Имя Нормы

– Я помню это розовое платье. Бесподобное, правда? – умилённо поворачивает куклу так и сяк. – Шёлк назывался «Кожа ангела». Только подумай! Ангела! Где оно сейчас, моё платье? Хотя… не было оно моим. Оно принадлежало студии. И я принадлежала студии вместе с этим платьем.

Обратный путь был совсем не похож на путь «туда». Нет, путь был как путь, но попутчики из собеседников, которые не могли наговориться, переродились в глухонемых. Норма теперь не одна. На её коленях лежит пошлая коробка с дурацким окошком. В нём виднеется кусок пошлой пластмассы с пластмассовыми глазами и волосами. «Гнусное создание!», – Крис не смотрит в их с Нормой сторону, понимая, что может сорваться, схватить эту коробку и швырнуть её в окно. Норма погружена в свои мысли, не похоже, что радужные, смотрит прямо перед собой на незнакомую ей дорогу.

– Я не хотела по телефону… – толком не причёсанная Ирэн, очки вот-вот свалятся с носа, оглядываясь по сторонам, лепечет срывающимся шёпотом. – Это касается Нормы.

– Что ещё? Быстрей говори, пока она в ванной. Устали до одури от этого шизопинга.

– Биохимия крови… Я расстроена ужасно. Перепроверю ещё, лучше узнать наверняка, как можно раньше. Пока в лимфоцитах превышение как раз того, что указывает на предрасположенность…

– Нет, нет! Лучше молчи. Снова наследственность? Не может быть! Я же это обходил. Чёрт! Её мать дожила до 82-х, шизофреники столько не живут. Она всех обвела вокруг пальца, актриса чёртова, почище оскароносных. Лишь бы ни о ком не заботиться. Повесила проклятье над Нормой «не сойти с ума, как мать», и та погибала именно от этого страха – сойти с ума.

– Мало того, что бросила её, так ещё и обманула родная мать! Уж если алкашу-папаше, первому её мужу, позволили забрать у неё обоих детей, то какая же она была мать? Ты же знаешь, у Нормы были сводные брат и сестра?

– Знаю. И знаю, что её сестра росла настолько здоровой в другой семье, что прожила больше ста лет в абсолютно здравом уме. Я не допущу этого… – сжав кулаки, Крис меряет комнату неверными шагами.

– Чего?

– Не допущу этой отравы в таблетках, чтобы они во второй раз разрушили её. Тогда зачем я? Зачем всё это было? Я выжил, чтобы вернуть её, мою маму…

– Крис!.. – Ирэн прикрывает ладонью непроизвольно разинутый рот. Тихонько опускает руку, глядя на друга с сочувствием. – У меня были такие догадки… Зная, где ты родился и когда, и сколько боролись за твою жизнь. Это ни на что… Ну, и нечего раскисать! Может, не так и непоправимо, раз ты, как никто, владеешь, даже не знаю чем… – прислушивается к чему-то. – Слушай, что она там делает битый час? И шума воды не слышно.

На стук никто не откликается, Ирэн с опаской приоткрывает дверь в ванную комнату… Норма в новом купальном халате нежно-розового цвета сидит на полу перед полной ванной, одной рукой окунув в воду голую куклу, другой сосредоточенно пытается продрать щёткой её жёсткие капроновые волосы, которые не хотят поддаваться.

– Ненавижу эти кудри. Сама пошлость! Как я могла жить и терпеть их? Как я вообще могла жить… с этими никчёмными руками, которые никогда, ни разу не купали своего ребёнка. И никогда не будут! – роняет голову на руки, на край ванны. Отброшенная кукла отплывает к другому краю ванны и медленно идёт ко дну.

Ирэн садится на пол рядом с Нормой, обнимает её за плечи, вся в слезах, говорит сквозь всхлипывания:

– Я тебя понимаю. Если б ты только знала, как я тебя понимаю! Я ещё хуже… Пустоцвет. Как я мечтала о ребёнке! Всё… отмечтала. Но ты ведь ещё так молода…

В ванную хмуро входит Крис. Оценив обстановку, делает Ирэн знак, чтобы вышла.

– Чтоб им провалиться, этим супермаркетам! Рой Орбисон как-то раз пришёл из магазина и умер. И всё равно все ходят, ходят, только и знают, что ходят по этим чёртовым магазинам, – бормоча вполголоса, Крис наклоняется к Норме, довольно умело и мягко подсовывает под неё руки и осторожно тянет с пола. Вроде без напряжения, лишь лицо у него багровеет, и на шее вздуваются вены. – Больше не поедем туда, – выдавливает он.

Уложенная уже в свою кровать, Норма выглядит обессилившей, лежит, не шевелясь, отсутствующий взгляд в окно. Крис, отдышавшись, вытер пот со лба рукавом футболки и в нерешительности остановился.

– Если хочешь, оставайся в этой комнате. У меня там есть другая. Я только заберу свою одежду из шкафа.

– Здесь не хуже, чем там… Где прежде…

– Ты помнишь, где ты жила… до этого?

– Я жила? Ты настаиваешь? – неохотно поворачивается к нему, с подобием улыбки. – Там… там всё было заляпано… рекламными щитами, домами, неоном, перечёркнуто проводами, дорожными знаками… Город ангелов, – ухмыляется не без ехидства, – любой из ангелов повесился бы там через час. Не город, а… варикоз. Раздутый от вещей, машин, и тебя, вроде бы и нет, ну, или ты такой… меньше карлика с крошечным мозгом и не понимаешь – ты-то тут зачем? Ах, да… Чуть не забыла. Голливуд! Конечно! Воистину, Остролистный лес! – натянуто усмехается. – Околдует, заманит в чащу, да и нанижет на остриё.

– Да, но ведь… Весь мир засматривался…

– Ты про конвейер? О да, волшебное искусство снов! Для толп карликов, чтобы забыть, что они карлики. Не хочу… То, о чём я действительно пытаюсь вспомнить, это… бог мой, если бы это тоже был сон, но это хуже! Что? Что было перед тем… как я очнулась вчера в барокамере. Ну, в этой твоей…

– Нет, вот уж про это… Нет, на сегодня достаточно. Это и так давно уже стало наваждением, все кому не лень расписывают тот последний день, будто дежурили тогда в твоей спальне.

– Нет, я должна попытаться… После молчания… во сколько лет? Не мешай, – Норма закрывает глаза, немного запрокинув голову, руки без движения поверх одеяла. – День тот был обычным до странности. Солнечный, спокойный, – сомнамбулически-ровным негромким голосом. – Кто-то мне звонил, приятный. И у меня были планы, тоже приятные. А к вечеру всё рухнуло. Ускользнуло что-то… Меня… Не взяли, куда мне очень хотелось. Захлопнули дверь. Зло, прямо в сердце. И мне стало плохо. Жутко плохо, не так, как всегда, гораздо хуже. Это я точно помню. И… я стала хвататься за что-то, за всё подряд, в панике, сама начала звонить, звонить, без толку. Всем было некогда. Некогда – такой зверь, пожирающий жизнь, понимаешь? Если бы только все знали, как он её пожирает! Превращает её в Никогда.

Крис, уже не в силах остановить этого рассказа, бессильно опускается на стул, как врач подле пациентки.

– Меня отрезало от всего. Я хуже всех на земле, и кровать подо мной начала тонуть. Воздух выкачан. Кажется, перед тем, как потерять сознание… Или… это был бред. Кто-то вошёл, не знаю кто, показалось, что женщина, когда она подошла ближе, нет, не женщина… Таких жёстких рук не бывают у женщин, они схватили меня, как сноп сена, одним движением перевернули на живот лицом вниз. И держали. Думала, я под водой, дёргалась, извивалась… Крикнуть не могла. Кто-то ещё вошёл, я подумала – освободить, ведь я погибаю! Как-то успокоилась сразу и не сопротивлялась… Вот это было последним: ужас, обида, страх – всё отлетело. Спокойствие, нет, равнодушие. Меня вытащат… И вот вытащили, – открывает глаза и вопросительно смотрит на Криса. – Ты? Вот оно что!

Крис сидит окаменело, зажав руки между колен.

– Не знаю. Эти психи… психоаналитики внушили всем, что надо обязательно вот это, что ты сейчас сделала – будто бы, если расскажешь, то и…вот оно, счастье. Никогда им не верил. Хоть раз тебе полегчало после сеансов с тем шарлатаном? Это не я придумал, что именно твой любимый доктор довёл тебя до того… о чём ты говорила сейчас.

Расцепив руки, Крис освобождается от оцепенения и обращает к Норме пристальный взгляд.

– Не тебе судить! Ральф старался, но… он просто не знал, что со мной делать. Иногда мне казалось, мы плутаем в лесу – я слепая, хватаюсь за него, незрячего, и не выйти… из остролистого леса никогда.

– Просто были те, кто позаботился о том, чтобы ты не вышла. – Крис с горечью посмотрел на неё. – Тебя убили, – опустив голову, совсем тихо говорит он.

Тусклый до того взгляд Нормы, будто бы, оживляется от его слов.

– О! Конечно же, меня убили. Выпивка, таблетки, опять выпивка… Это была казнь. Само-казнь, – горькая усмешка. – Если серьёзно… Всё же я не могла сделать это сама. Не могла перешагнуть… Этот ужас – твоё тело будут кромсать, потрошить, когда ты уже ничего не можешь. Если бы просто исчезнуть, бесследно…

– Тебя убили люди. Мужчины.

– Мужчины? Ты шутишь?

– Передозировка нембутала, отличная версия. Когда в желудке его не нашли ни грамма. Ты спрашивала, почему тебе меня не отдали. Можешь не верить, но уже в то время был план. Ты им мешала, братьям, – говорит тише, но озлобленнее. – Но это им так не сошло. Смерть их обоих была расплатой, в том числе, за то, что они уничтожили ту, по сравнению с которой, они жалкие… Все они просто бледные тени. Тени! И всё! Хоть один и президент, а второй сенатор. А ты нет, не тень! Ты пережила себя, всё это время ты существовала! Нетленной. Какие-то имена вспыхивают и гаснут постоянно, только не твоё…

– Крис!

– Ты знала, что они получили своё – такую же смерть жертвы? Оба брата из этой семейки Кеннеди?

– Боже! Ты и правда безумен? ТАМ никто ничего не знает. Как может что-то знать кучка пепла или… костей?

– Кто-то сделал так, чтобы ты была отомщена.

– Что такое месть, по-твоему? Что она даёт? Может сделать счастливым?

– Мне она даёт доказательство, что именно они были убийцами.

Норма собирается выпалить протест, но вместо этого, неуверенно произносит:

– Если и убили, то её… Нилирэм. И не они убили. А та… Про неё не знал даже Ральф. Она давным-давно вынесла мне приговор.

– Очередная серия ужасов? Лучше не начинай.

– Лишь бы не встретить мне её опять. Может, и заживу тогда, в самом деле?

– Если доверишься не очередному Ральфу, а…

– Тебе, да?