Кайкен

От этой мысли снова скрутило желудок, заныло под ложечкой. Сейчас бы ему здорово помог лексомил – он знал, где Наоко его держит. Но он лишь раз в жизни нарушил собственное правило – никакой наркоты, и то когда впал в беспросветную депрессию.

Действие – вот спасение от всех недугов.

44

Внутри автосалона в Обервилье не было заметно ни малейшего движения.

Хотя, вообще-то, Пассан ничего и не мог разглядеть – слепящие отблески солнца делали стеклянные витрины совершенно непроницаемыми. Подняв стекла и на полную мощность врубив кондиционер, он припарковался на стоянке напротив автосалона, на другой стороне авеню Виктора Гюго.

В сотне метров от него Альбюи и Малансон расхаживали вокруг своей машины. Чуть ближе шофер Гийара курил, прислонившись к роскошному автомобилю хозяина. Пассан не рисковал быть замеченным: он позаботился о том, чтобы машина стояла против света.

Одним глазом следя за своей целью, он листал «Пятнадцать мифологических историй» – настольную книгу Гийара в приюте Жюля Геда. «Прикованный Прометей», «Завоевание Золотого руна», «Возрождение Феникса», «Меламп, черноногий провидец»… Черно-белые иллюстрации были невероятно выразительными. Художник словно полосовал бумагу своим пером, играя на нервах читателя.

Пассан не сомневался, что безумная жажда убийства, переполнявшая гермафродита, уходит корнями в какой-то из этих мифов. Двуполый, преследуемый товарищами, вечно одинокий, несчастный и озлобленный, общавшийся с птицами и земляными червями, на этих страницах он обрел свою новую личность, связав себя кровными узами с героем книги.

Вспомнив о поджогах, Пассан остановился было на Прометее, похитителе огня. Впрочем, нет: титан был повержен и приговорен Зевсом к вечным мукам. Миф о Гермафродите? Но миф рассказывал лишь о судьбе двуполого существа, не упоминая ни о костре, ни об убийстве. Зато Феникс подходил по всем статьям. У легендарной птицы не было пола. Ни самец, ни самка, она сама воспроизводила себя, поджигая собственное гнездо и возрождаясь из пепла, одинокая, независимая, пылающая. Быть может, жертвоприношения младенцев выполняли ту же функцию?

Пассан поднял глаза. Сейчас, когда светило солнце, грохот застрявших в пробках машин буквально оглушал. Даже с поднятыми стеклами Пассан ощущал удушающую мощь бурлящей окраины. Квартал в американском стиле: пешеходный без пешеходов, «теплый и человечный» без тепла и человечности, зато непрерывным потоком извергающий машины, газы, шум, вонь. Стоявшие вдоль проспекта новые красные дома, казалось, еще возвышались над хаосом, но не пройдет и нескольких лет, как они, грязные и обшарпанные, станут неотъемлемой частью преисподней.

И тут Пассан понял, какой он идиот. Он здесь, чтобы выследить Гийара, точнее, выяснить, может ли тот ускользнуть незамеченным. И зачем он тогда торчит на той же линии огня, что и церберы? Если Гийару понадобится действовать скрытно, он воспользуется другим путем, известным ему одному.

Полицейский тронулся с места, покинул свое укрытие и объехал вокруг блока домов. Во второй раз сворачивая направо, он наткнулся на съезд, ведущий на подземную парковку. В тот же самый миг оттуда выскочила машина класса А и двинулась в противоположную сторону – к Порт-д’Обервилье. В зеркальных отблесках ветрового стекла он различил человека в каскетке и серой ветровке. Гийар? С трудом верилось в такую удачу. Разве что наконец-то начал действовать закон равновесия. В этом деле Пассану так долго не везло, что пора бы уже чаше весов склониться на его сторону.

Он свернул, вынудив несколько машин затормозить, и надавил на газ. Через пару минут полицейский уже висел у «мерса» на хвосте, двигаясь по северному кольцевому бульвару. Подъехав поближе, он смог лучше разглядеть водителя. Голова под каскеткой была забинтована. Ну точно, это Гийар. Пассан пропустил вперед две машины и сравнял свою скорость с «мерсом». Показался Порт-де-ла-Шапель. А что, если беглец задумал добраться до аэропорта Руасси – Шарль-де-Голль и навсегда исчезнуть? Но тот миновал поворот на магистраль А1. Куда же он едет?

Еще через километр «мерс» свернул к Порт-де-Клиньянкур. Вслед за ним Пассан покинул кольцевой бульвар и какое-то время плутал по перекресткам и улочкам, окруженным лавочками блошиного рынка. Гийар как раз припарковался на бульваре Орнано у въезда в пассаж Мон-Сени. Полицейский обогнал его, когда тот выходил из машины. Его охватила дрожь: он настиг убийцу, когда тому удалось уйти из-под присмотра. И на этот раз он его не упустит.

В этот самый момент Гийар растворился в толпе. Подавившись ругательством, Пассан остановился у первого попавшегося подъезда и выскочил из «субару». Гийара нигде не было видно – только уличный шум, белое слепящее солнце, так что кружится голова… И тут он снова его засек. На Гийаре была бесформенная, изношенная армейская куртка, ничуть не похожая на его костюмы «Бриони» или «Зенья».

Пара солнечных вспышек на стеклах проезжавших мимо машин – и Пассан увидел, как Гийар спускается в метро. Сунув руку в салон «субару», он опустил солнцезащитный щиток с надписью «Полиция», вырвал ключ из зажигания. Бегом пересек бульвар Орнано и в свою очередь кинулся в метро. Билетные кассы. Турникеты. Сигналы. Народу в это время дня было немного, но вот Гийара уже не видно. Эта станция – конечная на четвертой линии. Значит, направление могло быть только одно: в сторону «Порт-д’Орлеан».

Пассан купил билет, прошел через турникет, спустился по лестницам. Гийар стоял на платформе, сунув руки в карманы, – воплощенная невинность, такой же, как все. Полицейский затаился в стороне. Его лихорадило от возбуждения, и в то же время он наслаждался царившей в метро прохладой, пропитавшим воздух запахом жженой резины. Прислонившись спиной к стене, он смотрел на обложенный кафельной плиткой свод и воображал груз многих тонн земли у себя над головой.

Послышался грохот подъезжавшего поезда. Гийар вошел в открывшуюся дверь. Дождавшись гудка, полицейский вскочил в последний вагон. Стоя среди пассажиров, он перевел дух, отгоняя терзавшие его вопросы.

«Симплон». Двери распахнулись. На платформе Гийара не было. Пассан воспользовался этим, чтобы перейти в следующий вагон, поближе к своей цели.

«Маркаде-Пуасонье». Гийара и здесь не видно. Переход в следующий вагон.

«Шато-Руж». Убийца не показывался. На платформу хлынула пестрая толпа. Негры, арабы – те, кто приезжает молиться на улицу Мирра[22 - Последние несколько лет из-за недостатка мечетей по пятницам сотни мусульман собираются для молитвы на улице Мирра в Восемнадцатом округе.]. Пассан отступил. Он чуть не свернул поручень, с тоской наблюдая, как увеличивается поток пассажиров. Ему чудилось, будто аорта щелкает в груди, словно отстрелянная гильза, которую выталкивают из ствола. Куда несет этого долбаного подонка?

«Барбес-Рошешуар». Волна нахлынула, схлынула – в неизменно тоскливом ритме покорных и усталых завсегдатаев метро. Прозвучал сигнал, и тут на платформе мелькнула серая каскетка. Пассан едва успел опустить руку, чтобы не дать дверям закрыться, и в последнюю секунду пулей выскочил наружу. А может, Гийар специально вышел перед самым отходом поезда? Значит, почуял слежку. Гермафродит уже проталкивался сквозь толпу ко второй линии «Насьон» с пересадкой на «Барбес».

Пассан ускорил шаг. Гийар двигался в потоке пассажиров вдоль кафельной стенки, ссутулившийся и понурый, пряча лицо под козырьком каскетки. На ходу Пассан по думал о том, что ему и раньше случалось замечать во время слежки: сейчас Гийар передвигался подпрыгивающей, неровной походкой ребенка, никак не вяжущейся с его осанкой культуриста. Он слегка косолапил, не в такт покачивая плечами. Переставлял ноги, прижав руки к бокам.

Лестницы, переходы. Гийар свернул направо и двинулся к поезду в сторону станции «Насьон». Пассан шел за ним, без конца повторяя про себя: «Уже горячо». Под сводом потянуло сквозняком. Он представил себе гигантскую дыхательную систему, у которой легкими были станции метро. Подошел поезд. Его добыча села в предпоследний вагон, он втиснулся в следующий. Гудок. Двери закрываются. Пассан вгляделся в стеклянную перегородку между вагонами. Слишком много народу. Поезд тронулся.

Внезапно все залил яркий солнечный свет. Ослепленный, он поднес руку к лицу и с опозданием вспомнил, что здесь пути выходят на эстакаду. Снова закружилась голова. Полуденное солнце нагрело стекла. По лицам скользили тени от мелькавших арок виадука. Поручень под рукой стал липким от пота. Пассан испытывал смешанное чувство восторга и опасения. Он один на один со своей добычей. Сам себе закон.

«Шапель». Давка. К выходу не протолкнуться. Он встал на цыпочки и выглянул в окно.

– Простите!

В хлынувшей на платформу толпе мелькнул Гийар. Пассан локтями проложил себе дорогу и выскочил наружу, когда его добыча уже спешила к выходу. Серая полотняная каскетка терялась за головами спускавшихся с лестниц пассажиров. Оливье, расталкивая народ, пробился поближе к своей цели. Он вышел на бульвар Шапель, и тут же под листвой его захлестнула бурная жизнь квартала. Гийар, лавируя между машинами, пробирался к противоположному тротуару, вдоль которого тянулись шриланкийские бакалейные лавки, пакистанские базарчики, индийские рестораны.

Полицейский перешел на бег и вдруг понял: тут что-то не так.

Походка преследуемого уже не была подпрыгивающей. Да и голова у него не перевязана. Еще пара шагов, и Пассан, понимая, что уже слишком поздно, вцепился ему в плечо. Перед ним предстала характерная рожа бомжа без возраста. Под курткой виднелся рабочий комбинезон и выцветшая гавайская рубаха. Гийар отдал бродяге свой маскарадный костюм – тот еще сжимал в руке бумажку в пятьдесят евро.

Пассан даже ни о чем не спросил клошара, улыбавшегося ему беззубым ртом. Он отступил, и из глотки у него вырвалось обращенное к небесам проклятье. Над гудящим уличным потоком раздался свист удалявшегося по эстакаде поезда.

45

Во что бы то ни стало нужно догнать поезд. Забрать у кого-нибудь машину, предъявив полицейское удостоверение? Лучшего способа оказаться в еще большей заднице и не придумаешь. Но есть и другой выход. Проработав несколько лет в комиссариате на улице Луи-Блан, Пассан изучил этот квартал как свои пять пальцев – его улицы, разномастное население, транспортные сети. Знал, что вторая ветка метро в этом районе делает большой крюк над Сталинградской площадью. Более того, по улице Луи-Блан, идущей от площади Шапель, он по косой срежет путь до улицы Колонель-Фабьен и сможет сесть на метро двумя станциями дальше. Но бежать придется во весь дух.

Он бросился к площади Шапель, потом свернул направо против уличного движения. Мелькали лавки, прохожие, листья платанов, разбивавшие солнечный свет на тысячи ослепительных осколков.

На первом же перекрестке с улицей Пердоне он взглянул налево и едва успел заметить, как за домами скрывается последний вагон поезда. Он рванул вперед что было сил. Новый перекресток. Впереди – мост над железнодорожными путями Северного вокзала. Сквозь решетки перил виднелась линия надземного метро, но теперь его от нее отделяло сто пятьдесят метров. Зато его отставание от поезда сократилось: он мог уже разглядеть несколько вагонов – белых и зеленых. Он опустил голову, сосредоточившись на дыхании.

Деревья росли все теснее, но теперь они стали ниже. За ними темнели фасады домов. Он словно бежал через подлесок. Из школы выходили дети. Над их головками на фоне неба проступали арки метро, все такие же далекие. И ни следа поезда. Неужели он отстал? Растрепанный, взмыленный, Пассан снова прибавил шагу, чувствуя на себе цепкий взгляд полицейского в гражданском, который помогал детям переходить улицу.

Держать темп. Стук сердца, казалось, ударами ножа отдавался где-то в горле. Его уже не лихорадило – он раскалился добела. Красные запрещающие знаки пульсировали перед глазами, будто тревожные сигналы. Слева ножницами расходились две улицы, ведущие к бульвару Шапель, – Фобур-Сен-Мартен и Лафайет. Металлические арки, от которых его теперь отделяло триста метров, выглядели крошечными, недостижимыми. И безнадежно пустыми. Колотье в боку вынудило его остановиться, согнувшись пополам. Ноги от усталости налились свинцом.

Он бежал недостаточно быстро. Упустил поезд. Вдруг он поднял голову, обеими руками упираясь в ляжки. Все наоборот: он его обогнал. Поезд остановился на станции «Сталинград». Здесь план мог не сработать: ничто не мешало Гийару сойти или на этой станции, или на следующей – «Жорес». Зато эти две остановки позволят Пассану первым добраться до станции «Колонель-Фабьен», на что он и рассчитывал.

Он снова побежал, стараясь выровнять дыхание. В боку по-прежнему кололо, но он не обращал внимания. Ребенком он использовал этот прием: продолжал бежать как можно ритмичнее, игнорируя боль, пока она не растворялась в его безразличии.

Теперь он перешел на шаг. Центральный комиссариат полиции Десятого округа. Полицейские группами стояли на тротуаре, машины расцвечивали серую улицу синеватыми отблесками мигалок. Пусть он и майор полиции, но времени на объяснения нет. А на взгляд легавых, если человек в одиночестве бежит по улице, это означает «попытку скрыться с места преступления». Он прошел мимо полицейских не глядя, спокойным шагом: так на него не обратят внимания.

Через пятьдесят метров он перешел на легкую рысь, потом ускорил шаг и наконец снова пустился галопом. Увидел, как его отражение множится в стеклянных стенах Парижского арбитражного суда. Успевает ли он? Вместо ответа впереди показался широкий канал Сен-Мартен, вид на который разворачивался по обе стороны улицы.

Арки эстакады теперь приблизились. Крюк надзе много метро повернул вспять. А главное, на путях сверкнул подъезжающий поезд. Его свист вспорол горячий воздух.

Из последних сил Пассан бросился вперед. Улица дробилась в глазах, дрожала, рассыпаясь светом и тенью. Осталось всего двести метров… Впереди Пассан видел только широкую круговую площадь, плавящуюся на солнце. Каждый метр он будто глотал, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Слева раздался грохот: вагоны уходили под землю. Здесь заканчивался надземный отрезок пути. Он кинулся дальше, сбегая по ступенькам в метро, оступился, но удержался на ногах. И тут его зажало в турникете.

Пассан отпихнул пассажира, компостировавшего свой билет, и перемахнул через заслон. Направление к станции «Насьон». Он снова сбежал по ступенькам. Гудок отдавался от сводов туннеля. Двери закрывались. Плечами он заблокировал створки и, извиваясь в резиновых челюстях, протиснулся в вагон.

На него уставились потрясенные пассажиры. Пассан попытался улыбнуться им и вытер лицо. До него вдруг дошло, что он очутился в том же вагоне, из которого выскочил на «Шапель». Он вспомнил, что Гийар сел в соседний. Возможно, гермафродит даже видел, как он ввинчивается внутрь.

Он прошел к стеклянной перегородке, пытаясь высмотреть Гийара. Теперь он уже не таился: уперся в стекло ладонями, прижался к нему лицом, наблюдая за пассажирами. Гийара среди них не было. Пассан не верил своим глазам. Поезд замедлил ход: «Бельвиль».

Подавив рык, он выскочил из поезда и вошел в следующий вагон. Гийара там действительно не было. Охваченный яростью, он снова вышел и, когда раздался гудок, проскользнул в третий вагон. Гийара не было и здесь.

Мерзавец сошел на станции «Сталинград» или «Жорес».

Смирившись с очевидным, Пассан мгновенно успокоился, в последнюю секунду вырвался из вагона и плюхнулся на скамейку. Его чуть не вывернуло. Кровь билась в висках, пульсировала в животе и между ног. Он застыл, склонив лицо, словно его только что избили и он пытается справиться с накатывающей волнами болью.

Поезд ушел. Стало тихо.