– Откуда ты знаешь, какой вкус у обезьяньей мочи?
Мы снова смеемся. В привычной домашней обстановке смеяться куда легче, чем в больнице.
– Кажется, где-то внизу была слоновья моча. Я принесу тебе чашечку.
– Идеально! Спасибо.
Марк долго не поднимается, и я периодически проваливаюсь в беспокойный сон. Он возвращается с мерзкими антибиотиками, от которых у меня бывает вздутие живота, и большим стаканом ледяной воды. Чая нет.
– Вот, – говорит он, вручая мне две маленькие синенькие таблетки. – Эти штуки воняют, как потные ноги.
– На вкус они не лучше, – говорю я, чувствуя рвотные позывы, даже не успев поднести таблетки ко рту.
Я закидываю лекарство в рот и залпом выпиваю как можно больше воды, чтобы побыстрее его проглотить.
– Фу, бе! – протестую я, высовывая язык. – Ты говорил по телефону внизу? Мне кажется, я слышала голоса.
– Я разговаривал с Николь, – отвечает Марк.
Я морщусь:
– Она здесь?
– Перестань, – говорит Марк, игриво нажимая указательным пальцем на мой сморщенный носик. – Она просто забежала, чтобы проверить, как ты осваиваешься.
– Осваиваюсь? – У меня появляется привычка повторять почти все, что говорит Марк.
– Здесь нет ничего такого. Она говорила, что звонила, когда ты вышла из больницы, но ты, должно быть, забыла.
Я не помню. Но в последнее время я многое забываю. Доктор сказал, что удар по голове повлиял на мою кратковременную память. Врачу пришлось объяснять это мне около пяти раз, прежде чем я наконец запомнила, что забываю.
Также я очень сильно сомневаюсь, что дала свое согласие на то, чтобы мать Марка присмотрела за детьми, но я не помню ни своего согласия, ни отказа, а спор о том, кто и что сказал, последнее, что нам нужно. Как бы трудно мне ни было признавать это даже перед самой собой, я понимаю, что прямо сейчас я не в том состоянии, чтобы заботиться о детях. А Марка выматывает уже то, что ему приходится заботиться обо мне. Я не могу просить его привезти детей домой. Не сейчас.
Даже не могу представить себе количество сломанных элементов декора в доме моей свекрови, страдающей ОКР[6 - ОКР – обсессивно-компульсивное расстройство, психическое заболевание, вызывающее навязчивые мысли, которые могут привести к компульсивным действиям.], которые нам придется заменить. Я содрогаюсь при мысли о том, что она кормит их шоколадом на завтрак и позволяет ложиться спать за полночь. Я скрещиваю пальцы, чтобы нам с Марком удалось войти в привычную колею за пару дней, после чего мы сможем привезти их домой. Дольше я без них не вынесу. Меня поддерживает лишь мысль о том, как я увижу их замечательные крошечные мордашки. Вот бы мои родители были все еще живы! Я скучаю по их поддержке почти так же сильно, как по детям.
– Ванна почти набралась, – говорит Марк, заглядывая в ванную. – Хорошо бы смыть с тебя этот больничный запах.
Неуклюжие попытки переместиться в ванную почти комичны, и я всерьез надеюсь, что со временем мы научимся перемещаться расторопнее, иначе Марку тоже придется обратиться к моему физиотерапевту из-за проблем со спиной. По моим щекам текут слезы, когда Марк начинает меня раздевать. Это не похоже на его обычные любовные прикосновения к моим обнаженным грудям. Это напоминает, скорее, военную операцию. Он садится на край ванны, неуклюже усадив меня на колено. Моя голова наливается тяжестью и начинает болеть от попыток держать ее прямо. То, как он старается стянуть с меня футболку и при этом не дать нам обоим свалиться на пол под весом моих неподвижных ног, сильно напоминает акробатический трюк.
Наконец, когда я сижу обнаженная на его коленях, он обнимает меня и прижимается ко мне. Он собирается заплакать? Надеюсь, что да. Мы могли бы поплакать вместе.
– Я научусь лучше справляться с этим. Обещаю, – шепчет он.
– Вот бы тебе не пришлось делать этого вовсе.
Сложнее всего заставить Марка выйти из ванной. Он следит за мной орлиным взором. Возможно, боится, что я нырну под воду и не смогу подняться. Или что еще хуже, возможно, не захочу выныривать. В определенном смысле я понимаю, почему он может этого бояться. Разумеется, я думала о том, как легко можно было бы прекратить все это дерьмо. Но я не стану этого делать. Я не смогу.
– Позови меня, если что-то понадобится, – говорит Марк и наконец уходит. На первый этаж.
Глава пятая
Божественно мягкие пузырьки нежно касаются моей кожи. Запах эвкалипта чересчур навязчивый, но по сравнению с запахом больницы он просто восхитителен. Я беру бутылочку с подоконника и читаю, что написано на этикетке, просто чтобы убедиться, что Марк случайно не налил чистящее средство для унитаза вместо пены для ванны. Подобные романтические жесты не в характере Марка. Он даже потрудился зажечь несколько свечей и расставил их на бачке унитаза.
Когда вода остывает настолько, что холод начинает доставлять дискомфорт, я решаю, что пора позвать Марка. Я тихонько кричу, но он меня не слышит. Еще несколько раз кричу, но мои призывы тоже остаются без ответа. Я начинаю откровенно рвать глотку, потому что больше не могу справиться с паникой. Что делать, если Марк меня не услышит? Я застряну здесь. Это джакузи, а не цунами, но в любом случае я беспомощна, пока кто-нибудь не придет, чтобы меня спасти.
Я дохожу до ручки от отчаянных криков, перемежающихся рыданиями, прежде чем Марк взбегает по лестнице, без конца извиняясь.
Одеваться так же непросто, как и раздеваться. Меня расстраивает моя беспомощность, и я знаю, что неумышленное отсутствие сотрудничества с моей стороны раздражает Марка. Я честно не специально доставляю ему трудности, но моя любовь к самобичеванию определенно только крепчает.
После изматывающего похода вниз Марк грубовато плюхает меня в инвалидную коляску, терпеливо ждущую у последней ступеньки. Большие металлические колеса яростно бьются о кухонную дверь, когда Марк пытается найти правильный угол, под которым эта чертова штука сможет пройти через проем. В конце концов мы вынуждены сдаться, и измотанному Марку вместо этого приходится тащить меня на кухню на руках.
На кухонном столе я замечаю ноутбук Марка. На нем открыта веб-страница, где рассказывается о грантах на перепланировку дома. У меня сжимается сердце. Марк считает, что это надолго. Он считает, что я останусь в таком состоянии! Мне хочется начать протестовать, но сейчас я не могу поднять эту тему. У нас гости. Блин! Меня захлестывает волна смущения и негодования одновременно, когда я замечаю, что за обеденным столом, весело улыбаясь, сидят Эйва и Николь. Когда мы подходим к столу, Николь вскакивает на ноги и быстро отодвигает соседний стул, чтобы Марк мог усадить меня на него. Она снова садится, и вокруг повисает тишина.
Я неотрывно смотрю на стол. Он заставлен полупустыми чашками из-под кофе и усыпан крошками, оставшимися, очевидно, от тарелки с печеньем. Я перевожу взгляд на Марка. Он развлекался внизу, пока я разваливалась на части в ледяной ванне. Меня волнует то, что эта сцена пахнет будущим: будущим, в котором будет все меньше и меньше меня. Даже в моем собственном доме.
Я пытаюсь присоединиться к беседе, киваю в такт и стараюсь притвориться заинтересованной в том, что они обсуждают. Но легко отвлекаюсь. Каждый раз, когда Эйва встает, чтобы пойти в туалет, я завидую, глядя на то, как она без труда пересекает комнату. Каждый раз, когда Марк кладет ногу на ногу и расплетает их обратно, я завидую. Когда Николь тихонько постукивает каблуком в такт песне, льющейся из радиоприемника на заднем фоне, я не просто завидую – это меня жутко бесит.
Я часто поглядываю на часы. Надеюсь, Николь понимает намек, особенно когда я взмахиваю рукой так близко от ее лица, что чуть не задеваю ее нос. Но когда она вызывается налить еще свежесваренного Марком кофе, я понимаю, что в ближайшее время уходить она не собирается.
Эйва рассказывает нам о планах на свадьбу, но очевидно, что ни Марк, ни Николь не слушают. Они слишком заняты тем, что наблюдают за мной. Оглядывают меня с ног до головы, а затем кивают друг другу. Сперва я думаю, что мне это только кажется, и я отмахиваюсь от этих мыслей, списывая все на излишнюю чувствительность из-за произошедшего. Но когда Эйва шепчет мне на ухо, что они ведут себя очень грубо, мне хочется поддаться искушению и указать им на их невежество. Я прикусываю язык. Сейчас не время.
Николь продолжает доставать меня, искусственно смеясь и хлопая ресницами. Боже! Да трахни уже моего мужа, и покончим с этим. Я вырываюсь из мрачных уголков своего сознания. Николь сплетничает с Марком, как будто они дружат уже лет двадцать. Она ведет себя больше как член семьи, чем как любопытная соседка. Они перекидываются шутками и обмениваются рецептом курицы по-каджунски[7 - Курица по-каджунски – американское блюдо.]. Марк, который не зажигал плиту ни разу с тех пор, как чуть не спалил квартиру еще во времена учебы в колледже, утверждает, что это звучит великолепно и нужно попробовать. Они что, издеваются надо мной? Он обменял поваренную книгу Джейми Оливера[8 - Джейми Оливер – знаменитый английский повар, ресторатор и телеведущий, популяризатор домашней кулинарии и здорового питания.], подаренную мной на прошлое Рождество, на DVD с «Игрой престолов», а теперь собирается стать новым победителем шоу «Лучший повар Америки»?
Я периодически выпадаю из беседы и мысленно возвращаюсь к аварии, прежде чем успеваю это заметить и отгородиться от воспоминаний.
– Занятия начинаются в следующую пятницу, но первый взнос нужно внести до завтра, – слышу я голос Эйвы.?Николь не отвечает.
– Не переживай о том, что ты не ас в танцах – я абсолютно такая же. От этого только веселее, – продолжает Эйва.
– В чем дело? – спрашиваю я, наконец-то заинтересовавшись тем, о чем они говорили.
– Фитнес на пилоне, о котором я тебе говорила, – объясняет мне Эйва.
– Ах да… Я помню. Ты все еще думаешь пойти?
– Я очень хочу пойти, но не хочу идти одна. Помоги мне уговорить Николь ходить со мной, – в голосе Эйвы слышится головокружительный восторг.
Я пытаюсь скрыть разочарование. Мы с Эйвой должны были вместе ходить на занятия. Мне не терпелось найти веселый способ сбросить вес после рождения Кэти, а Эйва хотела привести себя в форму после многих лет сидения в офисе. Мы собирались использовать это как предлог для девичника и пропускать по паре стаканчиков после занятий. Теперь все это кажется не более реальным, чем сказка.
– Ты в порядке, Лаура? – внезапно спрашивает Николь.
Я перевожу взгляд на назойливую женщину, которую уже начала ненавидеть.
– Ты разговаривала сама с собой.
Я протестующе мотаю головой, но замечаю, что Эйва вышла из комнаты. Она уже не в первый раз уходит посреди разговора не попрощавшись. В последнее время стоит мне хоть на миг отвлечься, как Эйва тут же исчезает.
Только из-за того, что комната не перестает кружиться, я понимаю, что все еще мотаю головой. Николь пытается успокоить меня, но я не хочу, чтобы она ко мне прикасалась, и случайно толкаю ее на пол с силой, на которую я не знала, что способна.