– Ты кто вообще такой, чего я должна с тобой разговаривать?
У Майкла резко закончились силы. Он произнес слишком много слов, а это как оказалось в его ситуации сильно истощает.
– Ладно, давай потом, – проговорил Майкл.
Он был в положении мученика с железным ошейником на горле, прикованным метровой цепью к стене вертикально вверх. Его руки были заломаны за спину и стянуты пластиковым хомутом. Ноги так же были стянуты. Можно было пытаться слегка привстать или присесть на колени. Нельзя было лечь. Можно было облокотиться на бок к холодной стене. Джейн была прикована так же.
– Потом? Когда потом? Ты сейчас занят? Документы пошёл подписывать?
– Я устал говорить, я уже долго здесь нахожусь. Но ты можешь рассказать мне о том, как тебя поймали и за что, поподробнее, а я соберусь с силами и расскажу тебе свою историю.
– Я увидела то, что не должна была видеть, но это же не может быть причиной! Не должно быть такого!
Джейн начала возмущенно кричать:
– Какой смысл в существовании такой организации, как ваша! Какая у вас мораль? Вы можете упрятать в темницу любого, кто выходит с вами на контакт без разрешения? За что? Почему? В мире так много группировок сдерживающих науку, культуру, превращающих людей в рабов! Мондиалисты, нефтяники, производители компьютеров, а теперь ещё и вы! Какого чёрта появиться ещё и вашему сраному кузнечику! Вы решили собрать всех злых гениев и составить остальным уродам достойную конкуренцию? Если нет, если вы не поддерживаете мондиалистов, если ваши намерения благие, а действия обусловлены самозащитой, то, знайте! Я на вашей стороне! Я не выдам ваших секретов! Я…
Затем последовали слезы отчаянья.
Так как ты говоришь, тебя зовут? – спросил тронутый Майкл.
– Меня зовут Джейн, и вам меня не сломить! – сказала она, обращаясь к незримому слушателю.
– Кому ты кричишь, Джейн? Думаешь, барин-извращенец запер тебя сюда потому, что он мондиалист?
– Да. Все беды от них.
– Брось, ты откуда родом?
– Кент, Великобритания. Но я человек мира!
– Чудно, я по-своему, тоже. Как насчёт того, что весь мир является криптоколонией Великобритании под управлением мирового масонства, подчиняющегося Английскому монарху?
– Чушь собачья! Учи историю, придурок!
– И если бы я её учил, я бы, наверное, был сторонником одной из версий мирового заговора, либо считал, что все они имеют свои доказательства и опровержения, а может быть я был бы уверен, что все эти теории ложны. Я бы накопил множество знаний, а мои выводы в итоге были бы просто моими личными выводами, основанными на моих личных предпочтениях и трактовках, такими же личными, как и у людей, не имеющих стольких накопленных знаний. Разница была бы лишь в доказательствах, которых я приводил бы в защиту своей правоты. А что толку от доказательств? Вся правда в том, что ты заставляешь своего слушателя согласиться с тобой, скрывая эту цель под общепринятой истиной, связанной с темой разговора. С ней невозможно будет не согласиться. Этим ты своего слушателя подчиняешь, побеждаешь его.
– Как хорошо ты в этом разбираешься! Придурок хренов. Ты, наверное, специалист по внушению своих точек зрения.
– Мне нравится твой запал, и то, как ты злишься на меня, не смотря на то, что я на данный момент твой единственный друг.
– Да какой ты мне, нахрен, друг, масон долбаный.
– Какой же я масон, ты первая начала о конспирологии. Я тебя не подстрекал. Поначалу. Ну, а потом всё-таки решил немного подстрекнуть и сказал эту чушь про масонов. Мне вообще плевать на такие вещи. Их сочиняют люди далекие от настоящих мировых свершений. С помощью логики можно, что угодно доказать и что угодно опровергнуть.
– Ты говоришь, как он.
– Да пошла ты! Я говорю, как говорю я. Кто такой этот Он? Наш похититель?
Джейн призадумалась. Сейчас она ощутила, какое большое влияние на неё оказывал Лари. Многие мысли она переняла от него.
– Слушай Майкл. Я сама не своя, меня тошнит, я связанна, я в темноте. Это всё Лари. Это он всегда говорил о мировом заговоре и всяких таких вещах. Однажды, я увидела на его компьютере кое-что опасное, и мне пришлось компьютер сломать и выбросить, а Лари, как оказалось, вообще исчез!
– Ты видимо думаешь, что они слушают нас, и я не могу тебе сказать, что это не так. Я чувствую твою надежду. Ты надеешься, что сможешь договориться с ними, и хотела бы вступить в их ряды, если они на той стороне, которую ты считаешь правильной.
Майкл понял, что его похитили не Антонов, и не Палыч, и даже не Михайлин. Его перекупили. Возможно, сама чёрная дыра поглотила его. Самое время окончательно расколупать голень. Может всё и не так уж плохо складывается?
Пока Майкл думал, Джейн трепалась, как угорелая. Последней фразой было то, что они все не понимают самого главного о жизни.
– И что же в жизни самое главное, Джейн? Да, что ты о ней знаешь?
И тут Джейн понесло. Словно, читая с книги вслух, она затараторила свой монолог.
– Смысл жизни – загадка для человечества, извечный вопрос. Люди ищут ответ, есть ли у всего того, что делает человек некая высшая цель, или существование человечества – случайность в бесконечности вселенских преобразований. Первое, что хочу заметить, в чём смысл жизни – это прежде вопрос. Понимаешь, что такое вопрос? Это понятие, завязанное на синтаксисе, логике, настройке восприятия. Ответ на вопрос зависит от того, как именно этот вопрос поставлен в соотношении с перечисленными факторами, что такое человеческая логика. Логика во многом нуждается в аксиоме, в некой точке, на которую она будет опираться. Нужно признавать необходимость нашего мышления именно в такой структуре, а вот логика так или иначе будет зависеть от настройки восприятия. Говоря о смысле жизни, люди, подразумевают, синтаксическое понятие, притягивающее за собой наше мировоззрение, систему ценностей.
Вот представь, допустим, мы сравниваем своё сознание с сознанием других живых видов на планете и видим, что только мы можем изменять условия своей жизни, а не подстраиваться под них. Однако, в глобальном плане мы понимаем, что в случае планетарной катастрофы, мы возвращаемся в условия выбора – миграция или вымирание. Здесь мы уповаем на помощь наших технологий. Опираясь на технологии, человек оттачивает их ядро – точные науки. Мы можем произвести расчёт нашей материальной реальности, получать при этом точный, просчитанный, прогнозируемый, результат. Мы можем менять климат, управлять погодой, колонизировать другие планеты. Мы можем устроить катастрофу в масштабах галактики, уничтожив свою или соседнюю планету. Отсюда вывод – то, чего мы добились, развивая своё сознание, уж точно выходит за пределы развития животных нашей планеты. Мы приближаемся к уровню того Бога, для всего живого в галактике, который может дать или отобрать жизнь целой экосистемы, изменять ДНК, даже создавать искусственные живые организмы и, возможно, даже искусственный интеллект. По аналогии с этими достижениями человек понимает, что раз эффективность методов его деятельности достигла таких масштабов, значит, в этом есть какой-то больший смысл, чем тот, что мы видим при сравнении наших бытовых дел с глобальностью вселенной. Можно сделать вывод, что от наших решений эта самая глобальность очень во многом зависит. Отсюда и подозрение, что раз во вселенной есть законы и закономерности, опираясь на которые человек получил свои супервозможности по сравнению с первобытностью других разумных живых организмов на планете, то это, вероятно, тоже часть ещё более высшего замысла. Если мы создаём системы и видим, что сами живём в системе, значит, и у нашей системы тоже должен быть создатель? Вопрос существования создателя и высшего разума, либо просто более развитой расы, прямо или косвенно связанной с нашим родом, полностью во власти системы ценностей, логики, синтаксиса. Постановка вопроса зависит от наших личных чувств и предпочтений, от мировоззрения. И потом, не забывай, очень много внимания в первую очередь мы уделяем своему быту. Конечно, достижения технологий с каждым годом снимает хозяйственную нагрузку с человека. Если человек не будет тратить свои силы на решение бытовых трудностей, поймёт ли он тогда лучше смысл своей жизни? И вот опять пресловутый синтаксис. Смысл есть там, где есть структура, взаимосвязи. Всё это должно работать в нашем восприятии. Люди усматривают смысл в самых разных вещах в зависимости от своих бытовых и духовных потребностей. И вот ещё. Какой именно смысл жизни? Смысл жизни всего человечества или каждой отдельной личности? Эти понятия часто объединяют.
Коллективный разум – коллективный смысл. Вернёмся к индивидууму. У каждого есть свои физические и моральные потребности, то есть каждый нуждается в эмоциях по своему длинному списку. Самореализация в обществе, в профессии, удовлетворения физические и духовные. Персональный смысл жизни завязан на бытовых моментах. Да, даже такой смысл жизни, как вырастить детей, создать корпорацию, или целую страну можно расценить, как бытовой момент. Значимость определяет человек. Вот ты, Майкл, знаешь, что самое серьёзное на планете Земля? В жизни людей? В любой ситуации? Это – отношение. Человек решает, что важно а, что нет. Теперь подумай обо всём, что ты делаешь, что самое важное в любом твоём начинании? Может быть, сама идея этого начинания? Для чего это начинание совершается? Такие вещи зависят от того, как сам человек к ним относится. А, что дают человеку дела и их производные? Ощущения! Ты получаешь ощущения за все свои действия. Получаешь чувства за всё, что делаешь. Тем самым ты формируешь основу своего фундамента – свои восприятия, отношения, логику, систему ценностей, направления своих действий. Веря во всё это, живя этим, ты, человек, генерируешь эмоциональную энергию. Можем ли мы трактовать любые наши дела, как завуалированные таким образом предлоги для создания эмоциональной энергии? Квантовая физика доказывает факт влияния нашего сознания на поведение молекул, а это значит, что и на материальную реальность. Уже этот факт говорит о значении наших бытовых переживаний, а точнее от энергии вырабатываемой ими. Мы делаем такую большую ставку на важность нашей реальности, и не зря, она – наш фундамент, а ещё и предлог для последующего эмоционирования. Путь порой важнее цели. Эмоции не важнее материального мира, они на нём основаны. Отсюда такая важность и значимость материальности – нашей основной заботы.
Майклу было тяжко слушать Джейн и уж тем более думать о том, о чём она говорила. Он старался делать это изо всех сил, только для того, что бы оставаться мыслящим, живым человеком. Этот диалог спасал ему жизнь, не давал сойти с ума в темноте слипшегося времени. Всё равно, что она говорит, только бы продолжала. Но, тем не менее, основную суть он всё-таки уловил.
– Ты ведь не сама всё это придумала? А, девочка? Ты высказываешь свои мысли, но навеяны они кем-то другим. Может быть, это твой конспиролог так считает? Может, твой отец? Не важно. Важно то, что ты говоришь это мне, потому, что хочешь выговориться, а не потому, что я очень хотел бы обо всём этом узнать. Вот где твоя неправота. Ты, вероятно, считаешь, что если ты излагаешь такие мудрые рассуждения, то все, услышав их, встанут, как вкопанные, и скажут: «О, господи! Перед нами гений!» Наш пленитель сейчас спустится, развяжет нам руки и скажет: «Чёрт, если б я знал, с кем имею дело, вёл бы себя иначе! Простите, пожалуйста, мудрая госпожа! Вы помогли мне прозреть».
– Ты вообще слушал, о чём я говорила?
– Это ты не слышишь, о чём говорю я. Из темниц не выпускают за то, что ты, сидя в них, оказался прав. Если ты в темнице, то, значит, ты уже в чём-то прокололся. Ты не там шла, не с тем заговорила, не с тем начала общаться. Ты что-то не так сделала, и поэтому всё так вышло. Я говорю не о моральной правоте, а о причинах, которые привели тебя сюда. Подумай о них, а поскольку критерии правоты у всех разные, не питай пустых надежд. Если для тебя смысл жизни – накопление энергии, так начинай её накапливать, а не трать её на такой пустой трёп. И не ищи друзей среди тех, не жди милости от тех, кто тебя хоть раз пленил. Это психологический барьер между охотником и жертвой. Ты теперь жертва. Жертва может или убежать от охотника, или победить его, либо быть убитой. Никаких компромиссов.
– Господи боже! Откуда ты такой взялся? Да, я вообще не понимаю, что происходит, сказала, что думала, вот и всё! Эй! Майкл! Ты чего, помер? Майкл!
Это был самый длинный разговор Джейн и Майкла в темнице. Видимо, их беседы всё же не вдохновили тайного слушателя, и он что-то сделал с их питательным раствором. Сил говорить теперь вообще не хватало. Так, лишь на пару предложений в день. Со временем они привыкли друг к другу. Они научились чувствовать друг друга на расстоянии. Они, наверное, даже полюбили друг друга, как одно живое существо может любить другое живое за то, что оно просто существует рядом. Они оба были на грани.
Однажды Майкл почувствовал прилив сил, он стал просыпаться. Он чувствовал, когда ему начинали подавать питательный раствор, два раза в день. Он чувствовал, как его бренное тело наполняется чужеродной жидкостью, такой отвратной и такой необходимой, что он любил её и ненавидел одновременно. Изредка, при этом, где-то наверху он слышал тихий, едва заметный гул какого-то оборудования. Однако, теперь добавилось и ещё одно ощущение, старое и забытое. Он чувствовал возращение сил. Пользуясь случаем, Майкл старался размять свои мышцы, а заодно и настучать по своему маячку. Почему же он не срабатывает? Он должен завибрировать, когда сработает. Может сигнал не проходит? Может нужно активировать сигнал, когда слышен тихий гул? Что за бред? Просто не за что больше зацепиться, ведь это единственный звук, который слышен в этом месте, и то, различать его начинаешь не сразу. Теперь Майкл копил силы. За всё время, что он провёл в заключении, его отношение к жизни менялось от крайности к крайности. Среди гипотез о причине происшествия были такие топовые, как например: наказание за все грехи, подлая издёвка судьбы, испытание, которое нужно выдержать с честью… Он злился, молил о пощаде, затем снова злился. Он истёк всеми своими чувствами и мыслями, как пьяный рвотой. К сожалению, о чём бы он не думал его текущая ситуация не изменялась. Таким образом, родилась ещё одна, чисто майкловская оценка его положения – всё это просто очередной эпизод, а всё в этой жизни проходит, и даже если на этот раз вместе с очередным эпизодом пройдет и сама жизнь, ничего страшного – таково свойство жизни. Каждый её эпизод неминуемо сменяется последующим. Джейн тоже стала чувствовать себя гораздо лучше. Оценив всю ценность этого момента, она не стала обсуждать его вслух.
***
Прошло время. Четыре дня. Неожиданно перечень редких, уже привычных звуков пополнился целым рядом новых. Таких незнакомых в этом мире темницы и в то же время таких простых и понятных. Например, топот беготни, отголоски перепалок. Вскоре они разбавились глухими хлопками, пока где-то там, вдалеке, в другом, внешнем мире. Это было бы очень милой и забавной новинкой, если бы не одно волнующее обстоятельство – питательный раствор в этот день не подавался вообще.
Кстати о Майкле – сейчас это стало наиболее заметно. Он очень любит играть в худшего парня, чем он есть на самом деле. Вот она – одна из его настоящих скрытых натур. Всегда нарочно стараться быть брутальным и циничным. Больше всего теперь он хочет помочь маленькой романтичной девочке, незнакомке, лица которой он ни разу в жизни не видел. Звуков становилось всё больше. Теперь уже отчетливо можно было различить автоматные очереди. Спустя какое-то время начались взрывы. Видимо, у кого-то сдали нервы и в ход пошли минометы, может быть даже реактивные гранаты. Бой длился долго. Сложно сказать, сколько времени конкретно. В крови Майкла и Джейн закипал последний адреналин. В итоге, финальная канонада разверзлась где-то прямо у них над головами, а затем, последовал такой взрыв, что часть потолка рухнула, завалив половину их камеры. Проник губительный для слепых глаз свет. Этот свет застал врасплох связанных, худых и полуголых. Он должен был явить спасение, но пока что, значился гадким надругательством.
И вот, сидят они, как и сидели, прикованные к стенам, на полу разрушенной комнаты. С потолка свисает труп в тактической экипировке. Снова тишина, опять этот страх. Теперь к этим двум подонкам прибавилась ещё и очевидная смерть.
Время шло, по их души так никто и не пришёл. Всё замерло.
Со временем, под влиянием каких-то неведомых нам процессов, труп начал потихонечку сползать, а затем грохнулся, скатившись всего в полуметре от Майкла, он дотянулся своей связанной худой ногой до его амуниции. Со временем, путём титанических усилий, он достал оттуда крупный швейцарский ножик. За этим последовало не менее напряжённое высвобождение рук и всего остального. Люди бывают поразительно живучими. Такими, как сейчас Майкл. Такими, как сейчас Джейн.
***
Майклу удалось выползти наверх, сквозь обломки бетона, цепляясь за повисшие на арматуре ремешки амуниции. Ему повезло, что обвал потолка его не покалечил. Завалы приняли форму удобную для того, чтобы по ней карабкаться, такую обычно принимают разломанные бетонные плиты с торчащей арматурой, что служила теперь ступеньками. Здоровый человек мог бы подняться по таким руинам без помощи рук, а Майклу это стоило нечеловеческих усилий. Он оказался в комнате, обтянутой звукоизоляцией. Её потолок был так же частично обрушен, виднелось тёмно-синее небо на закате солнца. В состоянии аффекта Майкл не мог понять, где находится, и что это за место. В комнате была дверь, ведущая в коридор. Пройдя по коридору мимо запертых по обе стороны дверей, Майкл вышел в центральную – открытую. Его взгляду представилась не самая приятная, но всё же наиболее выгодная на данный момент картина. Полукруглое просторное помещение было усеяно трупами и фрагментами человеческих тел. Видимо, здесь было, что-то наподобие командного пункта. Большие плазмы и компьютеры были целы, а трупы людей находились в неестественных позах. Видимо здесь произошёл взрыв какого-то нового типа взрывчаток, поражающих только живую силу противника. Выгода ситуации заключалась в том, что никто не стрелял в Майкла и не пытался его схватить. Теряя сознание, он дошёл до одной из ближайших дверей, открыв её, вышел на длинную металлическую антресоль, оборудованную под крышей ангара с правой стороны. Отсюда открывалась картина недавнего боя в просторном зале ангара внизу. Там были: погрузчики, контейнеры, множество ящиков, служивших прикрытием обороняющихся. Этот ангар был пристройкой к бетонному трёхэтажному зданию, от которого и начиналась антресоль. Широкая роллета закрывала большой центральный вход наполовину, давая проникать последним лучам уходящего солнца.