Радужная Топь

И теперь, сидя одна в полутемной спальне, Эльжбета чувствовала, как разливается по руке знакомое уже тепло, уходит мучительная тоска и удивительное сонное спокойствие заполняет усталую голову, измученную душу. За окном что-то шелестело и постукивало: начинался дождь. Усыпляющее тепло и дробь первых дождевых капель заставляли веки наливаться тяжестью.

Эльжбета присела на край кровати. И тотчас вскочила. Сон упал с нее как шелковое покрывало. Сердце снова заколотилось так, что зашумела в ушах кровь, и Эльжбета не услышала, как тихо скрипнула за ее спиной дверь.

Так и застал Владислав свою молодую жену – с ужасом смотрящей на пустое ложе, с прижатыми к груди кулачками и глазами, полными слез. Влад досадливо хмыкнул: рано было радоваться, что свадьба прошла без особенных помех. Маленькая дурочка могла доставить много хлопот. Да только теперь другого пути уже не было. Брак должен состояться.

Из-за проклятых дел с женитьбой Влад больше двух месяцев метался между Бялым мястом и Черной. Хорошо еще, что Коньо и Игор верно служили своему господину и брались за любое дело, но земля постоянно требовала хозяйской руки. И потому сегодня Эльжбета должна стать женой и княгиней, завтра они отправятся домой, а через сорок седьмиц у господина Черны появится наследник.

– Моя госпожа готова? – как можно ласковее спросил он, стараясь не выдать раздражения.

Эльжбета вздрогнула, отскочила, словно ужаленная, к окну и выставила перед собой руки.

– Это я, дорогая княгиня, твой муж, подойди ко мне, – продолжал Влад, медленно подступая к бяломястовне и протягивая ей навстречу открытые ладони.

Эльжбета повиновалась его призыву, опустила руки и сделала крошечный шаг вперед. Владислав снова потянул на себя невидимые нити. Эльжбета шла, словно ведомая в поводу козочка, низко склонив голову. Легкий стук дождя за окном перешел в доверчивый шепот, тихое бормотание, посыпался как обмолоченная рожь, а потом и упал сплошной стеной, едва пропуская сквозь воду ворчливое брюзжание далекого грома.

Приблизившись, Эльжбета нехотя подала мужу обе руки. Владислав усмехнулся, увидев на ее запястье белую ленту и вспомнив супружеские клятвы. Какое счастье, что он набросил на жену заклятье до того, как принес обет. Теперь даже если его склочница-тещенька учует колдовство – обвинить его и расторгнуть брак не сумеет.

Владислав медленно обнял жену, неторопливо расстегивая мелкие пуговки на легком сарафане. Служанки уже расчесали Эльжбете волосы, и теперь они золотистыми волнами стекали по плечам.

– Успокойся, – продолжал нашептывать Влад, чувствуя, как вибрируют невидимые нити, опутавшие девушку, – успокойся, мое сердце…

Едва ли мог он сказать почему – от резкого, оглушительного громового удара или от слов, слетевших с его губ, – но только Эльжбета вздрогнула, вскрикнула тихо и жалобно, как кричат дети, просыпаясь от дурного сна. И колдовские нити лопнули, брызнули искрами в разные стороны.

Эльжбета распахнула глаза и… завизжала так, что Влад невольно закрыл ладонями уши, но тотчас опомнился и зажал жене рот.

– Молчи, женушка, – зашипел он так тихо, что казалось, это дождь за окном стучит по бревнам стен. – Наши гости, верно, спать легли. Не разбудить бы…

Эльжбета вырывалась, вцепившись пальцами в его ладонь, сдавившую ей щеки и губы, но хватка у Влада из Черны была страшная. Элька перестала биться, покорно опустила руки.

– Вот так, дорогая, – довольный скорой победой, проговорил Влад, ослабляя железную хватку. – Покорность украшает жену.

Но Эльжбета тотчас выскользнула из его объятий, отбежала и снова вытянула вперед ладони. Только на этот раз между ее пальцами змеились тонкие ленточки колдовской силы.

– Не подходи! – срывающимся голосом вскрикнула Эльжбета, и искристые змейки от пальцев бросились к предплечьям, сплелись в жгуты. – Не подходи, отповеди не побоюсь – убью. Землей клянусь, убью.

– Ты моя жена! – грозно прорычал Влад, наступая, но Элька взмахнула рукой, и Владислав почувствовал, как резкая боль пронзила его левое плечо, хрустнула кость, лопнула кожа. Пропитывая черный бархат, потекла кровь.

– Не жена я тебе, лгун, и никогда ею не стану! – визжала Элька. Отповедь ударила ее в лицо – девушка пошатнулась, оперлась одной рукой о стену, но другую, все еще опутанную струями магии, упрямо держала перед собой. – Ты околдовал меня, заставил дать обеты, и теперь я всем расскажу, что ты сделал… И я тебе не жена!

Ярость клокотала в груди князя. Парой несложных заклятий он срастил сломанную кость, досадуя, что дрянная девка испачкала кровью его лучшее платье. Странно, как он мог когда-то считать ее красавицей. Бяломястовна была копией своей матери. Красная и опухшая от стекавших по щекам слез, растрепанная, с искаженным злобой лицом, она напоминала гадкую жабу, до поры таившуюся в прекрасном цветке.

– Ложись, дура! – прикрикнул Влад, снимая кафтан, чтобы посмотреть, хорошо ли затягивается рана от удара бестолковой девки. – Теперь ты моя жена. И никто, ни твой отец, ни братец, ни крикливая матушка этого не изменит. Обеты – слова да белая ленточка. Брак – совсем другое, это власть, земля и золото. И твой отец не затем юлил и извивался передо мной, чтобы все это потерять из-за твоих причуд… Много мне задолжал князь Казимеж, а отдашь – ты.

Увидев, как муж снимает одежду, Эльжбета вовсе ополоумела. Расходившийся колдовской вихрь белым искристым облаком окутал ее руку. Пожалуй, разъяренная и напуганная золотница-бяломястовна могла в этот миг соперничать с любым, даже самым сильным словником.

– Уходи! – снова взвизгнула она и поднесла руку к собственному горлу. – Лучше умру, чем буду твоей…

– Значит, вот твое решение, – холодно ответил князь, казалось, больше занятый испорченным кафтаном, чем женой. – Так у меня есть лекарство от твоего безумия.

Он бросил кафтан на постель и вышел. И только дверь, хлопнувшая чуть сильнее обыкновенного, выдала кипевшую в нем злость.

Элька сползла по стене, вытянув перед собой дрожащую руку, по которой все еще пробегали искры.

– Что же делать? – всхлипывая, прошептала она…

31

– Что делать?

Мысли путались, и только одна пульсировала в висках: «Что делать?»

– Переждали бы вы, – прогудел хозяин постоялого двора, грузный немолодой палочник, с отеческой теплотой глядя на юношу-книжника. – Гроза будет.

– Дай мне лошадь, – упрямо повторил Тадек, а в голове вновь вспыхнуло молнией: «Что же делать?»

– Нету лошадей, – словно ребенку втолковывал палочник. – Да и разве ж можно в такую дорогу пускаться, когда полнеба заволокло.

– Никаких денег не пожалею! – не унимался молодой человек. Служанка принесла большое блюдо, доверху наполненное жареными потрошками, щедро посыпанными зеленью, и запах заставил желудок Тадека сердито заворчать на упрямого хозяина.

– Поешьте, отдохните, – твердил свое дородный хозяин постоялого двора. – Будет день, и лошадки будут.

– Нет у меня дня! – почти выкрикнул Тадеуш. – Есть у тебя лошади, есть! Сколько хочешь заплачу…

Хозяин собрался было снова пуститься в увещевания, но, оглядев богатую одежду гостя, промолчал. Знать, прикидывал в уме, сколько можно взять с парня за коня.

– Десять золотом. Согласен? – поторопил его Тадеуш.

– По рукам, – отозвался хозяин. И Тадеуш потянулся к поясу за кошельком, и тотчас лицо его посерело, а в глазах появился страх, а следом за ним – гнев.

Кошелька не было. Тадек попытался припомнить, где в последний раз расплачивался, и уверился, что в деревеньке, где он оставил мальчика-слугу, кошелек был при нем. Мальчик не вынес утомительной скачки и едва не выпал без чувств из седла, и Тадеушу пришлось бросить его у деревенского старосты, щедро заплатив старику за хлопоты. Был кошелек. Знать, старый мошенник-словник срезал. Заговорил зубы, паскуда, и облапошил. Несчастье сулил, чтоб Землица ему ноги приломала…

Видно, по лицу парня понял хозяин-палочник, что не все ладно. За долгие годы научился он различать, у которого в кошельке звенит золотишко, а у кого ложь, вошь да медный грош.

– Покажи-ка денежки, сынок, – вкрадчиво спросил он, глядя в тревожные глаза Тадека.

– Сейчас, дядюшка, – стараясь казаться веселым, ответил Тадеуш и потянул с плеча суму, однако вместо того, чтобы вытащить из нее кошелек, рванул свою книгу, занес над головой, и белые змейки-молнии тотчас зароились вдоль корешка и обреза.

Но хозяин, привычный к разным посетителям, ничуть не испугался отчаянного книжника.

– Янек, Маньо! – крикнул он, и два дюжих паренька тотчас словно выросли из-под земли, и на концах их посохов заплясали искры.

Тадек опустил книгу и почувствовал, как вина и безысходность железными когтями вцепляются в его душу.

– Прости, добрый человек, – только и смог сказать он, в изнеможении опустился на колени и закрыл лицо руками.

– Ну, ну, – словно и не заметив, что гость едва не напал на него, хозяин ласково похлопал парня по плечу, – иди с миром. А если захочешь остаться на ночь, то мне вполне сгодится твой плащ…

Тадеуш устало стащил с плеч плащ и подал его хозяину. Янек и Маньо испарились точно так же, как появились, исчезла и служанка с дымящимся блюдом. Какой-то лохматый пес подошел и улегся рядом с Тадеком и начал придирчиво обнюхивать его суму.