Если честно, разговаривать с ним совершенно не хотелось. Алкоголь сделал свое черное дело, и злость, что копилась все эти дни, грозилась выплеснуться наружу.
– Чего не ответила? – хитро поинтересовался Ян. – Переживает, наверное.
– А ну его, – отмахнулась я и поглядела на звездное небо. – Сейчас прикатит и всё испортит. А мы так хорошо сидим.
– Хорошо, – согласился блондинчик и придвинулся поближе ко мне.
Тут зоотехник засмеялся, сотрясаясь всем своим грузным телом. В ответ на мой взгляд он выдал:
– Я тут вспомнил, как ты ему козлика изобразила. А потом еще эта лужа с навозом! Ха-ха! И костюмчик… ой, не могу. Бедный Михалыч, – Василич снова зашелся смехом, вытирая выступившие слезы.
– Это вы о чем? – не понял Ян.
– Это он о том, что бывает с теми, кто распускает почем зря свои загребущие руки, – любезно объяснила я и, отцепив ладонь наглой блондинистой рожи от своего бедра, положила ему на колено.
Подняла глаза и встретилась с внимательным изучающим взглядом. Несмотря на весь выпитый самогон, Петерман в то мгновение показался мне суровым и серьезным. Ненавижу, когда он так смотрит. Словно мысли пытается прочитать. В самую душу забраться своими проклятущими глазами.
– Извини, – чуть слышно сказал он и повернулся к Василичу, что в тот момент начал разливать самогон по пластиковым стаканчикам.
Я на несколько секунд зависла. Даже обидно стало за это простое «извини». Но тут снова зазвонил телефон, на этот раз у Василича, и все мысли разом выскочили из головы, потому что это был Луганский, и, судя по тому, как морщился от его ора Василич, пребывал он не в лучшем расположении духа.
Собственно на этом наше веселье и закончилось. Минут через десять, может пятнадцать прилетел пыхтящий от злости, как паровоз, Луганский. С силой захлопнув дверь неизменной Тойоты, он на мгновение замер от шока при виде открывшейся ему картины, но быстро взял себя в руки и почти «миролюбиво» поинтересовался:
– Кто-то в состоянии объяснить, что произошло? Я все телефоны оборвал.
И смотрит самое главное на меня в упор, будто я во всем одна виновата. Краем глаза заметила, как Петерман прячет лукавую улыбку, но молчит. Вот, гад. Мог бы и заступиться. В конце концов, он тут самый авторитетный. Ему Васек и слова бы не сказал. Поведение Яна показалось более чем странным. Опять наблюдает. Будто ожидает определенной реакции.
Недолго думая, я ловко поднялась на ноги и тут же ухватилась за машину, чтобы не дай бог не потерять достоинства, растянувшись на асфальте яки морская звездочка, и с самым невозмутимым видом поведала:
– Мы ехали-ехали и не доехали.
Васек завис, явно сдерживая смертоубийственный порыв. Взгляд его метался как теннисный мяч, подмечая мельчайшие детали, и в итоге остановился на ополовиненной банке. Я нервно сглотнула. Да уж, ополовинили мы ее знатно. Не зря перед глазами всё кружится.
– Ян! Ты жив-здоров, а Виталий Иванович уже полпоселка на уши поднял, – с наигранной иронией обратился он к немцу, приближаясь. – Решил податься в сельские жители?
Петерман издал негромкий смешок:
– Почти. Я теперь понимаю, почему ты так цепляешься за эту деревню, – он поднялся, подошел к Ваську не сильно прямой, но довольно уверенной походкой и приветственно пожал ему руку. – Хорошо, что ты приехал. А то еще полчасика, и мы бы заночевали прямо на обочине.
Всё дальнейшее запомнилось очень смутно. Мужчины прицепили тросом Василичеву тачку на буксир к Тойоте. Меня заботливо погрузили на заднее сиденье, где я тут же, свернувшись калачиком, уснула, под эмоциональный рассказ зоотехника о наших сегодняшних похождениях. Последнее, о чем подумалось – лишь бы Василич не проболтался об истинной причине нашего вояжа. А дальше черный провал.
– Вот, блин, – пробормотала я, с ужасом понимая, что совершенно не помню, как оказалась у Луганского дома.
Рукой проверила наличие белья. Оно, слава богу, было на мете. Вернее его нижняя часть.
– Ты меня раздел? – спросила я, подозрительно щуря глаза.
– Не думаю, что тебе хотелось бы проснуться в грязной одежде, на не менее грязном постельном белье, – не моргнув и глазом, ответил Васек.
Я с ним, конечно же, согласилась.
– Это понятно. А бельишко-то, бельишко-то зачем снимать.
Луганский хитро оскалился.
– Должна же быть хоть какая-то компенсация за испорченный вечер. Я, между прочим, с ног сбился тебя разыскивая.
– Сбился он, – буркнула я и тихо добавила. – Кобель озабоченный.
– Я?! – «оскорбился» мой директор. – Это наглая и наиковарнейшая ложь.
Я только и успела мышкой пискнуть, а в следующую секунду оказалась прижата к постели. Луганский предвкушающе улыбнулся и, опустив свою темноволосую голову, стал наглым образом меня соблазнять.
Его губы как бы невзначай прошлись по линии подбородка, ямочке под ухом, шее, и я от этих нехитрых манипуляций стала таять. Сама повернула голову и жадным взглядом впилась в его четко очерченный рот. Луганский только искушающе улыбнулся в ответ и скользнул ниже, одной рукой надежно удерживая за талию, вдруг мне в голову стукнет сбежать, а второй нетерпеливо стаскивая одеяло.
Мне было жарко и страшно одновременно. К сексу я относилась неоднозначно. Всегда быстро вспыхивала, как спичка, и так же быстро перегорала, что оставляло только чувство неудовлетворенности и очередное разочарование. То ли мужики мне попадались безрукие, то ли я сама была виновата в своем «перегорании»? И сейчас глядя слегка затуманенными от страсти глазами на темноволосую макушку у своей груди, горела и отчаянно боялась потерять это восхитительное чувство томления, что рождали внизу живота нежные поцелуи мужчины.
– М-м-м, – простонала я в ответ на его бесстыдные действия и зарылась пальцами в волосы, немного коротковатые, чтобы пропустить их между пальцами.
Луганский, ободренный моим сладостным стоном, проник обеими руками под трусики и, обхватив попу, прошептал:
– Хочу тебя…детка.
Подалась навстречу жадным поцелуям, но в следующую секунду что-то щелкнуло в мозгу. Детка? Какая я ему на фиг детка?! У меня что, имени нет? И одна мысль зацепилась за другую, потом за третью и так до бесконечности. Вот, блин! Желание схлынуло, оставив только неприятное чувство липкости между ног и досаду. Вот лучше бы молчал, ей богу! Лучше бы рот занял свой чем-то…хм… другим.
Васек же, не замечая перемены, стал лихорадочно стаскивать с меня последнее бельишко. Я ему не мешала, понимая, что оттолкнуть в такой момент не смогу. Видимо, придется смириться, что сегодня снова не мой день.
– Что-то случилось? – мужчина все же каким-то образом почувствовал мою отстраненность.
Он испытывающе заглянул мне в лицо. И вот что я ему должна была на это ответить? Дорогой, прости, у меня голова разболелась?
От необходимости отвечать меня спас телефонный звонок, что раздался оглушительной трелью в тишине полупустой комнаты. Луганский, выругавшись, достал из заднего кармана джинсов смартфон и взглянул на экран.
– Прости, я сейчас.
Васек сел на край дивана и, с шумом выдохнув, ответил на звонок.
– Да, Виталий Иванович. Добрый день. Нет, не занят.
Я не удержалась и фыркнула. Мой директор посмотрел укоризненно и ласково погладил по ноге.
– Яна? Нет, не видел. Не можете дозвониться? Не, не в курсе. Не должен был. Попробую связаться. Да, понял.
Они еще о чем-то разговаривали. Я не вникала в разговор и тупо созерцала люстру на потолке, вернее ее отсутствие. Потом пришло понимание, что безумно хочется в туалет, и, натянув свою маечку, которая лежала на подлокотнике дивана, поплелась искать вожделенный санузел.
Он нашелся довольно быстро. Сделав все свои делишки, заглянула в зеркало над раковиной, и кисло улыбнулась. Видок был еще тот. Хотя к чему бы ему быть свежим после пол-литра самогона.
Умылась холодной водой, чтобы хоть как-то привести себя в бодрствующий вид и с недоумением поняла, что в ванной нет ни мыла, ни шампуня. Даже полотенца не было. С сожалением вздохнула. Зубной пасты также не обнаружилось. Печалька. Невыносимо хотелось почистить зубы, а то после вчерашней пьянки во рту будто барсуки поселились.