– К-к-как куда? – Проговорил он срывающимся голоском. – К захоронению, конечно.
– Тебя звал кто-нибудь? – Ласково поинтересовалась я, на что Мозглячок смущённо потупился. – Вот, именно, никто тебя не звал. Остаёшься в лагере, ты наказан! – Отрубила я тоном генералиссимуса к великому веселью всех остальных.
– Ну, Егор Степаныч… – заныл студент гнусаво, – ну, чего она?..
– Ничего, – буднично ответил препод, – сказано тебе наказан, значит, наказан.
– Что я ей сделал?! Эта ненормальная второй день меня со свету сживает!
– Ничего ты мне не сделал, – ответила я успокаивающе, – вот, только очень уж я не люблю, когда моих подруг суками называют, а в остальных отношениях я обычный, ничем не примечательный псих.
Воцарилось напряжённое молчание.
– С этого места можно поподробнее? – Зловеще поинтересовался Егор Степанович.
Он терпеть не мог, когда кто-то в экспедиции, разумеется, кроме него самого, употреблял бранные слова. Речь студента должна быть правильной и литературно выверенной. Даже слова наподобие «клёво» или «прикалываться» были наказуемы.
– Каких подруг? Когда обзывался? Где это произошло?
– Лену и Олю. Вчера. Около той пересохшей лужи.
– А, они сами не могли за себя постоять? – Спросил Степаныч, уставившись на обалдевших Лену и Олю с нехорошим прищуром.
– Их там не было. Они в яме сидели уже к тому времени, – внесла я необходимые уточнения.
– Та-а-ак… – Протянул Степаныч. – Прокопов, остаёшься в лагере и назначаешься на неделю ответственным водовозом, – изрёк он со значением, уставившись на провинившегося мозглячка. – Ещё не хватало, чтобы у меня в экспедиции такие вещи случались! Даже говорить об этом больше не хочу!
– Зато я хочу! – Мозгляк неожиданно перешёл в наступление. – Что здесь, вообще, происходит в этой вашей хвалёной экспедиции?! Сначала вы баб за людей не считаете, даже на раскопки не берёте, потом эта полоумная доводит вас до сердечного приступа, после толкает меня в грязную лужу, и вы с ней начинаете везде ходить чуть ли не в обнимку!
– Своё концертное выступление пропустил, – вставила я, воспользовавшись секундной паузой. – Помнишь, то, за которое ты у меня с лужицей-то и познакомился…
– А ты, дура ненормальная, вопли свои пропустила! Так нормальные люди во сне не кричат, что бы им ни приснилось!
– Так, ты у нас ещё и психиатр? – Неожиданно поинтересовалась Оля. – Иди лучше воды натаскай, как тебе велели. Хоть прок от тебя будет.
– От тебя-то какой прок, ты, гимнастка недобитая? – Заверещал доморощенный женоненавистник.
– Я уже больше недели её ношу – и ничего! – Парировала Оля.
В ней появилась какая-то спокойная величавость, которой раньше не наблюдалась, и эта величавость заставляла теперь окружающих считаться с Ольгой.
– У нас, ведь, в лагере парней нет, одни жруны и умники! – Вклинилась Лена, окончательно добив этим нашего оппонента.
– Почему вы ни разу не попросили нас воды вам натаскать? – Спросил круглоголовый приятель Мозгляка. Похоже, он был прирождённый дипломат. Как раз такой, чья непобедимая заторможенность приводит к мировым войнам. – Вы не жаловались, что вам тяжело.
– Пусть больные старики на здоровье жалуются, а мы не будем! – Гордо изрекла Ольга.
– Прекратить дискуссии! – Взорвался вдруг Степаныч. Хотя, почему вдруг?.. – Правда, не мужики мы с вами, а не знаю кто! Девки руки обрывают с вёдрами, а мы как будто не замечаем!
Мне показалось, что парням сделалось неловко. Дело здесь было в том, что Степаныч не только отчитал их, но и с себя вины не снимал.
– Живо все по местам! – Скомандовал Степаныч, напрочь сглаживая сей неловкий момент. – Мы так не то, что до заката, до рассвета не соберёмся! – Да, и ещё, – спохватился он. – Для тех, кто не в курсе и, вообще, для всех объявляю, чтобы не было повода для гнусных подозрений. Вчера днём студентка второго курса Морко Наталья нашла предположительно древнее захоронение. Об этом свидетельствует кинжал, который при размывании поверхностными водами погребального холма сам вышел наружу. Этот кинжал находится у меня в сейфе. Объявляю сегодня вечером после ужина мозговой штурм на тему, кому он мог принадлежать. – По рядам студентов пробежал восхищённый шёпот. – И, ещё, – прибавил Степаныч тоном сказочника, собирающегося поведать о совсем уж неожиданном повороте сюжета, – Я, конечно, очень люблю молодых, красивых девушек, которые годятся мне даже не в дочки, а во внучки, – все напряжёно замерли, – но не до такой степени, что заводить с ними романы! Не хватало ещё, чтоб моя старуха голову мне скрутила на пороге вечности! – Торжественно закончил препод.
Вокруг послышались смешки и одобрительные возгласы, и наш небольшой отряд чинно двинулся к месту предполагаемого захоронения.
На кургане Степаныч прочёл нам интереснейшую лекцию о культуре и верованиях скифов и киммерийцев. Помимо этого наш руководитель обозначил фронт работ по раскопке кургана. По пути обратно он, наверное, в сотый раз напомнил нам, чтобы мы не рассказывали посторонним о том, что и где мы нашли, ищем или собираемся искать. Разглашение подобной информации чревато самыми непредсказуемыми последствиями.
Когда он закончил говорить, один из старшекурсников поведал нам леденящую кровь историю о «чёрных копателях», которые однажды прокрались ночью в лагерь археологов с целью поживиться свежеразрытыми золотыми изделиями и прирезали пытавшегося поднять крик дозорного.
Другой рассказал о гробокопателях, разрывших захоронение, в котором по странному стечению обстоятельств помимо всего прочего оказались радиоактивные металлы. Он ярко живописал муки пострадавших и их тяжёлый уход из жизни, и выразил радость по поводу того, что нам, трудолюбивым пчёлам науки, такое точно не грозит, потому что у нас есть дозиметр!
Так, в приятной непринуждённой беседе мы подошли к лагерю, где нас ждал вкусный ужин, приготовленный руками Лены, сжалившейся над неопытными работниками костра и половника. Позже она подошла к Степанычу и попросила разрешить ей остаться «при кухне». Она уже как-то втянулась в готовку, а наблюдать безобразия дежурных мальчишек, которые ничегошеньки в кулинарии не смыслят, и смыслить не хотят, ей неприятно и обидно. Только продукты портят!
Степаныч назначил Лену шеф-поваром, а двое дежурных парней должны были ей помогать и выполнять в точности все её указания. Единственное, о чём Лена попросила, это показывать ей находки и хотя бы иногда разрешать участвовать в их обработке и обсуждениях.
Оля вскоре нашла себя в тонкой очистке найденных артефактов. Никто лучше неё не мог так терпеливо и тщательно и, в то же время, быстро, очистить черепки, пестики и прочую утварь Предков. Сама я здорово поднаторела в заполнении разных форм и отчётов. Кроме общих документов я успевала ещё потихоньку писать свой собственный отчёт по практике, чтобы не тратить на это свои кровные каникулы.
Отчёт к концу экспедиции разросся примерно до объёмов кандидатской диссертации среднего размера. Забегая вперёд скажу, что этого материала мне с лихвой хватило для курсовых работ до конца обучения, да ещё и на диплом кое-что осталось.
Глава 8
В тот день после ужина Степаныч, как и обещал, устроил мозговой штурм по найденному мной кинжалу. Все расселись вокруг костра, и кинжал был пущен по кругу. Последними должны были высказываться я и Степаныч, так положено по инструкции, чтобы мнение заинтересованных или знающих лиц не смущало всех остальных.
Версий участники высказали множество, от самых будничных – кинжал носил воин за голенищем сапога на самый крайний случай – до мистических, вроде ритуальных жертвоприношений и откровенно фантастических (неземное происхождение).
Когда очередь дошла до меня, я, подержав кинжал в руках, неожиданно ощутила лёгкое покалывание на кончиках пальцев рук и ног (?!). Затем по моим рукам снова разлилось тепло, как вчера, когда я нашла артефакт в степи перед грозой, и неожиданно для всех, в том числе для самой себя, я выдала:
– Кинжал принадлежал девушке – воительнице. Она до конца жизни оставалась девственной, и её панически боялись враги и недоброжелатели. Думаю, её звали Дубравка. Та самая Дубравка из легенды о непобедимой воительнице.
Все слушали мою короткую речь, затаив дыхание. Лена потом поведала, что в тот момент я сама стала похожа на воительницу из древней легенды. Чем? Этого никто не смог бы объяснить, внешность-то у меня самая что ни наесть «гражданская» – тонкая белая кожа, хрупкие запястья и изнеженные руки. Только в тот вечер игра лунного света и отблесков костра с тенью сделали меня персонажем старинного сказания.
Я мельком взглянула на Степаныча и увидела выражение глубочайшего удивления на его обычно бесстрастном лице. Наш руководитель даже шутить умудрялся с совершенно непроницаемым лицом, а тут вдруг такие эмоции… Выдержав эффектную паузу и насладившись всеобщим вниманием, я передала кинжал Степанычу. Он довольно долго вертел его в руках, потом, не спеша начал:
– Ну, что тут сказать… – Пауза. Странно. Обычно дядюшка Егор за словом в карман не лез. – Как ни удивительно, правы оказались двое из вас: Красавкин с версией о голенище сапога и… Морко! – Собрание возбуждённо загудело. – Сегодня утром, пока до меня не донеслись чьи-то истошные вопли, – озорной полу-взгляд в мою сторону, – я разобрал надпись на рукоятке кинжала, выполненную руническим письмом. Она гласит, что эта вещь принадлежит воительнице Дубравке, а в конце присовокуплено что-то о Карне (Каруне). Что именно, понять сложно, надпись весьма потёрта. Воительница, должно быть, нередко применяла кинжал по назначению. Карна, как многим из вас уже известно, являлась божеством рождений и воплощений у Ариев. Отсюда пошли слова «карма», «инкарнация», даже «карман» и прочие им подобные. Рукоятка кинжала, выполненная в форме намертво сцепившихся в смертельной схватке человека и снежного барса также является символом рода Дубравки. По легенде все мужчины её рода были отважными воинами. Вот, что открылось мне нынче утром. Остаётся только выяснить, откуда вчерашняя первокурсница знает руническое письмо.
Все, включая Степаныча, выжидательно уставились на меня. Мне нечего было им поведать. Опустив голову, я в полной тишине пробормотала:
– Я не знаю рунического письма. Это было просто предположение.
– Да, ты у нас екстрасекс! – Ляпнул один из парней.
Он слыл не очень умным, но старательным. Кое-где послышались одобрительные смешки. В то время мода на экстрасенсов и открытые разговоры о сексе только набирала обороты, и шутить на эти две темы считалось хорошим тоном в мужских и молодёжных сообществах.
– Попрошу не выражаться! – Рявкнул Степаныч. Смешки моментально смолкли. – Все по палаткам! А вас, воительница Наталья, попрошу остаться.
Когда все разошлись, мы со Степанычем какое-то время сидели молча. Потом он не спеша заговорил:
– Скажи-ка мне, золотце, что такое ужасное тебе приснилось сегодня под утро?