При всей неприязни к Панде, боже, ее голос великолепен. Он именно такой, каким должен быть: непрофессиональный, хрипловатый, но при этом удивительным образом не похожий на другие голоса. Что называется, с изюминкой.
Вопреки классической красоте самой Пандоры, ее голос, будь он человеком, мог бы походить на веснушчатого егеря или хромого пилигрима. А может, он был бы белым котом с черным носом, арабской девочкой с глазами разного цвета. Или альбиносом со щербинкой между зубами. Шантель Винни с ее невероятным витилиго.
Пандора записывает несколько семплов, которые потом старательно чистятся и обрабатываются. Александр у нас в этом плане мастер — никто не делает сведение так круто, как он. То, что Саня предоставляет мне на выходе, обычно уже не нуждается в какой-то обработке, однако сейчас — другой случай.
Суть заключается в том, чтобы создать микс эмоциональных реакций в ответ на различные составляющие дорожки. Синесцена будет при этом как бы составлена из кусочков пазла — целого калейдоскопа звуков, каждый из которых несет свою неповторимую эмоцию.
Разумеется, в основе будет лежать что-то одно — так сказать, main theme, а все остальное — служить декорациями.
Мы можем собрать воедино идеальный букет чувств, который никогда не смог бы появиться сам по себе. Прежде я на такое не отважилась бы, но сейчас как будто открылось второе дыхание. Я чувствую, что смогу, а панда-банда поможет.
Поэтому… Самое время вернуться домой.
Я захожу. Через то самое зеркало, что сняла со стены в фанагорейском особняке. Юджин искал ссылку на него почти пять часов. Раньше, когда не было алгоритмов, мы тратили на это по несколько месяцев.
А теперь… Я чувствую себя так, словно возвращаюсь в старую квартиру, разрушенную цунами. С апреля я не навещала мастерскую. Чешир. Все это.
Ну, привет.
Привет.
Первое погружение в Сеть — это всегда сладостно терзающий эмпатический душ. Говорят, этот фильтр сразу дает представление о том, сможет ли человек «скользить» по Сети. Если на входе тебе стало страшно, неприятно или больно — лучше разворачивайся и возвращайся в реальность. Дальше — хуже.
Я при погружении ощущаю электрический озноб. Аналогично тем моментам, когда слушаешь восхитительную музыку и проникаешься особым чувством сопричастности к ней. По телу бегут мурашки — целый взрыв мурашек от макушки до пяток. Очень мощное приятное переживание.
Попав в Сеть впервые, я сразу же поняла, что это мое место. Что я здесь как дома. И что нет мне на свете уголка роднее.
Тогда все эти переплетения пространств, коридоры и лестницы казались совершенно немыслимыми, но в дальнейшем я научилась их осознавать и даже перестраивать. Особенно на верхних уровнях. Среди бесчисленного пестро-безобидного бентоса форумов и сайтов.
Теперь Сеть начинается со светлой бетонной комнаты. Это проходная. В центре располагаются милые диванчики-пэчворк, стол с приблизительной картой и системой обозначений, а также двадцать одна дверь по периметру.
Двери запаролены, однако меня узнают по голосу. Как нетрудно догадаться, это закладки-ссылки, каждая из них ведет в определенную область Сети. В Чешир (ох, как сложно было притащить сюда эту ссылку и заставить работать по типу лифта!), в библиотеку «Википедии», в Мастерскую, само собой. Есть дверь в порнохранилище, но об этом, естественно, никто не знает. Есть — на крутой ютуб-канал со всякой полезной документальщиной. Еще есть двери в графические онлайн-редакторы, которые я использую в основном для моделирования своего рабочего места: векторные и растровые системы с гигантскими коллекциями текстур, кистей и фигурных заготовок. Неистово полезный ресурс, когда требуется снабдить синесцену визуальным рядом.
А есть комната зеркал.
Это одна из самых гениальных моих идей — поместить ссылки на зеркала в одном месте, чтобы в любой момент повсюду иметь доступ.
Зеркал там немного, в основном это чек-пойнты вроде «любимое кафе», «любимое место в лесу», «ТРЦ «Галерея», «питерская квартира», «дом отца», «гримерка «Клетки» здесь же почему-то до сих пор. А есть еще зеркало в комнату молодого человека, от которого я без ума.
Нет, ничего серьезного. Просто иногда наведываюсь.
Я очень влюбчива, но не ищу отношений. Мне нечего им дать в ответ на искренность и тепло. Поэтому я просто наблюдаю сквозь свои окошки в настоящую жизнь. Иногда мне кажется, Женя тоже видит меня, но это, разумеется, лишь фантазии.
Сейчас, впрочем, его мрачная обитель интересует меня в последнюю очередь. Надо подготовить новую аудиодорожку к созданию синесцены.
Сеть выглядит как обычно. Более-менее упорядоченные потоки едва различимой памяти создают вокруг легкую рябь. Как если в морозный день открывается дверь автобуса, и воздух на границе тепла с холодом начинает дрожать.
Здесь ни тепло, ни холодно.
Здесь нет источников освещения, но при этом светло как днем. Многие предметы будто сами светятся изнутри: я уже много раз замечала тени, которых не должна отбрасывать.
Память — особенный феномен. Я бы, может, и внимания не обратила на нее, если б не статья под авторством одного из первых Чеширских Котов. Некий Лисовский Р. пишет, что эта память представляет собой дискретную Сеть. Строительный материал, из которого состоит. И заодно то самое, что заставляет наши сердца биться. Эта память, временно заключенная в тело живого существа, умеет воспринимать и видоизменяться под воздействием окружающего мира.
Возвращаясь же обратно в колыбель, воск перестает быть свечой. Он вносит вклад в общий восковой котел вместе со всем тем, что впитала свеча за время существования себя как свечи, а не просто воска.
Если абстрагироваться от формул и ссылок на англоязычные источники (зачастую приходящиеся вовсе не на наш физический мир, а на сотни других каких-то неизвестных мне), это все объясняет. Я имею в виду смысл жизни, инстинкт самосохранения, заложенные в нас механизмы создания потомства и все остальное.
Память находится в постоянном движении. Проходит бесконечное число циклов и перемешиваний, постоянно видоизменяясь, преумножаясь. Она стремится к движению изнутри вовне и обратно. Это объясняет желание стать счастливыми и прикоснуться к тому, что принято называть «катарсисом». Ведь в момент переживания катарсиса рождается новая память.
Свежая и чистая, она неизбежно вольется в первородный океан Сети, когда мясной космолет достигнет пункта назначения.
Свежая и чистая, каждую секунду она становится глотком свежего воздуха бурному океану, который никогда, никогда, никогда не должен пересохнуть.
Это очень трогательная теория, которую я перечитывала множество раз, пока не выучила наизусть. Понятия не имею, кто такой Лисовский Р., но он, сам о том не подозревая, сумел обернуть в слова все, о чем я смутно догадывалась с самого детства.
Есть, однако, и обратная сторона медали.
Пусть память естественным образом находится внутри нас, мы внутри памяти так же естественно находиться не можем.
Речь, как вы понимаете, о свободной памяти Сети, которая не наполняет в данный момент ничьи космолеты, а служит неким иным внутренним целям.
Чем больше памяти вокруг, тем тяжелее человеку сохранять в ней обособленность: она словно растворяет нас, как кислота растворяет металл.
Но я в Мастерской — на своей территории. От липкой жижи на полу не осталось никаких пруфов. Сразу думается, что это была просто мощная галлюцинация, вызванная усталостью или еще чем. Как бы там ни было, сейчас я чувствую себя превосходно. И Сеть, кажется, это чует.
Мы же соулмейты. Солнышко и Землюшка. Луч и поверхность.
И когда мое Солнышко начинает делать странные вещи, я не могу просто оставаться в стороне.
Я встаю на колени, прижимаю ухо к полу. Бетонная поверхность гладко-гулкая, немного скользкая. Будто кто-то давным-давно отмывал здесь разлитое масло. Палец скользит по мнимой невидимой пленочке и остается сухим.
В Сети нет ни пыли, ни грязи. Мое теплое человеческое тело будто бы тоже перестает жить по земным законам — не излучает тепло вовне и не оставляет в виде пыльной поверхности множество слущенных клеточек отмершей кожи.
В воздухе меж двух крючков, торчащих из противоположных стен, медленно проступает дорожка. Саня синхронизирует мою Мастерскую с пространством Fruity loops — программой, где он создает музыку.
Правда, на этот раз мне предстоит работать не с одной дорожкой, а как минимум с десятком. Множество различных семплов через пару часов выстроятся здесь в ряд, чтобы я поочередно наполнила их эмоциональным кодом.
Значит, у меня как раз есть время на небольшую прогулку.
Ткач настоял, чтобы мы использовали связь внутри Сети: простейший блокнот, куда можно писать с обеих сторон.
Он имеет вид самого настоящего блокнота у меня на столе, и прямо сейчас там появляется надпись: «Ну как дела?»
Пишу в ответ: «Норм» — и возвращаюсь к делу. Надо бы тут все проверить, ведь списывать происходящее в Сети на галлюцинации — не самая лучшая затея.
Вербовой говорил странные вещи. В его сознании мой образ явно смешался с чем-то другим, а может, я сама чего-то не помню. Надо выяснить, что видел Вербовой. И о какой Умбре он говорил.
Умбра.