Зеркало Умбры

Я схватила барабанную палочку — первое, что попалось под руку, но она обвилась вокруг моих пальцев, впилась в них тысячей крошечных растущих заноз.

– Не подходи!!!

– Кира, успокойся, это же я! – Ткач, судя по глазам, паниковал уже не меньше меня.

В комнате появились еще двое — Борис и какой-то тип, которого я видела впервые. Оба восковые, как куклы, натянувшие человеческую кожу. У обоих текли глаза и рты, как они могли этого не замечать?! Я отшвырнула палочку, точнее, пыталась это сделать, но она въелась в мою руку. Ничего не получалось, комната налипала на меня словно жирная, вездесущая паутина. И все, что мне оставалось, – кричать, отбиваться, сбрасывать с рук, с шеи и лица этих ужасных сороконожек.

– Что происходит?!

– У нее высадка?

– Кира, ты принимала что-нибудь? Кира!

– Надо вызвать скорую!

Они схватили меня, начали пытаться удержать своими холодными липкими руками из плывущего воска, и мокрицы заползли мне в нос, в уши, я не могла дышать. Они попали мне в горло, я кашляла и отбивалась, но все без толку.

– Отпустите меня! Умоляю, отпустите!!! – рыдания сдавливали легкие, я уже не слышала ничего, что творится вокруг, — там концерт в самом разгаре, но здесь — настоящий ад без шанса на спасение.

Что было дальше — я не помню. Ткач рассказывал, что я еще пребывала в сознании, но при этом совершенно не реагировала на попытки меня успокоить. Он сказал, что глаза у меня были открыты, я тряслась и дергалась как в эпилептическом припадке.

Ребята все-таки вызвали скорую. Те обкололи меня какой-то неизвестной дичью, после чего увезли в стационар, где я и очнулась четыре дня спустя.

Как бы вы ответили на вопрос: что это было?

Или на вопрос, который Ткач задает мне сейчас?

Здесь, на маяке, возле морского побережья, где закаты настолько красивы, что хочется пустить слезу. И где я вместо того, чтобы лечить нервишки, веду диалоги с персонажами из другой реальности, нахожу скетчбук из Вавилонской библиотеки и пытаюсь снова пробить дорожку в Сеть.

– Ты готова к такому темпу?

Валера знает, как мне это важно. Знает, что я лучше умру, чем перестану делать то, что делаю. Я люблю свои синесцены. Люблю свою работу больше всего на свете. Поэтому мой ответ не стоит размышлений.

– Да, – отвечаю я. – Конечно, да.

__________8. ЛАКУНЫ

Существует нежнейшая субстанция, напоминающая очень мягкую резину с воздушной пузырчатой структурой. В нее можно запустить пальцы, сжимая и раздавливая крошечные шарики. А потом растягивать и жамкать податливую розовую тянучку. Это один из фрагментов моей первой синесцены, которая представляет собой банальнейший экскурс в мефедроновый трип. Проба пера, так сказать, эксперимент. Весьма удачный.

Юджин, правда, говорит, что для него этого уже недостаточно. Пусть синесцены и не вызывают привыкания, но мозг торчка тоже не так-то просто обмануть.

Утром наша панда-банда уже вовсю наслаждалось «отпуском» на побережье.

– Будь ты более романтичной, – весомо заметил Ткач. – Я бы предложил тебе дорожку в постель.

Юджин, Пандора и Борис давно закончили невесомо-белый сыпучий завтрак и теперь грелись на камнях у воды.

Саня почему-то торчал в доме. Нет, не в смысле нюхал, а просто пребывал. Они с Ткачом что-то бурно обсуждали на кухне, когда я спустилась.

– Доброе утро, – хмурюсь, чувствуя запах дыма и этой терпкой, едва уловимой горечи химического укропа, не похожей ни на что другое. – Вы что, нюхали на кухонном столе?

– Кто это «вы»? – Санек невинно пожал плечами. – Я уже несколько часов пытаюсь тебе тут сигнал со спутника поймать.

– У нас нет тарелки, – говорю. – А еще вы тут курили. Ткач, курили, да? Ты ведь знаешь, что я против.

– Тарелка у вас есть, просто ее зачем-то сняли и бросили в сарае, – парировал Александр, пока Валера мирно попивал кофеек. – А насчет курения, ну уж извини, я был не в курсах.

– Кира, остынь, – улыбнулся Ткач. – Тебе заботливые друзья оставили мефа.

– Знаешь вообще, где мы этот клад снимали? На кладбище! Натурально, на кладбоне, на кресте. Вместо координат нам прислали ФИО покойника. Неплохо, да?

Мне стало стыдно. Как бы Архитектор Муравей отреагировал, узнав, что здесь собралась такая компания? Чудовищно стыдно.

– Я понимаю, что являюсь единственным некурящим членом нашего тайного братства, но курить в доме здесь никто не будет, ясно? – мне сложно сделать грозный вид, особенно учитывая, что и Саня, и Ткач выше меня на полторы головы. – Для этих целей существует улица, вот там можете хоть обсыпаться сижками с ног до головы.

– Ты с каких пор стала такая принципиальная? – усмехнулся Ткач и попытался потрепать меня по волосам, но я увернулась. – Обычно люди на море, наоборот, расслабляются и становятся добрыми как коровы на лугу.

– Будешь кофе? – между делом предложил миролюбивый Александр.

– Только если вы пообещаете больше не курить в доме.

– А нюхать можно?

Хмуро перевожу взгляд с Сани на Валеру, который вновь напустил на себя образцовую невозмутимость. И спрашиваю:

– Сколько у вас?

– Было десять граммов. Осталось около четырех.

– Не надо было Юджину показывать, – усмехнулась я. – Когда мы приехали, он первой же ночью упорол полтора грамма в соло.

– Да Юджин дебил, – махнул рукой Ткач и примирительно добавил: – Я вообще вез тебе, чтобы ты тут снова творить начала.

– Мне не нужно десять граммов порошка, чтобы творить. И знаешь, Валера, слегка обидно, что у тебя сложилось такое мнение. Почините Интернет. Этого будет достаточно.

Иногда мне кажется, я как-то неправильно родилась. Как будто откололась от чего-то большого и полноценного, забрав часть его жизни. В результате я теперь вынуждена самозабвенно искать это что-то, даже не подозревая, что оно собой представляет. И возделывать почву в надежде, что на плешивых лакунах что-то вырастет.

Смотрю в окно. Ребята уже купались, причем Борис заплыл так далеко, что я едва его видела.

– Они не утонут?

– Вряд ли. У них есть круг.

– Это здорово, но они вообще осознают, что вода ледяная? Вчера буря была.

– Кира. Дай ты людям спокойно отдохнуть! Это вы здесь живете, а мы море видим в первый раз за два года.

Мой кофе готов. Я добавляю молоко и залпом выпиваю половину чашки.