Все это действо усугубилось появлением Марианны. Я так опешил, что позволил Марго улизнуть, и сам завяз в нелепой сцене разборок.
– Ты совсем охренел, Тойфель, – почти кричала Марианна. – Меня на малолетнюю дуру променял? Суденточки тебе нравятся? Как низко ты пал, Матюша. А я думала…
– Не думай, Мари, тебе не идет, – обрезал я поток ее причудливых выводов, развернулся и пошел в зал.
Марго не было за столом. И за стойкой – тоже. На танцполе я ее опять не нашел. Вся их компания рассосалась. Я вышел на улицу и увидел, как Азаров заталкивает ее в такси. На его лице было столько всего написано. Триумф и предвкушение прежде всего. Он поимеет эту косую дурынду, и сам не вспомнит толком.
Дети, мать их.
Недолго думая, я просто вытащил из такси сначала его, а потом Левицкую. Пацан что-то мямлил, даже пытался меня ударить, но был настолько невменяем, что самоликвидировался в итоге.
Вряд ли он завтра вспомнит что-то. Домой доедет и то счастье.
Я подхватил Маргариту и повел к машине.
– Какой же ты охреневший, Тойфель, – бормотала она злобно, теряя всякое уважение. – Катился бы уже…
– Сейчас покатимся вместе, грубиянка, – ответил я, нащупывая брелок от сигналки.
Машина встретила нас приветственным писком, и я сам усадил Маргариту на переднее сидение, пристегнул.
Ох, только бы ее не стошнило.
– Выдрал свою силиконовую соску, м? Чего ко мне тогда привязался?
– А черт знает, – честно ответил я. – Но вот совсем не хочется, чтобы ты завтра проснулась не пойми с кем и не пойми где.
– Тебе-то какое дело, с кем я сплю? И где.
– Считай, это входит в обязанности куратора. Я забочусь о своих студентах.
– Балабол, – всхлипнула она.
Плачет что ли? Вот же дерьмо. Влип. Как же я влип, господи. Слава богу, до дома Маргариты было не так далеко. Я собирался утешить ее как только приедем. Да и она притихла, глядя в окно. Я думал, смотрит на огни, а оказалось, что задремала. Нет, даже не задремала, а заснула. Крепко. Это я обнаружил, когда припарковался.
Попытки разбудить не увенчались успехом. Я потряс ее и даже по щекам похлопал. Маргарита не реагировала, только забормотала что-то, отталкивая мои руки.
Приплыли.
И чего мне делать?
На заднем сидении валялась ее сумочка. Я порылся в ней и нашел паспорт. Прописка совпала с местом проживания. Я мог выволочь Марго из машины, поставить у двери и позвонить в звонок. Родители ей, конечно, устроят.
Я поморщился, вспоминая, как меня пилила мать за подобное. Девчонке достанется и того больше. Нет, не надо ей домой. Убрав обратно паспорт, я достал ее мобильный, нашел в контактах номер матери и написал смс.
Останусь у подруги. Не волнуйся.
Выруливая обратно на шоссе, я уверял себя, что это нормально. Как иначе? Не мог я ее оставить в таком состоянии, просто не мог. А куда везти? Не к подружке же. Где я ее найду? Да и не особенно питаю доверия к этой компашке филологов. Пусть у меня выспится, а завтра утром едет домой.
На светофоре я разложил ее кресло, чтобы было удобнее, невольно залюбовался. Все же она совсем другая, когда надевает платье. В кедах и джинсах тоже миленькая, но эти открытые ноги просто с ума сводят. Я едва сдержался, чтобы не погладить коленку или лучше бедро.
Притормаживай, Матвей. Не хватало еще облапать спящую пьяную девственницу. Это для Азарова нормально, а мне уж точно не к лицу и не по возрасту домогаться бессознательной особы. Вот очнется и…
И ничего не будет, тут же возразил я сам себе. Домой поедет. Лучше даже отвезу, чтобы точно без приключений.
Но эти самые приключения застали нас у меня в квартире. Сначала все шло нормально. Я втащил Маргариту в лифт, потом домой, уложил на кровать, но она тут же резко села, прижав ладонь ко рту.
– Туалет… – разобрал я ее сдавленный голос через пальцы.
Пришлось снова хватать и тащить в уборную. Не очень успели. Большую часть доблестно принял на себя унитаз, но она перепачкала руку и даже на платье попало. Меня бог миловал, но впечатлений хватило с лихвой. Бросить Марго я не мог. Не в ее состоянии. Стоял рядом, держал волосы, гладил по спине.
Едва содержимое желудка было отправлено в канализацию, она снова начала оседать. Сто процентов, отрубилась бы на кафеле, если бы я не поднял. Пришлось держать над раковиной, помогать смыть руки, лицо.
– Какая же жопа, – промямлила Маргарита. – Больше никогда не буду пить.
– Зачет вам автоматом за такое открытие, Левицкая, – не сдержался я.
Вряд ли она меня слышала.
Представив, что было бы, не вмешайся я у клуба, стало дурно. Вряд ли Марат был бы в состоянии ей помочь.
От Марго пахло рвотой, и я принял волевое решение снять с нее платье. Это было нелегко, но я справился. Перестать глазеть на ее грудь, ножки и то место, которое прикрывали минималистичные трусики – то еще испытание. Я справился и с ним. Отыскав в чистом белье черную майку, нарядил в нее свою внезапную гостью.
Решение спать рядом продиктовано здравым смыслом, разумеется. Ее же опять может тошнить. В таких случаях, кажется, ставят тазик у кровати. Тазика у меня не было, но нашлось ведро. Пристроив его на полу, я прилег рядом, соблюдая дистанцию.
Поразительно, но даже после всей этой вакханалии я с трудом держался на расстоянии. Пространство между нами казалось мне пропастью, мучительным препятствием. Я лежал без сна, стараясь совладать с собой. Беспокойный сон, наконец, настиг, но очень скоро я проснулся, понимая, что прижимаюсь к Маргарите, и мой член сладко ноет, требуя более тесного контакта.
Воевать с ним и собой у меня не было сил. Я приказал себе спать, зная, что утром стояк будет просто адским. Но у меня же есть верное средство – утренняя прохлада и пробежка.
Глава 11. Маргарита
Мне снилось, как я сдаю зачет профессору Тойфелю. Ну как сдаю… Сценарий тот же: я ничего не знаю, а он из-за этого жутко бесится. И распластав на столе в аудитории, берется перевоспитывать.
Убеждает хриплым отрывистым голосом, какими приятными могут быть знания, если…
удар бедер…
Я буду…
еще удар.
Старательно учиться…
Я чувствовала его член так явственно, а между ног так горело, что, кончив во сне, застонала прямо в голос. И тут же проснулась.
Эх, до чего реалистичный сон!
Я продрала глаза… и ошалело поняла, что не узнаю спальню. А еще что член, который упирается мне в бедро, действительно самый что ни на есть настоящий.