Последний дракон

Мотор – надежный «Свомп Раннер», собранный из набора деталей – оправдал репутацию, с визгом ожив и нарезав растительность. Звук разнесся во все стороны, но сейчас Пшик ничего не мог с этим поделать. Из двух зол он, вроде бы, выбрал меньшее.

– За мной гонится дьявол, – произнес Пшик, поддавая газу. Не то чтобы мотор в его распоряжении смог бы обогнать особенно целеустремленную стрекозу, не говоря уже о драконе, но ощущение воды, плещущей в фанерные бока пироги, несколько приободрило.

Путь на север занимал не более десяти минут, однако Пшику казалось, что он гнал все утро. Он прикинул, что дракон вряд ли захочет щеголять чешуйчатой тушей перед туристами, рыбаками и охотниками, любившими выбраться на реку с утра пораньше. Чудовищу вроде Верна не выжить, прогуливаясь по населенной местности, даже просто затариваясь там водкой.

Если, конечно, на него не наткнется какой-нибудь языкастый пацан.

Точно, если не вот это обстоятельство.

Перл текла, полноводная и ленивая, вниз к заливу, а лодка Пшика неслась по ее глади, словно пальмовая ветвь на ветру, даже против течения. Идеальная конструкция. Детишки нынче предпочитали стеклопластик; даже местные не стали бы напрягаться и выстругивать пирогу. Однако Ваксмен свято верил в деревянное судно, и сейчас Пшик был рад, что последовал совету древней сволочи. Все, что пироге нужно – шлепок по заднице от крошечного двигателя, и она летела изящней копья.

Пшик пригибаясь, вроде так его меньше видно сверху, плыл в тени кипарисов, пока не наткнулся на небольшое рассветное движение транспорта. Двое ребят постарше помахали Пшику из своих лодок, и его пульс подскочил на пару десятков ударов в минуту.

«Может, дракон меня даже не узнает, – подумал он, в общем-то, ничуть не обманывая себя. – На реке тусуется полно темноволосых пацанов».

«Так свали со сраной реки, мудак ты эдакий, – заговорил с ним внутренний голос. – Пусть лихо станет тихо».

Стоит заметить, иногда внутренний голос Пшика был разумней его самого.

Пшик убрался с реки, что нельзя было назвать проявлением тактической гениальности. Дом семьи Моро располагался в ответвлении основного байу. По правде, это была всего лишь лачуга на сваях с квадратом настила, покрытого пятнами тысячи выпотрошенных предыдущими жильцами раков. Деревянная обшивка, вероятно, еще где-то в прошлом столетии была алой, но теперь стала розовой и облупилась, как кожа туриста после дня под солнцем Луизианы. Единственным насыщенно-красным пятном был свежий прямоугольник, которым домовладелец закрасил флаг конфедератов; тот почему-то игнорировал попытки навеки скрыть его синий крест, и раз в год работу приходилось переделывать.

«Чертова проклятая дрянь, – говорил Боди Ирвин. – Южане, видать, никогда не угомонятся».

Пшик подтолкнул ручку ладонью и, направив свое судно параллельно пристани, затормозил.

«Да, так себе, но это дом», – подумал он.

И даже такого бы не досталось, если бы не милость Боди Ирвина, вышеупомянутого борца с флагом, который был влюблен в Элоди еще с выпускного или даже раньше и который был готов закрыть глаза на неполную оплату аренды в обмен на то, что ее сын пару смен в неделю таскал ящики с пивом в его баре.

Хорошая сделка, если спросить Пшика. Вдобавок ко всему, Боди так долго откладывал, что вряд ли уже когда-нибудь пригласит его матушку на свидание. А это Пшика полностью устраивало – по крайней мере, раньше. Пшик подходил к тому возрасту, когда появляющийся разум заставлял его рассматривать Элоди не просто как маму, но и как отдельную личность. Ваксмен, во время очередной заунывной лекции, приписал выводы Пшика некоему «росту его суперэго», и мальчишка на мгновение подумал, что это у него просыпаются суперсилы.

Но откуда бы ни исходила его новообретенная сознательность, она подсказала ему приглядеться к матушке. Элоди была для него красивой, это он знал. Матушка все время рассказывала своим подругам-медсестрам, как ее сынок Эверетт постоянно звал ее замуж.

«Когда вырасту, я на тебе женюсь, мам».

Тогда он действительно так считал. Теперь, спустя несколько лет после той фазы, Пшик увидел, что с его личным мнением о красоте матушки согласны и все остальные. И это только глазурь на пончике: его матушка была нежной и внутри; ночами она заботилась о больном народе, а днями беспокоилась о Пшике. Она редко тратила на себя хоть грош, сама стригла волосы и себе, и Пшику. Может, раз в неделю Элоди мягко отказывала какому-нибудь парню, и дело с концом – ну, кроме Хука; констебль получил решительный отказ, что заставило его клеиться еще настойчивее.

«Вот бы Боди все-таки подкатил», – мечтал Пшик, особенно зная то, что он теперь знал о констебле Хуке.

Однако Ваксмен заверял, что владелец бара никогда не пригласит Элоди на свидание: «Парниша слишком, черт возьми, уродливый. Твоя мать – объективно девятка, а Боди, ну, выше трешки не запрыгнет даже со стремянкой и после пластики».

Что звучало, если спросить Пшика, чуть менее философским рассуждением, чем привычные нотации Ваксмена.

Пшик привязал свое судно к латунному кольцу, которое пару лет назад попало к нему в сеть. Стоило его продать, но кольцо стало для Пшика чем-то вроде талисмана. Люди вечно ищут, где б привязаться поудачнее.

«А вот и Пшик-большая-шишка-Моро с большим блестящим латунным кольцом, прикрученным к его пристани».

Что-то же это должно значить? «Благоприятное» – вот было слово, если верить мисс Ингрэм.

Но «пристань»?

Серьезно?

Скорее поваленный забор, говоря откровенно.

Потереть кольцо запястьем в завершение дня стало для Пшика традицией. И он совершил ритуал и сейчас, запачкав латунь грязной рукой.

– Пока живой, и слава богу, – буркнул Пшик и прошмыгнул по настилу, избегая скрипучих мест на случай, если каким-то чудом его матушка решила не заглядывать к нему, закончив ставить прививки от столбняка пьяницами в клинике Пети-Бато.

Как большинство непослушных сыновей, Пшик давно разработал тайный а-ля ниндзя способ забраться в дом. Он мысленно называл его своим «окном возможностей», что иногда смешило его прямо в ходе самого маневра и вообще-то портило желаемый эффект.

В этот великий день было не до смеха. Сегодня за Пшиком вели охоту два самых опасных существа из всех, с кем ему приходилось сталкиваться – и наверняка с кем придется столкнуться в будущем.

«Если я не проснусь, это явно один из двух ублюдков постарался».

Так вот, метод ниндзя: последовательность Пшика включала одну точку опоры на баллоне газа, вторую на изгибе старого якоря, который приладил на стену какой-то жилец-мореход, потом хват обеими руками за подоконник и наконец подобие гимнастического подъема с переворотом сквозь москитную сетку, закрепленную только верхним краем. Выполненный верно, сей небольшой алгоритм юного грабителя определял Пшика ровненько на его собственную койку.

Даже в столь обалделом состоянии Пшик легко мог провернуть такую штуку – раз, два, три и внутрь. Хоть с закрытыми глазами, хоть во сне. Но тут, уже в воздухе и без возможности прервать маневр, Пшик услышал голос, раздавшийся в комнате, которую матушка назвала гостиной, и принадлежал этот голос не матушке.

А Ридженсу Хуку.

И этот голос говорил:

– Змея укусила.

«Н-да, не навозная ли это глазурь на всем говнотортике?» – подумал Пшик Моро, прежде чем с глухим стуком приземлиться на кровать.

«Лучше б я, конечно, обошелся без стука», – подумал он тогда.

Стук для органов правопорядка – что кошачья мята. Не могут не разнюхать. А тут, здравствуйте, Пшик Моро, умащенный таким количеством дерьма, которое только можно навалить на пятнадцатилетку; как тот, кто ни дать ни взять только что выполз из болота.

Как тот, кого ищет Хук.

Ридженс Хук чувствовал себя дерьмово – не прибавить, не отнять, так что он забил на стратегии в принципе и, взяв надувную лодку Карнахана, погнал вверх по реке на всех парах – то есть чертовски быстро, спасибо сотне или около лошадиных сил, прикрепленных к корме. Хуку лодка казалась ерундовой, а вот Карнахан бесконечно пел ей дифирамбы.

«Это жэ-эн-эл, констебль, – объяснял он. – Жестко-корпусная надувная лодка. Да эту малышку сам Посейдон бы не перевернул. Могу рассредоточить по ней тонну товара и все равно давать максимум узлов. Спецзаказ из Канады. Отправили поездом. Каково, а?»

Расфуфыренная динги, если спросить Хука, однако ему пришлось признать, что шла она как по маслу. Заводилась с полпинка и в охотку отзывалась на касание, не иначе симулировала.

«Как та парочка из клуба Айвори, которые сосутся, будто им в жизни лучше не бывало».

Та еще ночка выдалась.

Та еще.

Не то что эта. Хук понимал, что нужно найти тихий угол и со знанием дела разобраться, что, черт возьми, навлекло это цунами дерьма ему на голову.

«Разберу этот вечер на части, как двигатель, прикину, где не складывается».