По учёбе Санька вышел отличником с красным дипломом, и при распределении имел право выбора места военной службы – так твердили курсовые офицеры все пять лет училища. Но в жизни вышло не так, как было обещано, и это стало, пожалуй, первым для Саньки–краснодипломника разочарованием. А Егору – на такое рассчитывать не приходилось и, уповающий на желание Родины послать его туда – куда ей нужнее, не смущаясь отправился служить России и Спецназу – как позднее кричал не жалея глотки на всех торжественных бригадный построениях, под Волгоград, откуда друг Саня собственно и был родом.
Из тёплых и сладких воспоминаний, Егора выбил неприятный и довольно болезненный тычок в плечо ампутированной руки.
– Ты – Бис? – услышал он сверху. – Тебя зовут… не слышишь, что ли?
– Да! Спасибо! Иду! – вскочил с табурета растревоженный Егор, подумав по пути, – «Осталось, чтобы порванные и абы как сросшиеся барабанные перепонки всё дело загубили… – разозлился он на себя, – тогда, блядь, вообще ловить здесь будет нехуй! – тёплые воспоминания в миг улетучились, как и не было. – Распределиться бы уж как–нибудь…» – отворил Егор дверь.
– …Товарищи командиры, – обратился Ходарёнок к присутствующим, – хочу представить вам ещё одного добровольца… в недалёком прошлом офицера–спецназа, офицера–сапёра, потерявшего в ходе боевых действий в Чечне руку и ногу при подрыве на фугасе… Правильно я представил? – обратился комбат к Егору.
– Всё верно…
– Несмотря на серьёзные увечья, офицер добровольно приехал воевать с укронацистами за нашу Новую Россию… за Новороссию. Имея полезные навыки и, что немаловажно, опыт ведения боевых действий – он мог бы оказаться для нас очень полезным, но видит себя исключительно в качестве бойца боевого подразделения. Я, безусловно – за; но… Характер его увечий может существенно повлиять на успех любой боевой задачи любого из подразделений, в котором он окажется. В связи с чем я принял решение – вынести его кандидатуру на голосование комсостава и рассмотреть, кто из командиров готов нести ответственность за… – не подобрал слова комбат, – его действия в составе своей роты. Прошу – голосовать!
Аудитория оживилась.
– А наподумать будет время?
– Нет. Решение нужно принять сейчас! Кто готов взять в свою роту?
Егор испытал минутное напряжение, но следом, увидев движение рук, был невероятно потрясён. По итогу большинство – проголосовали «за». Воздержавшихся было трое: Котов; Абулайсов, в чьей роте Ходарёнок рассчитывал обкатать калеку; и Медведчук – состоящий с комбатом в особом договоре. Даже Жорин, в этот раз, по какой–то неизвестной причине был согласен на одноногого сапёра.
– Абулайсов, а ты?! – неприятно удивился комбат, рассчитывающий на иное поведение.
– А чего я? – сказал Абулайсов. – Вон, смотрите, сколько желающих – к любому пусть идёт!
– Ну да, зачем ему такой боец? – прозвучало с задней парты. – Ему своих «саперов» хватает, вон, они… этому… какие протезы забабахали!
Егор смолчал. Ситуация была патовая. Возразить было нечего. Подмечено верно – со стопроцентным попаданием. Медведчук забеспокоился, но встретившись с комбатом взглядом, понял по глазам, что договорённость не исчерпана и по–прежнему в силе, – скрестил руки на груди и спрятал глаза.
– Готов забрать в свою роту! – с места заявил Цагурия.
Ходарёнок сделал вид, будто громкого заявления Абхаза не услышал.
– Котов, а ты чего?
– А у меня – комплект! Лишних не набираю!
– Да он просто ссыт около себя держать таких – чтобы проблемы не притягивали. Кот же – суеверный! Чо у него, рука что ли лишняя?!
– Ебало завали! – со всей серьёзностью сказал Олег Котов и одними губами, в придаточном условном выражении будущих событий, которые хотя и могут произойти, но не желательны, произнёс. – Чур меня! – смахнул с груди и сдул с ладони в небо, на удачу – мимо Егора, который так и представил, как Котов попал тем, что сдул в пролетающую мимо ворону, у которой вдруг вместо Котова, появились проблемы, выдуманные страхом и стариковским поверьем.
– Ну всё, пиздец кому–то в «Боинге»! – вдруг, неожиданно, представил финал разыгравшейся у Егора фантазии неизвестный Бису командир «опорника».
Такое объяснение анилитетных действий Котова вызвало бурную радость и восторг всего класса.
– Нельзя так делать! – сказал, наконец, Ходарёнок, не всем понятно про что. – Как маленькие дети… Голосование по вопросу повестки объявляю состоявшимся: Абулайсов, сапёр поступает в твоё распоряжение! Весь приданный личный состав развести по подразделениям, применять в соответствии с боевыми расчётами. Товарищи командиры, конец совещания!
– Эуу–вэуу, начальник… зачем? – возмутился Иса, но его окрик растворился в суматохе поднявшихся в рост камуфляжей.
Иса Абулайсов не сдался, утверждая прежде, что нет в языке осетинского народа глаголов, имеющих значение – прекратить сопротивление, признать себя поверженным, отказаться от намерений, отступить перед кем–то или чем–то, и эти упрямство и страсть привели его в кабинет комбата.
– Абулайсов, ещё один такой «эуу–вэуу…» на людях и отправишься искать другой батальон… или вообще – к себе, в горы… овец пасти, понял! – Ходарёнок голосом нагнетал суровость, чтобы заполнить ею свой кабинет. Даже руки упёр в бока, дабы лёгкие были больше.
– Командир, зачем в таких интонациях разговариваешь? – Иса и сам был взбешён. – Мне уже устало повторять, что в Беслане гор нет! Во–вторых, на какой хрен мне нужен этот безногий инвалид, а?! Ты чего, не знаешь… Как у меня он служить будет? У меня нет русских; у меня – осетины, дагестанцы… – загибал он пальцы. – Чеченцы, которые против него, получается, воевали! Надо было «Медведю» его отдавать, а он тоже, красавчик, отмолчался! Почему ты меня наказываешь – русского даешь?!
– Иса, мы о чём с тобой недавно говорили?
– О чём?
– О том!.. Нам надо от него избавиться, правильно? – перешёл комбат на полутона. – Где ему будет труднее всего? У тебя, конечно! Помучается, не приживётся – и уйдёт…
– А если не уйдёт?
– Отпустишь… как «Сивого»… Так понятнее?
Абулайсов мотнул головой.
– Давай, командир, порешаем вопрос: у меня ему что делать?
– Ну, к машинам его подпускать не нужно… Поставь пока на рынок – пусть аренду собирает… но – только с лояльных. С теми, с кем у нас проблемы – пусть работают люди проверенные… И смотри, чтобы твои больно не болтали!
– Болтай, не болтай, всё равно не поймёт – языка не знает.
– А ты проверял? А вдруг?!
– Выясним, порешаем вопрос… Ну, я тему понял, пойду тогда?
– Давай, свободен.
Иса заспешил к двери, но не дойдя двух шагов, остановился:
– Вот зачем говорить: свободен? Я же не раб какой?!
– Иса, – осклабился Ходарёнок, даже не раздумывая, как ответить иначе, – тебя может удобнее будет нахуй посылать?
Абулайсов закатил глаза, как бы поискав в голове варианты, но судя по виду – удовлетворился первым.
– Ладно, ухожу… Ты извини, командир, если что… сам понимаешь – Кавказ – своя специфика у нас есть: кровь сразу горячий!
– Давай–давай, нормально всё!
Вернувшись в расположение, Абулайсов застал в своем кабинете двух командиров.
Заур Зазиев и Муса Аллагов сидели за столом, напряжённо беседуя, пока не появился Иса, с чьим приходом внезапно повисло молчание. Такое молчание случается в минуты, когда подобные разговоры касаются вошедшего лично и затихают с его неожиданным появлением. Но в действительности, как это нередко случалось, оба затихли, ожидая неотложных распоряжений командира.
– Заур, по–братски, займись пополнением – двоих дали: Текуев Аюб Хали–дович, – прочёл на папке Иса по слогам, – и этот… – не стал он утруждаться, – короче, одноногий… Забери обоих из карантина, а то я в ярости весь из-за ситуации – боюсь убить калеку при встрече! – Абулайсов бросил на стол документы и завалившись на кровать, которая стояла тут же в кабинете, густо закурил.
Заур Зазиев, командир взвода осетинской роты, как и Иса, был уроженцем Беслана. На войну на Донбассе Заур попал неслучайно, успев повоевать в августе восьмого с Грузией.