Зеркало Умбры

Потому что все они со мной: мои друзья со всех уголков этого невидимого пространства вокруг. Их любовь дает мне силы не сдаваться и становиться лучше с каждым днем, чтобы привносить вокруг себя гармонию и красоту.

Здесь пригодились мои художественные навыки — каждый из этих элементов был заранее создан на компьютере. Отрисован и оживлен вручную.

Кульминация, которая хоть и длится в общей сложности около минуты, это квинтэссенция пережитого опыта, когда удовольствие делается настолько сильным, что кажется невыносимым. Мы сокращали этот момент до десяти-пятнадцати секунд, но здесь, в «Признании», он длится целых сорок четыре.

Дальше идет выход.

Технически выход — самый сложный и ответственный этап из всех. Необходимо провернуть все так искусно, чтобы человек не почувствовал резких перепадов состояния. Иначе это может привести к шоку и длительной депрессии, если тут пустить дело на самотек.

Оно медленно отдаляется, но не убегая и не прощаясь. Каждое из этих крошечных созданий, что наполняют твою синесцену, на самом деле остается рядом и обязательно будет ждать тебя в гости снова.

Кожа постепенно ложится отдыхать от пронзающего ее тягучего, невыносимо приятного электричества. Вкусы утихают, звуки собираются в те простые и понятные человеческому уху семплы, что мы привыкли воспринимать каждый день. Запахи и визуальные образы вплетаются в нормальность окружающего пространства.

В итоге на выходе вы чувствуете не грусть-разочарование, что мир снова стал бледным, а торжественное возбуждение от того, насколько он полон и красив сам в себе.

Я вынимаю наушники и несколько минут глубоко дышу, словно вынырнув из теплой ванны.

Синесцена никогда не отпускает сразу: ее отголоски будут с тобой еще несколько дней, чтобы не дать разувериться в своей честности.

Так уж повелось: ни одна синесцена не скажет тебе то, что ты хочешь услышать, если в глубине души ты знаешь противоположную истину.

Однако только что я нарушила свое же главное правило. И вышла сухой из воды.

Сердце отбивало медленный спокойный ритм. Мне казалось, будто я вся — одно сплошное сердце. Так, наверное, я пролежала еще минут десять, пока не услышала сквозь нарастающий шум дождя стук, доносящийся снизу.

Кажется, это Юджин стучит в мою дверь.

Я бы не полезла обратно, будь вместо Юджина кто-то другой. Но Пашка ведь спокойно примется за силовое решение проблемы, если я не открою по-хорошему.

Вот почему ящик с песком мы убирать не стали. Юджин и сам прекрасно все понимает.

Я спускаюсь вниз, чтобы недовольным голосом спросить, что ему надо. Хотя от обиды не осталось ни следа: синесцена все смыла.

Юджин выглядит подавленно и смущенно. В него в руках тарелка с хорошо прожаренным мясным медальоном, поверх которого кетчупом написано: «Прости».

Мы смотрим друг на друга несколько секунд, потом я молча ставлю тарелку на стол и обнимаю Юджина крепко-крепко. Так мы стоим еще несколько минут.

А потом Юджин говорит, что у него есть для меня хорошая новость.

Мы спускаемся по лестнице, и я, еще не успев увидеть все до конца, бросаюсь вниз с восторженным криком.

А Ткач… Он ловит меня на лету.

__________7. ДОМ КУЛЬТУРЫ И БИТА

Еще несколько секунд мне кажется, что мне кажется. Шлейф синесцены, послевкусие чуда.

Ткач не мог вот так просто взять и сюда приехать! Но он здесь. Как будто мы и не расставались. Все такой же высокий, тощий как палка, растрепанный и зубастый. В дорожном пальто. С большой холщовой сумкой, в которой при желании мог бы легко поместиться сам.

– Валера, ты чего тут делаешь?! – бесцеремонно трогаю Ткача, будто он может раствориться в воздухе прямо у меня перед глазами.

– Ну и погодка, у вас давно так? Словно из Питера не уезжал.

На самом деле Ткач из Саратова, а Питер он терпеть не может.

– Мы к вам всего на пару дней, – сказал Валера, взъерошив свои влажные волосы. – Ща давайте хоть чаю попьем. У вас есть кофе?

– «Мы» — это кто? – уточняю я, и ровно в тот же момент дверь открывается снова.

Лучше бы я не спрашивала. А впрочем, что бы изменилось? Пандора не телепортирует от моего неведения обратно в свой богом забытый Нижневерховск даже под страхом смерти.

Против двух наших техников я ничего не имею, за меня уже высказалось ограниченное пространство.

– Приветик, – медленно проговариваю я, пока Юджин возится на кухне с чайником.

А сама тихо спрашиваю у Ткача:

– Валера, это как понимать?

– Без паники, солдат. Сейчас все объясню.

– Господи, они как вообще здесь живут?! – судя по возмущению Пандоры, я здесь не единственная, кто недоволен. – В этом гадюшнике даже шляпу повесить негде! Привет, Кира. Принеси вешалку, если есть.

Очень хотелось сказать, что одна только что вошла, но я сдерживаюсь.

Пока Юджин успокаивал сестру крепкими объятиями, я чинно поздоровалась с Саней и Борисом, которые тащили на себе столько барахла, что их оставалось только пожалеть.

– И еще столько же в машине! – не без гордости улыбнулся Ткач. – Ладно тебе, Ницке, взбодрись, жить мы будем в пристройке.

– В какой еще пристройке? – мигом среагировала Пандора. – Что-то я не припомню никаких разговоров о пристройке.

– Ну с добрым утречком, дорогая! – развел руками Ткач и снова переключился на нас: – Сори, что мы вот так без предупреждения. Сейчас столько всякой дичи происходит, что нам лучше всем залечь на дно и особо нигде не отсвечивать.

– Интернета у нас нет. Сразу предупреждаю, – заметил Юджин, когда Саня включил вайфай и поднял телефон к потолку. – На случай, если кто не знал или забыл. Можете посмотреть телек.

– Вы серьезно живете без Интернета? – Санек хороший пацан, а какие делает биты! Это он научил меня сводить треки и орудовать во фрути лупс. Но для подстраховки все равно занимается этим сам. Борис битов не делает, но выглядит настолько серьезно, что за нашего концертного директора обычно принимают его, а не угловатого, нескладного Валеру.

– Это правда, что из ВК всё повыпиливали? – спрашиваю я.

– Куда там! Но ты же сама знаешь, нельзя увидеть структуру файла, даже если его скачать, так что нам все равно.

– А репутация, все дела, нет?

– Мы потому и приехали, – Ткач сверкает глазами, словно дикий зверь на изготовке. – В Оленевке состоится ежегодный опен-эйр, уже через… пять дней. Нас туда пригласил один мой знакомый выступить с заключительной синесценой.

– В смысле – с четвертой? Или мы должны выступать последними?

– Чо выступать? – Юджин попытался перекричать закипающий чайник. – О чем вы говорите?