Мизерере

– Как ты это объяснишь?

– Получается, что его вывезли за границу. Но тогда остался бы след на таможне. А его нет. Протез покинул Францию, но никакой иной границы не пересекал. Совершенно непонятно.

Касдан терялся в догадках. Может, это просто бюрократическая ошибка? Пока его больше занимало другое открытие: возможная склонность чилийца к садомазохизму.

Касдан поблагодарил Мендеса за очередной факт, который узнал на несколько часов раньше Верну, и отключился. Свернул с кольцевого бульвара на улицу Шапель, наслаждаясь отсутствием пробок. Вообще-то эта дорога вечно забита. А еще ему нравился ночной Париж под дождем: блестящий и умытый. Сорок лет ему приходилось ездить ночью по городу, и до сих пор не надоело.

Снова зазвонил телефон.

Касдан ответил, выруливая на улицу Мак-Дормуа.

– Месье Касдан?

– Это я, – сказал он, не узнавая голос.

– Я отец Станислас. Священник прихода Нотр-Дам-дю-Розер в Четырнадцатом округе.

Один из тех, кого он не застал, объезжая сегодня храмы.

– Я узнал о смерти Вильгельма Гетца. Чудовищно. Невероятно.

– Кто вам сообщил?

– Отец Саркис. Оставил сообщение. Мы хорошо знакомы. Вы – тот инспектор, которому поручено следствие?

«Инспектор». Сколько еще веков будут использовать это слово, полностью вышедшее из употребления? Но не ему привередничать.

– Да-да, – подтвердил Касдан.

– Чем я могу вам помочь?

– Я хочу больше узнать о Гетце. Понять, что он был за человек.

Святой отец набросал привычный портрет. Образцовый иммигрант, безгранично преданный музыке. Из духа противоречия Касдан задал провокационный вопрос:

– А о том, что он гомосексуалист, вы знали?

– Догадывался.

– И вас это не смущало?

– С какой стати? Похоже, у вас не слишком… широкие взгляды, инспектор.

– Как по-вашему, Гетц жил двойной жизнью?

– Вы имеет в виду его гомосексуализм?

– Или что-нибудь еще. Извращенные вкусы, сексуальные отклонения…

Касдан ожидал возмущенной вспышки – он нарочно перегнул палку. Но ответом ему было только молчание. Казалось, священник задумался.

– Вы что-то за ним замечали? – настаивал армянин.

– Не совсем так…

– Вам что-то известно?

– Возможно, здесь нет никакой связи… Но у нас кое-что произошло.

– Что именно?

– Пропал певчий. Из нашего хора.

– Ребенок?

– Да, ребенок. Два года назад.

– Как это случилось?

– Мальчик исчез, вот и все. Словно испарился. Бесследно. Сначала думали, он сбежал из дома. Следствие выяснило, что он собирал вещи. Но от такого ребенка, как он, никто не ожидал ничего подобного.

– Погодите, я припаркуюсь.

Касдан подъехал к надземному метро на бульваре Шапель. Он поставил машину в тени металлических конструкций, выключил мотор и вынул блокнот.

– Имя мальчика, – процедил он, снимая колпачок с фломастера.

– Танги Визель.

– Еврей?

– Нет. Католик. Возможно, у него еврейские корни, я не знаю. Фамилия пишется как слышится.

– Сколько ему было лет?

Судя по голосу, у священника перехватило горло:

– Вы говорите о нем в прошедшем времени. Но мы не знаем наверняка…

– Сколько лет ему было тогда?

– Одиннадцать.

– При каких обстоятельствах он исчез?

– После репетиции. Он покинул приход, как и другие дети, в шесть часов вечера во вторник. Но домой так и не вернулся.

– Какого числа?