Ньеман обернулся:
– Я уже года четыре как не занимаюсь такими делами. Почему все-таки ты предлагаешь мне это расследование?
– Мне нужен опытный человек. Ты же знаешь, что в центральной конторе не замедлят послать туда своего человека, на результат им наплевать. – Его грубые пальцы забарабанили по столу. – Так что я пользуюсь своей скромной властью.
Комиссар ухмыльнулся, сверкнув очками в железной оправе.
– Выпускаешь волка из логова?
– Да, выпускаю волка из логова. Для тебя это удобный случай проветрить мозги. Для меня – услуга, которую я оказываю старому приятелю. По крайней мере, за это время ты больше никому не своротишь морду на сторону.
И Реймс схватил листки факса, блестевшие под лампой на его столе.
– Вот первые выводы местных жандармов. Так берешься или нет?
Ньеман шагнул к столу и собрал еще теплые бумажные полосы, небрежно скомкав их.
– Я тебе позвоню. Хочу сперва узнать, что там в Отель-Дьё.
Покинув улицу Труа-Фонтано, Ньеман вернулся к себе домой, в Девятый округ, на улицу Лабрюйера. Просторная, почти пустая квартира сияла любовно, по старинке, навощенным паркетом. Он принял душ, обработал свои раны, впрочем не такие уж страшные, и взглянул в зеркало. Костистое, морщинистое лицо. Седоватый блестящий ежик волос. Очки в металлической оправе. Ньеман довольно улыбнулся своему отражению. Не хотел бы он увидеть такую физиономию на темной улице.
Достав спортивную сумку, он бросил в нее кое-какую одежду, засунул между рубашками и носками помповое ружье «ремингтон» двенадцатого калибра, коробки с патронами и speed-loader[6 - Обоймы для револьвера системы «манюрен», или MR (англ.).] для своего «манюрена». Затем вынул из шкафа чехол и сложил в него два зимних костюма и несколько галстуков с затейливыми оранжевыми узорами.
По дороге к Порт-Шапель Ньеман остановился на бульваре Клиши, возле «Макдоналдса», открытого круглые сутки, и быстренько съел пару больших чизбургеров, не спуская глаз со своей машины, закрывшей выезд другим. Три часа ночи. В мертвенном свете неоновых ламп по грязному залу слонялись несколько призраков весьма знакомого вида. Негры в просторных, развевающихся одеяниях. Проститутки с длинными, заплетенными на ямайский манер косичками. Наркоманы, бродяги, пьяницы. Все эти существа принадлежали к его былому миру сыщика – миру улицы, покинутому им ради кабинетной работы, почетной и хорошо оплачиваемой. Любой другой сыщик был бы несказанно рад попасть в центральную контору – еще бы, такое повышение! Для него же эта контора была клеткой – золоченой, конечно, но всего лишь клеткой, где он томился в неволе. Он снова взглянул на окружавших его ночных посетителей. Эти привидения были деревьями ЕГО леса, того самого, по которому он некогда крался бесшумной поступью охотника.
Ньеман стремительно мчался по шоссе, не выключая фар и не обращая внимания на полицейские радары и знаки ограничения скорости. В восемь утра он уже свернул на шоссе, ведущее к Греноблю. Миновав Сен-Мартен-д’Эр и Сен-Мартен-д’Юрьяж, он взял курс на Гернон, расположенный у подножия Большого Пика Белладонны. Дорога петляла среди хвойных лесов и промышленных зон. Здесь царила мрачноватая атмосфера, свойственная любому захолустью, где красота природы не в силах скрыть безнадежную заброшенность.
Наконец комиссар заметил первые щиты, указывающие направление к университету. Вдали, в мягкой хмари пасмурного утра, вырисовывались зубчатые верхушки гор. На очередном вираже комиссар увидел в глубине долины университет – комплекс больших современных бетонных зданий в окружении длинных унылых лужаек. Ньеману представился туберкулезный санаторий, огромный, размером с небольшой город, – наверное, он выглядел бы точно так же.
Свернув с автострады, он поехал в сторону долины. На западном склоне горы он различил множество серебристых потоков, которые падали вниз, по пути переплетаясь между собой. Притормозив, Ньеман с легкой дрожью глядел, как эти ледяные реки, отвесно летящие сверху, то прятались в зарослях кустарника, то вырывались на свет божий непокорными ослепительно-белыми жгутами и вновь исчезали за листвой…
Полицейский решил сделать небольшой крюк. Он углубился под своды лиственниц и елей, мокрых от утренней росы, и вскоре выехал на длинную равнину, зажатую между высокими черными утесами.
Офицер затормозил, вышел из машины и достал бинокль. Он долго разглядывал местность, отыскивая неизвестно куда подевавшуюся реку. Внезапно он понял, что река, достигнув низа лощины, текла дальше как раз за этой чередой утесов. Теперь он даже мог увидеть ее в просветах между камнями.
Вдруг ему бросилась в глаза еще одна интересная деталь; он подкрутил колесико бинокля и вгляделся. Нет, ошибки быть не могло. Сев в машину, он на полной скорости погнал ее к долине. Минуту назад он увидел в проеме меж каменных глыб неизменный атрибут национальной жандармерии – желтую фосфоресцирующую ленту с надписью:
ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН.
3
Ньеман попытался съехать к проходу в скалах по узкой извилистой дорожке. Но вскоре ему пришлось остановиться – седан дальше пройти не мог. Выйдя из машины, комиссар нырнул под желтую ленту и подошел к берегу реки.
Здесь быстрому течению преграждали путь груды камней. Поток, вопреки ожиданиям Ньемана, не бурлил, не брызгал пеной, а лениво растекался небольшим прозрачным озерком, гладь которого была светла и безмятежна. Чуть дальше река сворачивала направо и, вероятно, текла через город – его сероватый силуэт уже вставал впереди в ложе долины. И тут Ньеман резко остановился. Он увидел слева от себя человека, сидевшего на корточках у берега. Комиссар инстинктивно схватился за кобуру. Но при этом у него на поясе звякнули наручники. Человек обернулся и с улыбкой взглянул на полицейского.
– Что вы здесь делаете? – грубо спросил Ньеман.
Незнакомец молчал; он снова улыбнулся и встал, отряхивая руки. Это был молодой человек с нежным лицом и светлыми тонкими, как пух, волосами. Замшевая куртка, брюки с защипками. Наконец он звонко ответил вопросом на вопрос:
– А вы?
Эта наглая реплика обескуражила Ньемана. Он ворчливо объявил:
– Полиция. Вы что, не видели ограждения? Надеюсь, у вас есть веские причины находиться тут, иначе…
– Я Эрик Жуано, из уголовной полиции Гренобля. Пришел на разведку. Трое наших должны подъехать сюда днем.
Ньеман шагнул вперед и остановился рядом с инспектором на правом берегу потока.
– А где жандармы? – спросил он.
– Я дал им полчасика, чтобы перекусили. – Он беззаботно пожал плечами. – Мне нужно было тут поработать спокойно, без свидетелей… комиссар Ньеман.
Седой полицейский удивленно моргнул. Молодой человек продолжал, все так же уверенно:
– Я вас сразу узнал. Пьер Ньеман. Бывший прославленный шеф РЕЙДА. Бывший комиссар уголовных бригад. Бывший охотник за убийцами и наркодилерами. В общем, целая куча бывших титулов…
– А что, наглость теперь входит в программу подготовки инспекторов?
Жуано насмешливо поклонился.
– Извините, комиссар. Я просто пытаюсь смахнуть позолоту со статуи кумира. Вам же известно, что вы кумир, суперсыщик, свято чтимый всеми молодыми инспекторами Франции. Вы прибыли сюда из-за этого убийства?
– А ты как думаешь?
Юный полицейский снова отвесил поклон.
– Для меня будет великой честью работать бок о бок с вами.
Ньеман смотрел на зеркальную поверхность спокойного озерца у своих ног; утренний свет пронизывал воду до самого дна, откуда шло легкое зеленоватое мерцание.
– Расскажи, что ты знаешь об этом деле.
Жуано поднял глаза к возвышавшейся над ними отвесной скале.
– Тело нашли вон там, наверху.
– Наверху? – удивленно переспросил Ньеман, вглядываясь в зазубрины опасных уступов, которые отбрасывали вниз резкие черные тени.
– Да. На высоте пятнадцати метров. Убийца засунул его в расселину, придав ему странную позу.
– Какую позу?
Жуано слегка присел, опустил голову и обхватил руками торс.
– Вот такую. Позу эмбриона.
– Неслабо!