого.

Задрав дурацкую юбку, я прошагала в первый зал с экспозициями Шагала. Музей небольшой, всего три зала. Сюжеты в основном на библейскую тематику. Витражи и мозаики потрясающи! Первый зал в холодных, синих и изумрудных, тонах, как раз в тон моей голубой «бабушкинской» кофте. Я одна шаркаю бабулькой по пустым залам, рассматривая гравюры и литографии, Жадный Жорж сидит на скамеечке и изучает круизы на завтра, выискивая оптимальные маршруты и скидки.

В отблеске стеклянной двери на меня вытаращилась старуха Изергиль в мешковатой кофтенке. Интересно, какой я стану старухой? Наверное, такой сухопарой, с седыми космами, острым клювом, прямая как стиральная доска. Я втянула щеки, собрала все лицо в гармошку, ссутулилась, кхе-кхе, скорчив старческую гримасу, прошепелявила back in my days своему отражению. В спину кто-то захохотал, от неожиданности я сиганула в красный зал и приняла там самую что ни на есть созерцательную позу.

Похоже, я все-таки была не одна, молодой человек в кремовых холщовых штанах и рубашке зашел в красный зал. (Приятно, когда мужчина одет с такой изящной небрежностью.)

– Наш человек? – произнес приятный баритон по-русски, с едва заметным акцентом. Оборачиваюсь: «холщовые штаны», улыбаясь, смотрят на меня.

– По-моему, из Витебска, – вежливо отвечаю я.

Он хохочет:

– Я не про Шагала!

– А! Это вы обо мне? Я – наш человек, да.

Мы беседуем о Франции, о музеях, об эмиграции. Олег, так зовут моего нового знакомого, живет в Ницце уже десять лет и… Тут я замечаю боковым зрением, как Жадный Жорж несется к нам на всех парах с перекошенным от злости лицом.

– Иж-ж-ж-жвините! – шипит он на русском, закрывая меня собой, как музейный экспонат. – Это моя невеста!

Мне так стыдно, хочется провалиться под землю. Мой собеседник, понимающе улыбаясь, отступает.

– У вас хороший вкус, – говорит он Жадному Жоржу, – поздравляю!

Ноздри Жадного Жоржа трепещут, он смотрит вслед удаляющемуся молодому человеку, презрительно кривя губы:

– Эти европейцы! Лишь бы пыль в глаза, все show off! Еще и в штанах таких, хлыщ! Маркие и непрактичные! А ты, – накинулся он на меня, – зачем заговариваешь с первым встречным?! Он что, не видит кольца? В Америке мужчина никогда не подойдет к женщине с кольцом.

Я вздыхаю:

– Это последний русский, шевалье! Не такие уж мы и разные. Марк Шагал, кстати, рос в семье с семью детьми, и ему тоже не хватило денег на образование. А с тебя ужин!

И все-таки – что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

Глава 12.

Вояж, вояж…

Железяк, железик, железон! Вуаяж, вуаяж!

Миль пардон, дорогие мадемуазели, но именно так я слышу. «Вуаяж» оказался вполне приятным, даже без особой нервотрепки. Трепач был занят. Трепач был счастлив. Пароходик проплыл по всему Лазурному Берегу. Жадный Жорж, трепеща ноздрями от наплывших чувств, щелкал камерой пришвартованные яхты.

– А знаешь ли ты, – мечтательно начала повествование я, – что сердце французского Прованса облюбовали великие художники: Матисс, Боннар, Синьяк, Дерен…

– Зато теперь, – протирая маленький бинокль, язвительно заметил Жадный Жорж, – великие американцы раскупают французское сердце по кусочкам, видишь, вон там вилла Тины Тернер, а дальше Бреда Питта и Анджелины Джоли, а дальше этого, как его… – Он сморщил лоб, пытаясь вспомнить имя.

– Великого американца Романа Абрамовича? – услужливо подсказала я. (Хе-хе.)

– Нет, Джека Николсона, – процедил сквозь зубы «великий американец».

Кораблик следовал по маршруту Ницца – Канны – Сен-Рафаэль – Сен-Тропе. Мы останавливались в каждом городке на час, вполне достаточно, чтобы осмотреть достопримечательности и поглазеть на народ. В Каннах, как водится, я спустилась по красной дорожке, картинно раскланялась с публикой под хохот Жадного Жоржа, потом мы побрели по побережью. Погода была просто чудесная, солнце ярко светило в глаза, я словила себя на мысли, что с удовольствием повалялась бы с отдыхающими ящерками на солнечном пляже. Но Жадный Жорж считал это пустой тратой времени, да и времени-то не было.

Поднимаясь по трапу на палубу, больше всего я предвкушала пресловутый Сен-Тропе, воспетый французским кинематографом (именно здесь Роже Вадим сделал знаменитой Бриджит Бардо, сняв в главной роли в шедевре «И Бог создал женщину»). Еще больше я предвкушала предстоящий ужин. Где он будет? И что выбрать: рыбу или мясо? Красное или белое? Ишь, разлакомилась.

Я уж начала волноваться, Жадный Жорж особо не упоминал про свой долг чести. Но пари есть пари.

– Когда мы прибываем в Ниццу, затемно, небось? Можно было бы в Сен-Тропе отужинать, – деловито откашлялась я. – После ужина хорошо бы пройтись, полюбоваться на яхты. Можем не успеть…

– Я ПОМНЮ! – выпалил внезапно Жадный Жорж. Но мгновенно взял себя в руки. – Дарлинг, – вкрадчиво начал он, – ты понимаешь, что у меня принципы? Виданное ли дело – переплачивать за кусочек мяса?!

– А я вот беспринципная, я б поела, – жалостливо проскулила я. На меня напал нервический смех. – Мы можем пойти на операцию «Немыслимое» и заложить мое кольцо!

– Дарлинг, в Америке за такие деньги можно накормить семью! – негодовал он.

– Так что, мы поедим в следующий раз только в Америке?!

– Нет, в Италии.

Чего-о-о-о?!

Sur le Gange ou l’Amazone,

Chez les blacks, chez les sikhs, chez les jaunes,

Voyage, voyage!

(Неполиткорректный текст.)

Разъелся Трофим – не прибавить ли дробин!

Легенда гласит, что город Сен-Тропе получил свое название в честь великомученика Трофима, казненного во времена гонений на христиан, лодку с его телом, собакой и петухом прибило к берегам. Я же сидела прибитая новостью. Италия! Что угодно, в другую страну готов уехать, лишь бы не переплатить.

– Почему Италия? Ты уже запланировал следующий трип?

– Нет, – простодушно объяснил Жадный Жорж, – я прогуглил цены, и там вполне сносно можно пообедать. Больше ни пенни не оставлю этим лягушатникам, – зло пропыхтел он. – Поедем и поедим в Сан-Ремо, дорогуша!

Есть такой эффект завышенных ожиданий, так бывает, когда расхваливают тебе книгу изо всех сил, а ты начинаешь читать, и не идет. Другое дело, когда обнаруживаешь находку сам. Таким приятным открытием для меня оказался городок Сен-Рафаель, уютный, компактный, с жужжащим разноцветным базарчиком из сувениров и разных стекляшек на небольшой площади. Сен-Тропе особо не впечатлил. Хотя, может, это я от голода придираюсь.

Вечерний экспресс на всех парах несся с нами в Италию. Я надела красивое черное платье, бретельки-спагетти. Меня, возможно, ждут спагетти, тефтельки и феличита. Сан-Ремо прочно укрепился в моей памяти мезальянсом Альбано и Ромины, а что в нашей жизни не mеsalliance? Все мы в той или иной степени не равны друг другу.