Нет мира в конном мире. Часть 2. Выход?

Тот подумал и согласился. Ну и весело было! Все выпивают, закусывают, девушки красивые ходят, задом виляют. Погулял, попил, вернулся в рай. На следующий вечер чертенок опять за ним пришел.

Так болтался этот человек дней десять туда-сюда.

А потом чертенок и говорит:

– Слышь, мужик, давай уже к нам насовсем. Подпишешь контракт…

Тот взял и согласился, только подписал контракт, как откуда ни возьмись два огромных страшных черта и давай его на сковородке жарить!

– Мы же так не договаривались, кричит мужик.

А один из чертей ему и говорит:

– А вот не надо путать туризм с иммиграцией!

Я уезжала из Лондона, полностью излечившись от своей англомании.

Глава 18

И я вернулась к своим баранам. А точнее, к своим лошадям…

В тот период лошади постепенно становились для меня синонимом проблем и постоянного нервяка. Я отчаянно пыталась найти что-то, чем сердце успокоится. И лошадей неожиданно потеснил… футбол.

Женщина всегда приходит к футболу через мужчину. Мужчины приходят и уходят, а футбол остается… Я пришла к футболу через того английского ди джей, что встретила в Мармарисе. Я звала его «Чеширский кот» за обаятельную улыбку, которая не сходила с его лица. Англичанин «болел» за свой клуб «Манчестер Юнайтед» так отчаянно, что я тоже, волей не волей, стала «болеть» за свой. За «Зенит». И этот клуб незамедлительно преподнес мне приятный сюрприз.

В том году наш «Зенит» совершенно неожиданно стал чемпионом России. Мы так долго кричали «Зенит – чемпион», а он все никак не чемпионил. И вдруг – свершилось! Мы – чемпионы России. Честно говоря, победу он вырвал в последней игре. Матч с «Сатурном» был исключительно «валидольный». Я даже пожалела, что не поехала в Раменское «поболеть». Все-таки, такое событие! Эпохальное.

Меня распирала гордость за наш питерский клуб и за его амбициозного голландского тренера. Надо сказать, что именно с приходом Дика Адвоката «Зенит» наконец-то заиграл в тот комбинационный, атакующий футбол, который мне так нравился в английском чемпионате. Смотреть игры «Зенита» иногда было ничуть не менее увлекательно, чем игры «Манчестер Юнайтед». Несмотря на неудачный конец водевиля под названием «чеширский кот» я продолжала смотреть футбольные матчи с неподдельным интересом.

У футбола оказалось еще одно замечательное свойство. Он объединял совершенно разных пот своему возрасту, полу и социальному положению людей. От кого-то я слышала, что за последнее время футбол стал нашей национальной идеей. Пусть лучше она будет такая, чем пьянство или безделье.

Вокруг «болели» все – сотрудники, партнеры, клиенты. Было человек пять-шесть, которые обязательно звонили мне после матча, чтобы обсудить со мной игру. Среди них

был один весьма колоритный человек – Виктор Дудкин. Он был меня постарше, лет этак на семь. Состоявшийся успешный бизнесмен, самый настоящий «кофейный король». То есть у его фирмы был эксклюзив на поставку самых дорогих и изысканных сортов кофе в нашу страну. Его «империя» принадлежала ему единолично. Это было для него принципиально. Когда-то, во времена дефолта, деловой партнер Дудкина скрылся, оставив ему двести тысяч долларов долгов. Виктор все вынес, выжил и поднялся. После этого он уже никому не доверял и никого « в долю» не брал. Много работал, но и зарабатывал соответственно.

В мою фирму он приехал заказывать керамическую черепицу для своего дорогущего рубленного из бревен дома. Миллиона два евро, если память мне не изменяет, стоил этот дом. И это еще без кровли. Самый обычный менеджер за всю свою жизнь заработает в десять раз меньше. Но Дудкин не был обычным. Он был уникальным. И поэтому богатым. Все честно.

Так вот этот Виктор только что вернулся из Австрии, полный впечатлений после чемпионата Европы, на матчи которого он ездил с друзьями-банкирами. Он приехал ко мне на минуточку, задержался на сорок минут и еще что-то кричал мне уже выйдя из офиса, уже на лестнице. Никак не мог расстаться с девушкой, которая так любит и понимает футбол.

Дудкин внешне был очень прикольный – с хвостиком. Волосы идеально зачесаны назад— волосинка к волосинке. Энергичен Дудкин был фантастически. От него буквально перло позитивом на многие метры. Человека, у которого была бы такая сильная энергетика, я никогда ни прежде, ни потом, не встречала. Мне нравилось, когда Дудкин звонил мне на работу по понедельникам, чтобы обсудить субботнюю или воскресную игру «Зенита». После его звонка у меня все как-то спорилось и получалось. Зато, когда он на меня «наехал», у меня все валилось из рук целый месяц. А потом и совсем развалилось. Но не будем забегать вперед.

В наших с ним отношениях не было совершенно никакого «криминала» – просто регулярное общение по телефону двух футбольных болельщиков, ничего больше. Обручальное кольцо Дудкина было шлагбаумом, который категорически мешал нашим отношениям вылиться во что-то большее. И вдобавок, он был отцом троих детей. Тут не о чем было вообще говорить! Его жена Лена случайно появилась на горизонте, и на всякий случай решила пресечь эту опасную по ее меркам связь. Уже не помню, как это получилось, но она столкнула нас с Дудкиным лбами. Кажется, кто-то из рабочих, проводивших монтаж кровли, ляпнул ей, моя фирма неправильно посчитала материал. Лена живенько преподнесла эту новость мужу, щедро добавив черной краски.

Дудкин «завелся» не на шутку. Он орал на меня по телефону битых полчаса. В этом момент я искренне пожалела Лену. Жить с таким человеком, как Дудкин, было весьма непросто. Такой мужчина – как асфальтовый каток. Он сметает все на своем пути, двигаясь к намеченной цели. И ты никогда не знаешь, когда он развернется и поедет на тебя…

Мне было жаль потерять такого интересного собеседника. Дудкин был умен и имел

собственное видение игры. И он очень любил футбол и мог по-настоящему оценить красоту моментов, возникающих на поле.

Я рассказала эту историю в качестве примера того, как футбол объединяет самых разных людей. Лошади, наоборот, всегда проводили между мной и собеседником резкую грань. «У тебя есть свои лошади! У, ты какая! Капиталистка!» Неприступная, дерзкая. Вызов обществу. А о футболе же, напротив, можно было разговаривать часами, с самыми разными людьми. Я уже неплохо разбиралась в игре и быстро оценила преимущества, которые дает женщине владение этой чисто мужской темой. Я была настоящая диковинка. Этакий «свой парень» в юбке. Женщина-мечта. Блондинка, эффектная, хорошо готовит, любит футбол…

Но лошади по-прежнему требовали моего внимания. Я продолжала ездить на конюшню, садилась то на Харлея, то на О Хару, подруливала их, шлифовала свою посадку, ездила в поля. Но, скорее, по привычке, на автопилоте. Как обычно, чистила лошадей, седлала, выводила из конюшни, после езды замывала из шланга копыта, снимала амуницию, мыла трензеля, растирала лошадь соломенным жгутом, ставила в денник.

Я видела, как горят глаза других частных владельцев, когда они приезжали к своим лошадям, и радовалась хотя бы за них. Некоторые из них совершали почти те же ошибки, что и я: попадали в зависимость от непорядочных тренеров и берейторов, покупали дополнительных лошадей, которые были им совсем не нужны. Одного из них, Константина Агапова я изо всех сил пыталась отговорить от опрометчивых поступков.

Дело было так. Константин был директором компании, у которой, фактически, была монополия на грузовые железнодорожные перевозки с Москвой. Теплое хлебное место. Впрочем, Константин себя крутым бизнесменом не считал, да и не являлся им. Всем заправлял его старший брат Алексей, который жил в Москве. Константину оставалась чисто представительская функция. Он был поклонником писателя Хемингуэя и большим другом Остапенко, тогдашнего министра путей сообщения. Как то раз, зайдя к Константину в кабинет, я увидела два портрета, висящих рядом в одинаковых рамках и спросила:

– А какая связь между Остапенко и Хэмингуэем?

– Во дела! – рассмеялся Агапов, – ты первая, кто задал такой вопрос. Мои посетители делятся на две категории. Первая спрашивает: а кто это рядом с Хемигуэем, вторая – а кто это рядом с Остапенко…

Мы вообще с ним были «одной крови». То есть Константин, так же как и я, с детства любил лошадей. У него была голубая мечта – восстановить усадьбу, в которую он, еще маленьким, бегал в школу. Деревня «Новоселье» располагалась под Лодейным полем, часах в четырех езды от города. В дивно красивых местах. Константин хотел, чтобы в бывшей господской усадьбе обязательно были лошади, как до революции. И задумал открыть там свою племенную конеферму.

Казалось бы. Ну что здесь плохого? У человека есть благородная миссия, есть свободные деньги – вперед! С Агаповым мы были знакомы еще с тех времен, когда я продавала своих бархатовских кобыл. Он приезжал их смотреть, но они показались ему простоватыми и неинтересными. А за родословную он платить не захотел. Он вообще был по крестьянски прижимист. Так мои кобылы достались Пенам, а что было дальше, вы помните.

Константин, конечно, советовался со мной по поводу приобретения производящего состава будущей фермы. И я дала ему совершенно здравый и дельный совет – разводить одну породу, предположительно, тракенов, поскольку именно они были самыми

универсальными спортивными лошадьми. Хорошо раскупались. В то время приобрести приличных тракененских маток и неплохого жеребца было не так уж сложно. На том же Русско-Высоцком.

Константин поблагодарил меня за совет и сделал все по-своему. С типично тельцовым упрямством. То есть накупил пять разнопородных кобыл – двух латвиек, двух ганноверанок, одну нечистопородную тракенку, с нулями. И это после того, как я ему подробно рассказала, что такое «ноль» в родословной племенной лошади.

– У меня, – сказал Константин, – будет своя порода, агаповская. Когда-то у меня были кролики, и они были самые лучшие в деревне, с гордостью говорил новоиспеченный коневод.

Одно дело – кролики, а совсем другое – лошади. Для формирования новой породы должно пройти минимум лет двадцать. А производящй состав должен насчитывать не менее ста кобыл и десяти жеребцов. Ни одному частному владельцу, даже очень состоятельному, это не под силу. Это размах, поистине, государственного уровня. Ничего этого, наш Константин, конечно, не знал, да и знать не хотел.

Жеребца, надо отдать должное, Константин купил хорошего. Опрос был мелковат, всего сто пятьдесят семь сантиметров в холке, но очень породен и гармоничен. Он был вороной без отметин, и, видимо, этим покорил сердце начинающего коневода. Еще Опрос был внуком олимпийского чемпиона Топкого, который когда-то блистал в конкуре, и это было хорошо для репутации будущих жеребят. Плохо было лишь то, что под чистопородного тракененского жеребца планировалось поставить нечистопородных кобыл, и кобыл вообще другой породы. И это я еще не видела самих кобыл. Вдрг они порочны? Непонятно было, какой результат будет у такой племенной работы. То есть, наоборот, понятно какой. Плохой.

А по характеру Проша был – чистое золото. Деликатный, воспитанный жеребец. Уговорит любую. И движения у него были шикарные – просторные, летящие. В спорте себя показал отлично.

Константин был на редкость упрям. Он взял в аренду развалины вышеупомянутой усадьбы. Она состояла под охраной Городского комитета по охране памятников, и было возможно только взять ее в аренду, ни никак не выкупить. В восстановление старинных построек были «вгроханы» шальные миллионы. А вот будет ли когда-нибудь какая-то прибыль от этих инвестиций? Скорее всего – нет. А уж от лошадей – тем более. Мне было слишком хорошо известно, как сложно бывает продать лошадь без особых заслуг или эффектного экстерьера. Деньги, потраченные на ее выращивание, никогда не вернутся. В лучшем случае удастся получить процентов двадцать от ее себестоимости. Это надо четко понимать. И ладно бы, ему бы никто об этом не сказал, но, нет пророка в своем Отечестве.

Итак, Константин наступил на все возможные грабли на этом тернистом пути и наплодил жеребят непонятной породы, которые никому не были нужны. Покупатели приезжали, качали головами и уезжали себе восвояси. Лошади то «пустые», не получали никакой работы. Просто бегали в поле, нечищеные и неоповоженные. Копыта им Константин расчищал сам. В целях экономии. Молва об агаповских лошадях шла нехорошая.

Озабоченный начинающий коннозаводчик позвал меня в гости…

В середине января село утопало в снегу и смотрелось исключительно живописно в обрамлении кружевных деревьев и кустов. Лошадям мороз был не страшен – конюшня была капитальная, кирпичная, с просторными денниками, дробилкой для овса и вместительной кормовой. Костя поседлал двух кобыл, ноги одной из которых мне решительно не понравились, и мы отправились осматривать окрестности. Было морозно и сухо. Несмотря на минус двадцать пять, мы часа полтора скакали по полям и пригоркам. Выданная мне гнедая кобыла оказалась жутко вредная и ссадила меня на развилке двух дорог. То есть я хотела поехать направо, а кобыла налево. Так мы и поехали, она отдельно, а я отдельно, но уже в пешем строю и с ускорением. По счастью, я приземлилась в сугроб, довольно мягко. Костя уступил мне свою вороную кобылу, постарше и поспокойнее, ту, что с «разметом», и прогулка продолжилась.

Деревенские шушукались: «Кто это вместе с барином верхом рассекает?».

Но мне было не до них. Вот мелькнула вдалеке лисица – рыжая узкая ленточка на белоснежном снегу. Темной широкой лентой вилась река Сясь, и где-то неподалеку звонил колокол. То был монастырь Александра Свирского. Места, конечно, дивные, но уж слишком далеко от города. И, если бы Костю «приперло», то вернуть вложенные сюда деньги он уже не смог бы при всем своем желании.

Вороная кобыль с пороком конечностей оказалась одной из купленных Агаповым маток. Естественно, жеребоенка она дала такого же порочного. Из приплода так и не удалось никого продать. Свободные места на конюшне закончились, кобыл крыть перестали. Вот и вся племенная работа. Агаповской породы лошадей не случилось.

И все-таки конники – особый народ! Они готовы тратить последние деньги на своих любимцев, проводить с ними все свободное время. Я имею ввиду исключительно любителей, не профессионалов. Людей с неочерствевшей душой, которые по-прежнему видят лошади друга, а не спортивный снаряд или средство для достижения своих амбиций. На спортсменов я вообще смотрела с содроганием.

Помню, на кубке Губернатора, куда я привезла свою кобылу О Хару, я наблюдала подобную сцену. Маститый спортсмен, мастер спорта, неудачно отпрыгал маршрут. Виноват был всадник, ибо был нетрезв и утратил координацию. Но не окончательно. «Мастер» слез с коня и пнул его сапогом чуть выше скакательного сустава. В этот момент он был сам похож на мерзкое, отвратительное животное. А ведь все вокруг смеялись, и «мастера» даже не дисквалифицировали за этот акт хулиганства прямо на боевом поле. В Германии бы этого урода просто выперли бы из конного спорта с «волчьим билетом». Там совершенно другая культура общения с лошадью…

Помню берейтора Олю Суворову, которая взяла предоплату за работу с моей чудесной кобылой и, не предупредив, просто бросила ее на неделю. У меня на тот момент были проблемы на работе, и я попросила Олю, у которой была машина, подъехать в фуражный ларек, располагавшийся в десяти минутах езды от конюшни, и купить ячмень, кукурузу, пшеничные отруби, травяную муку и подсолнечный жмых, чтобы подмешать это все в овес для О Хары. Оля сказала «угу», но через неделю позвонил конюх и сказал, что кормить вечером мою лошадь уже нечем. Личного водителя тогда у меня уже не было. Пришлось бросать работу, отменять встречи, ловить такси и закупать корма, а потом «голосовать» с мешками на дороге.