Дорогами Карны. Повесть-сказка

– Да, как вы… – начала Оля.

Она была уже не красной, а багровой от гнева. Даже в неверном свете костра это было хорошо заметно.

– Смею, лапа моя, ещё как смею, – заверил её Степаныч. – Так было, есть и будет всегда – парни трудятся на раскопках, девки их обслуживают. Ещё спасибо скажите, что дисциплина у меня в лагере идеальная, никто к вам не пристаёт. В других местах знаете, что творится?

От последнего заявления нам стало совсем не по себе. Да, уж, действительно – ситуация. И, ведь, никуда не убежишь, с трёх сторон бескрайняя степь, с четвёртой – не менее бескрайнее море.

Несмотря на всю безнадёжность наших с близняшками дел, у меня вскочил один каверзный вопрос, который я не преминула задать нашему дорогому руководителю.

– А, что вы, Егор Степанович, будете делать, когда все девушки, желающие поехать на раскопки, будут знать, что здесь происходит?

В ответ я услышала очередной приступ гомерического смеха. Похоже, я сегодня работаю персональным клоуном для Степаныча.

– Уверяю тебя, лапа моя, такие дурочки, как вы, всегда найдутся! – Выдал он, отсмеявшись. – Вот, ты, – он указал пальцем на Лену, – что ты делала весь учебный год?

– К-к-к-как что? – От слёз Лену уже колотила дрожь. – Училась, конечно! Старалась, чтобы были одни п-п-пятёрки…

– Вот, именно, старалась она! А общалась с кем? – Лена застыла в замешательстве. – Правильно, с сестрой, лапа моя, с сестрой. Кто тебе мог рассказать, что происходит в экспедициях, если ты ни с одним парнем не познакомилась и ни одной подруги не завела? Вот, именно, птичка моя, никто! А ты, – тут он указал на меня, – ты вообще безнадёжна! Такие, как ты, всю жизнь витают в облаках и остаются в дураках! Такие вот стихи получаются! – И Степаныч снова заливисто рассмеялся.

Конечно, этой фразой он меня просто размазал тонким слоем по всей причерноморской степи. Однако самое худшее мне ещё, оказывается, только предстояло. Выяснилось, что парни вовсе не спали, а с интересом слушали весь наш разговор. Коронный хохот их предводителя стал словно бы сигналом для них всех. Они дружно принялись ему вторить.

От охватившего меня глухого отчаяния я побежала в степь, не разбирая дороги. Споткнувшись обо что-то твёрдое, я растянулась во весь рост, словно большой дождевой червяк, вскочила, снова побежала…

Я бежала до тех пор, пока полностью не выдохлась, а идиотский смех в лагере стал почти не слышен. Усевшись прямо на землю, я зарыдала. Так я ещё никогда в своей жизни не плакала. Даже когда не вылезала из Наташек – какашек, даже когда мою фамилию уродовала на разные лады вся школа, даже когда… впрочем, неважно. В тот момент для меня не существовало ничего, кроме моего горя, стыда и унижения.

Неожиданно на моё плечо опустилась маленькая, но достаточно тяжёлая рука. Я подняла глаза и увидела над собой, конечно, Олю. Она слегка запыхалась, но это не сбило с неё обычной её решимости.

– Ну, ты, подруга, даёшь! – Восхитилась она. – Я тебя еле-еле нагнала. Ты где так бегать выучилась?

– Не знаю, в догонялки, наверное, – прохлюпала я.

Я и в самом деле отлично бегала в догонялки и за отъезжающим транспортом, но была никудышной бегуньей на физкультуре. Парадокс!

– Здоровские у вас догонялки! – Похвалила Оля. – Хорош реветь, вставай, задницу застудишь! – Деловито скомандовала она. – Ща Ленку отыщем, и надо решать, как жить дальше.

Искать Ленку нам не пришлось, потому, как вскоре мы услышали её вопль.

– Девчонки, ну, вы где? – В отчаянии кричала Ленка. – Я боюсь тут одна, ну вы…

– Заткнись! – Незамедлительно последовал ответ любящей сестры. – Стой, где стоишь. Ща, мы уже идём.

Взявшись за руки, как Тютька с Матютькой, мы отправились на Ленкин голос и вскоре нашли её. Сказать, что она была зарёванной – ничего не сказать. Такие узкие, опухшие глаза бывают, должно быть, только у монголоидов, причём с самого глубоко похмелья. Мы вернулись в лагерь, сели у погасшего костра и принялись шептаться.

Глава 4

До самого рассвета прорабатывали мы разные варианты улучшения нашей «почётной» женской доли. Леночка предлагала бегство. Этот вариант пришлось отмести сразу, потому как все мы, по крайней мере, мы с Олей, неплохо умели читать карты и прекрасно представляли себе, где находимся. 300 км по выжженной степи до ближайшей железнодорожной станции мы вряд ли прочапаем, раньше помрём от жажды, укусов ядовитых тварей или ещё какой напасти. К тому же, есть риск заблудиться. Ловить попутку – вообще не вариант: мало ли, куда завезут? Кухонное рабство у Степаныча и его прожорливых молодых дарований хотя бы через полтора месяца закончится, а что будет у новых «хозяев», никому не ведомо.

Оля предложила перемазать всех парней и самого Степаныча зубной пастой, а ещё лучше зелёнкой, а на обед сварить им суп из лягушек и кузнечиков. Лягушки, конечно, противные, но она, так и быть, наловит штук этак ннадцать, когда пойдёт утром к ручью. Олин простоватый, но доходчивый юмор поднял, конечно, нам настроение, но, когда мы подумали о последствиях воплощения её идей в жизнь, всем стало жутковато, даже самой бесстрашной Ольке.

Пока девчонки обменивались последними репликами, у меня созрел коварный план.

В то время на нашем негнущемся советском ТВ уже стали появляться мексиканские сериалы, и почти в каждом из них был такой персонаж, как шантажист, страшный и опасный человек. Понятно, что герой этот ярко отрицательный, но, всё же, ему удавалось получить что-то с жертвы, пока той не надоедало снабжать его деньгами.

Нам с девчонками никаких денег не нужно, просто припугнём Степаныча, что наши кухонные похождения в учебной экспедиции станут известны всем в универе, и не только. Вот, что он нам на это скажет, когда его вызовут в деканат, потом к ректору? Ещё мы обо всём этом напишем в стенгазете, а, если надо будет, то и в местной «вечёрке»! А, что? У нас в стране гласность объявлена! Кто нам заткнёт рты?

План девчонкам понравился. За обсуждением деталей мы не заметили, как подошло время готовить завтрак. Мы решили всё-таки приготовить его и, вообще, отдежурить этот день, а к вечеру составить график дежурства для всех.

Каша в тот день удалась на славу, парни нас даже похвалили. Никаких «подколок» с их стороны в наш адрес не было; видно, Степаныч запретил. Мы заметили, что эти недоделанные шовинисты беспрекословно слушают своего наставника и друга. Как ни крути, в лидерских качествах дядюшке Егору не откажешь.

После завтрака мы снова в полном составе подошли к Степанычу и начали издалека. Завели разговор о том, как было прекрасно почитать свежую прессу, которой здесь нет. Я даже рассказала вкратце, что к регулярному чтению газет нас приучил школьный историк. Он, кстати, оказался «младшим современником» Степаныча, тот помнил его ещё зелёным первокурсником, когда сам уже заканчивал универ. Потом они несколько раз виделись на разных симпозиумах и конференциях.

Так мы незаметно заболтали Степаныча, а после перевели разговор в русло гласности и прозрачно намекнули на то, что мы собираемся сделать по приезду домой.

В ответ мы в очередной раз услышали незабываемый смех Степаныча.

– А в Америку уехать не желаете? – Поинтересовался он, отсмеявшись.

– Нет! – Выпалила Оля. – Мы желаем установить справедливый график дежурств и тоже участвовать в раскопках. Мы и так уже больше недели кашеварим, пусть и другие проявят свои кулинарные таланты!

– И это говоришь мне ты? – Неожиданно ядовито поинтересовался Степаныч. – Да, ты мне спасибо должна сказать, что хоть как-то научилась готовить! Тебя ведь ни один мужик терпеть не станет, ты, сраная командирша в дырявых портках!

Спортивные штаны Оли в нескольких местах действительно были прожжены и порваны, но, как можно было её в этом упрекать, если она каждый день таскала тяжеленные вёдра и околачивалась у костра?! Ольга побагровела.

– При чём здесь мои портки? И какое вам дело до того, кто меня станет терпеть?!

– А, такое, – спокойно продолжил Степаныч свою экзекуцию, – что ты сама мужик в юбке. Ты посмотри на себя, в тебе одни кости, да мешок злости! Какая ты после этого девушка? А, если ещё и готовить не будешь уметь, так и подохнешь старой девой на каких-нибудь соревнованиях для пенсионеров по бегу в мешках! Тоже мне, нашлась тут. А ты, – он указал пальцем на Лену, – объясни на досуге своей смелой, спортивной сестре, что и университет вы обе не окончите, если продолжите в том же духе.

Надо ли говорить, что произошло после этих слов? Оля задохнулась от бессильной злобы, топнула ногой, попыталась что-то сказать, но не смогла и, махнув рукой, убежала. Лена с рёвом кинулась за ней. Осталась я в своём фирменном ступоре. На задворках сознания промелькнула мысль, что всё моё мне уже вчера досталось, но зря я так подумала.

– Чего уставилась? – Поинтересовался он. – Иди, давай, догоняй этих двух, а то у них скоро совсем крыша друг от друга съедет, они же больше ни с кем не общаются. Да подумай на досуге о смене профессии, ты, любительница прессы. Может, на журналистский подашься? Или сразу в училище полиграфистов.

– Почему? – Вскинулась я. – Мне история нравится, я никуда не собираюсь уходить.

– Зря не собираешься, – последовал незамедлительный ответ. – Спецкурс ты у меня не сдашь, сразу тебе говорю. Так, что, ты подумай.

– Вы тоже подумайте, – ответила я. Мне уже было всё равно, как повернут дела. Мной овладела какая-то холодная решимость напополам с гадючьей злобой. Должно быть, именно так чувствует себя кидающаяся на превосходящего силой врага крыса, загнанная в угол. – Подумайте, чем займётесь на пенсии, куда вас скоро вышибут! Может, на курсы кройки и шитья запишетесь или огородом займётесь. Копать вы хорошо умеете, и они, – презрительный взмах руки в сторону парней, застывших от напряжённого интереса, – если что, помогут.

– Ты что несёшь, ненормальная? – Удивлённо поинтересовался Степаныч.

– Что мне надо, то и несу! – Не задумываясь, выдала я. – Вы же меня уже всё равно в ПТУ-шники записали. Вот, только есть одно маленькое «но» – я с этим не согласна! Я вам не дам сожрать меня просто так! Если будет нужно, то и до министерства образования дойду, но вы меня не отчислите! – Я помахала перед носом Степаныча указательным пальцем, а он, пытаясь уследить за ним, чуть было не окосел. – Ещё запомните, вы, эксплуататор несовершеннолетних, – указующий перст прямо в грудь супостата, – если со мной что случится, у меня дядя прокурор в Москве! – Этот ход я позаимствовала у нашего соседа, редкостного пропойцы. Он зачем-то всегда хвалился, что его дядя – прокурор в Москве. – Гнобите меня сильней, а лучше ударьте или избейте! Мне так будет легче вас упрятать надолго!

Теперь пришла очередь Степаныча побагроветь. Несколько секунд он, вытаращив на меня глаза, хватал ртом воздух. Я не стала наблюдать эту картину, просто развернулась и пошла в сторону, противоположную той, куда убежали девчонки.

– А, ну, стой! – Прохрипело за моей спиной.

Я остановилась и сделала жест ногой, подобный тому, который делают задней лапой собаки, выражающие презрение оставшемуся позади. После этого, не оборачиваясь, продолжила свой путь. Сзади загудели голоса парней, послышался топот их ненавистных копыт, но никто меня не преследовал.

«Кинулись утешать своего патриарха, холуи проклятые!» – Подумала я с мрачной злобой и отправилась дальше. Я всё шла и шла. Шорох собственных шагов успокаивал меня, дыхание постепенно приходило в норму, а в голове воцарилась пульсирующая в ритм шагов пустота. Остановилась я, когда поняла, что ушла уже очень далеко от лагеря.