Асфодель

Асфодель
Ярослав Васильевич Ворон

Трижды тринадцать – тридцать девять. Именно столько магов, как выяснилось, и может быть на Земле – для сорокового магии уже нет. Однако всё на свете, в том числе и уникальный тройной ковен магов и фей, собирается не просто так, а с какой-то целью. Не сочтёт ли Творец, что миссия ковена на Земле выполнена, и его дальнейшие задачи – в других мирах?..

Ярослав Ворон

Асфодель

Пролог

– Миретанль… – Леренна тихо позвала девочку, уже второй час неподвижно сидевшую на могильном камне.

– Уже не «миретанль», – Хасфелла отрешённо роняла слова куда-то в пустоту, даже не повернувшись на голос. – Княжества Харситар больше нет.

– Но ты – есть, – фея подшла ближе, осторожно коснувшись воплощённой живой печали. – Может быть, ты сможешь стать одной из нас? – она взяла безжизненно висевшую руку девочки и надела на средний палец своё кольцо.

– За какой дом? У меня нет дома, – всё тем же пустым голосом отозвалась Хасфелла. – Никого и ничего нет. Мой дом – это только я сама, но очень скоро не будет и меня. Лучше бы мадирельцы дали моему безумному брату убить нас всех, прежде чем зарубить его самого! За что проклятие последней в роду пало на меня? Отец погиб не князем, а бесчестным разбойником, брат – кровавым безумцем…

– Хентиха жива, – попыталась приободрить её фея.

– Хентихи нет. Если и жива, то Рентиха, – машинально поправила девочка, которую не тронуло даже известие о том, что жена её брата выжила.

– Что мы можем сделать для тебя, сестра? – подавленно спросила Леренна, уже понимая со всей безнадёжностью, каким будет ответ. – Ты же наша, ты смогла прочитать наш девиз на кольце!

– Ханисетль… – девочка с пронзительной скорбью посмотрела в глаза феи. – Ханисетль, я не хочу жить и помнить. Забери мой мир, и моё имя, и мою память!

Глава 1. Белое могильное чудовище

1–3 ноября 2007

Шлейфы дам и перья франтов

Не трепещут в блеске бала.

Молчалив покой инфанты

В глубине Эскуриала.

Д. Кедрин

– Мы на месте, – послышался в полной темноте женский голос, не звучавший в этой пещере уже несколько тысячелетий.

– Но здесь никого нет, – ответил мужчина, сразу зажёгший между ладонями огненный шар.

– Уже есть, – пробурчал ещё чьим-то голосом открывающийся сундук, стоявший в центре пещеры, и оттуда с недовольным видом начал вылезать гном. – Ну что, сестра Хсе-Даань? Явилась наконец? Опять регалии делать новым ученицам? – гном говорил на том же языке, что и женщина, а мужчина – на каком-то другом, но они почему-то понимали друг друга.

– Не скоро ещё, – печально вздохнула Первая сестра Сенаорна. – Наш мир покинули все люди, и он потерял Путь, так что даже Стихиали пока не могут привести в него будущих сестёр. Это мне сейчас нужны камни ученицы, чтобы можно было оставить их для возвращения.

– Вот давно бы так! Я же предупреждал, что надо их сохранить, а не переделывать в регалии полной феи Земли, – на самом деле ювелир никогда этого не говорил, но какой гном упустит повод поворчать? – Теперь спал бы себе спокойно, так нет же – заново всё делай, и Первой ученице тоже… Страж Драконов, а ты что без дела стоишь? Будто не знаешь, что мне для работы магический огонь нужен!

– Знаю, – Виктор подошёл к потухшему тысячелетия назад горну и направил на него мысленный луч от своего перстня с рубином, зажигая пламя.

* * *

«Нет, человеку всё-таки очень нужны тропики», – в который раз подумала Юля. – «Пресноваты без них кушанья, даже праздничные! Ну что за колбаски без чёрного перца, и что за сладкая выпечка без корицы или ванили? И главное, каучук скоро потребуется, а синтетический – это уже двадцатый век, это для Тарлаона дело очень неблизкого будущего».

Она смущённо хихикнула про себя, вспомнив свой спор с Мотенором. Не то чтобы месинтарский князь был противником всего нового, но он, как и Нисталь, не хотел зависеть от поставок из иных миров, поэтому исходно предлагавшиеся в качестве сладкого пирожные буше отверг категорически: «Ваниль и какао мы ведь здесь не вырастим, так? И белки чем взбивать? Ах, ручным венчиком? А как такую упругую проволоку сделать – расскажешь? Сама не знаешь? Ну вот видишь – не стоит пока». Впрочем, даже песочное печенье было для этой свадьбы абсолютной новинкой – на свадебном княжеском трёхстолье сластей прежде никогда не подавали, ограничиваясь мясом и лёгким вином, потому что первый сахар появился на Тарлаоне лишь две недели назад. В новинку было и угощение жителей Парсемота не только пивом, но и свиными колбасками, которые сейчас скворчали на больших чугунных сковородах.

«Прощальный привет от Таниссы», – улыбнулась землянка, ставшая тарлаонской феей. – «Паланир, конечно, ворчал, что «опять баловство», да и некогда ему было такой огородной мелочью заниматься, поэтому майоран и красный перец вместо чёрного вырастили, конечно, Танисса со Стиламмой. И местная пряная травка кстати оказалась», – фея уже попробовала колбаски и осталась весьма довольна. – «А мясорубка как раз не нужна – для колбасок мясо просто крупно секут».

– Привет! – в парсемотском домике Лесных Сестёр появился Артур, державший большое зеркало, предназначавшееся в подарок новобрачным. – Как раз вовремя, я так понимаю?

– Да, Малетин с Нарелиммой ещё не вышли из капища, – Юля, конечно, в первую очередь рассматривала себя в зеркале, но уделила внимание и самому зеркалу. – А что за орнамент на оправе? Похоже на иероглифы какие-то.

– Это не иероглифы, это хангыль[1 - Хангыль – корейское алфавитно-слоговое письмо.], – лукаво подмигнул Страж Вихрей.

– По-корейски, то есть? А дай-ка я догадаюсь, что здесь написано… – фея переводила взгляд с двух повторяющихся в орнаменте корейских слогов на ухмыляющегося Артура. – «Чучхе», правильно? – она чуть не упала от смеха.

– Ага! – Страж Вихрей тоже озорно рассмеялся.

* * *

Дом Первой ученицы Тарлаона с самого начала напоминал библиотеку – Леренна очень любила книги. За последние два года книг стало на порядок больше, и были они, понятно, в основном земными, на русском языке. Именно земную книгу – начальный курс химии – и читала Первая ученица, когда в доме появилась Алина:

– Привет, Лера! Ты на предмет химии, что ли, просила зайти?

– Да, есть кое-что непонятное, но это потом, – Леренна выглядела сильно озабоченной, даже расстроенной. – Очень нужно воссоздать мир одной девочки, которая совершенно не хочет жить. Нет, никаких попыток самоубийства – она просто молча сидит и «растворяется в каком-то сером тумане», как Лейла сказала.

– И ты думаешь, что ей нужно убрать что-то из памяти? Или она, наоборот, ничего не помнит?

– В том-то и дело, что помнит! Знаешь, я до последнего не хотела просить тебя, потому что это ты убила её брата, да и отца, по большому счёту, тоже.

– Миретанль Хасфелла? – сообразила Ледяная Дева. – Ну да, зажигательные шары – моя работа, и Хурсатена, как потом оказалось, застрелила из арбалета именно я.

– Да, она. Ты в курсе, что случилось с её семьёй?

– Конечно. Миредис Хаденор и мать с сёстрами погибли в бою с мадирельцами, так?

– Линка, ну ты скажешь тоже – «в бою»! Это сам Хаденор, когда мадирельцы уже врывались в княжеский терем, зарубил мечом свою мать и маленьких сестрёнок, только до Хасфеллы не успел добраться да ещё жену не добил.

– У вас что, такое в порядке вещей? – Алина была неприятно удивлена. – Япония какая-то средневековая!

– Читала я про вашу Японию, – печально вздохнула Леренна. – Нет, у нас, наоборот, все считают этого Хаденора просто изувером! На Тарлаоне никогда не убивали женщин свергнутой княжеской семьи. Да, Харситара больше нет, его земли присоединены к Мадирелю, но женщинам со стороны Михланиса ничего не угрожало – жили бы спокойно в Мадиреле как почётные пленницы, и девочек Михланис вырастил бы как своих. Теперь ты понимаешь, что творится в душе у Хасфеллы? Не просто вся семья погибла у неё на глазах – родной брат безумцем оказался! И отец как разбойник умер – он же хотел наловить ниметарцев и обменять на зерно.

– Да знаю я, – поморщилась Алина. – В итоге у девочки ничего нет, даже доброй памяти, ты это хочешь сказать?

– Именно так. Она буквально на коленях умоляет «забрать её память», коль скоро ничего доброго в ней не осталось. Ты же можешь стирать память?

– Память-то да, конкретные события она помнить не будет, но у неё отравлена вся душа, понимаешь? Нежелание жить – это уже не к памяти относится. Даже если Хасфелла будет осознавать себя возникшей как бы из ниоткуда уже взрослой, душа-то никуда не денется, и яд из неё не уйдёт! Может быть, лучше девочку на Ша’аль переправить?