О да, профессор!

Для Таисии Радовой это было действительно так. Цивилизованный мир для нее словно не существовал. Она вылавливала энтузиастов со всего мира и, благодаря ее стараниям, в бухте Амдермы уже работали промышленные водолазы. Чистили дно от металлолома, которого по-прежнему было втрое больше на берегу, но Таисия Михайловна обещала, что в скором времени и его уберут с улиц поселка.

И глядя на то, с какой яркой улыбкой она рассекала по улицам заброшенного поселка, я верила каждому ее слову.

Ее оптимизм подзаряжал меня, как солнечные батареи. Клянусь, энергия исходила от нее волнами и это чувствовала не только я. Все жители тянулись к ней, и я часто ловила себя на мысли, что в свои неполные девятнадцать не ощущаю и десятую долю ее оптимизма.

Постепенно, быт оленеводов, чукчей, обычаи ненцев и стали моей темой номер один. Да и сама жизнь на краю света увлекала все больше.

И было бы совсем хорошо, если бы не было так холодно. Правда, потом, в середине июля, Вселенная услышала мои молитвы и разом ударила такая удушливая жара, что я с тоской вспоминала те плюс шесть на солнце и пробирающий до костей северный ветер.

Но как бы ни складывались дни, я не могла забыть Мефистофеля.

Каждый раз, удивляясь каким-то невероятным особенностям этой жизни, я представляла, как расскажу об этом Матвею. Мы не виделись столько же времени, сколько были вместе, но время больше не имело значения. Он был рядом, был в моем сердце, был со мной. Каждый день я просыпалась с мыслью о нем и засыпала тоже, словно незримая его тень всегда следовала по пятам, как привязанная. А уж что он творил в моих снах…

Я уверяла себя, что сам Мефистофель давно меня забыл. Ведь кто я для него? Так, забавная зверушка в его зоопарке силиконовых уточек. Он не признавался мне в любви и ничего не обещал. Он взрослый мужчина, а я наивная студентка. Мы не пара и никогда ей бы не стали.

Только каждую ночь я все равно прокручивала в голове то, что было между нами, и с трудом сдерживала все те невысказанные признания, что жгли сердце.

Моя практика закончилась также внезапно, как началась. Хотя я провела в Амдерме почти месяц, снабдив свой журналистский багаж очерками, интервью, зарисовками и прочими полезными штуками. И при этом мне было страшно возвращаться.

Из-за себя самой. Я чувствовала, что пока нас разделяли тысячи километров, было несложно держаться вдали от Матвея. И будет гораздо сложнее удержаться, когда я снова окажусь в родном городе.

Таисия Михайловна тоже должна была покинуть Амдерму, чтобы вернуться на остров Вайгач, на метеостанцию. Эта неугомонная женщина, оказывается, жила и вовсе на полярном острове, где бродили белые медведи.

Она и предложила, видя мое нежелание возвращаться прямо сейчас, сделать крюк, навестить вместе с ней метеостанцию, а после в середине августа обязательно свалить на родину, иначе снег и льды отрежут меня от остального мира на долгие девять месяцев.

Я согласилась. Надеялась ли я застрять на трудноудаленной метеостанции, чтобы тем самым не наброситься на Матвея сразу по приезду? Да, так оно и было. Не буду лукавить. Все мои доводы, которые поначалу были высоки и неприступны, как стены крепости, к середине лета растаяли без следа, как и выделяемые из бюджета средства на благоустройство Севера.

Однако, высадившись на острове Вайгач, я моментально пожалела о своем решении. На метеостанции Таисию Михайловну ждал муж. И теперь я хорошо знала, что означал этот взгляд, с которым Федор Радов встретил жену.

Вот в чем состоял секрет бескрайнего, как Север, счастья Таисии Михайловны.

Шататься по Вайгачу в одиночестве мне никто не позволил, так что я ошивалась на метеоплощадке, разбираясь в тонкостях работы метеорологов, писала статьи о передаче данных и для чего они вообще нужны.

А еще там, на станции, я впервые проверила электронную почту.

Из Амдермы маме с папой я отправляла телеграммы. Им вполне хватало коротких весточек о том, что все в порядке. А на станции я снова увидела письма Мефистофеля с правками по курсовой в папке «Входящие», а когда я увидела новые, мое сердце просто растаяло, как кусок сахара в горячем чае.

Я не открыла его письма в первый раз, когда проверяла почту. Не открыла и во второй.

Я держалась из последних сил, отмахиваясь от назойливого голоса, который восторженно твердил, что он не забыл меня, раз до сих пор пишет мне.

А потом увидела, как Радов и Таисия Михайловна ворковали, как два влюбленных студента. Это было странно, непривычно и удивительно. Хотя, казалось бы, люди просто нашли друг друга и счастливы, и неважно при этом, что сами живут у черта на куличках.

И мне вдруг настолько приелось мое одиночество. Так сильно захотелось тоже, чтобы кто-то обнимал, целовал и поглаживал. Что я развернулась обратно в рубку, как называлась та комната, где стоял компьютер, и без промедления открыла письмо Матвея.

Слезы навернулись на глаза почти сразу же. Я ревела все время, пока скачивала на комп присоединенный файл, перекидывала его на флешку и сбрасывала на свой планшет.

Книга. Он отправил мне свою книгу.

Я начала читать ее прямо там, устроившись в кресле, не замечая, как пришел срок передачи данных, как топали вокруг метеорологи. Я ревела и размазывала слезы, проклиная его и восторгаясь.

К вечеру Федор Радов, как начальник метеостанции, втолкнул в рубку Таисию Михайловну и сказал:

– Прекрати этот потоп.

– Но…

– Ты женщина!

И ушел.

Таисия Михайловна потопталась на пороге, а потом подошла ближе.

– Рит, что-то случилось?… Ну вернее, наверняка, что-то случилось, раз ты рыдаешь весь день. Я хочу сказать, насколько ужасно все?

– Я лю-ю-ю-блю его, – взвыла я.

– А, – кивнула Таисия. – Понятно… А кто он?

– Матвей… Он… мой профессор…

– Правда? – опустилась она на стул передо мной. – Так ты поэтому сбежала на край света? Я не виню тебя, ладно? Ты не подумай. Он сильно старше тебя?

– На десять или девять лет.

– Как вы еще молоды, – покачала она головой. – Он порвал с тобой? Не хочет тебя видеть?

– Нет, наоборот… Я ушла от него. А он… Написал книгу. Вот прочтите.

Я дала ей планшет на открытой странице, и Таисия Михайловна прочла:

«– Господин Ректор, нам срочно нужно собрать отряд, – вломился ко мне преподаватель по теории зарубежной магии.

– Профессор Мефис? – я вздернул брови, искренне изумляясь. – Какой отряд?

– Пропала студентка. Гретта Левиц. Никто ее не видел со вчерашнего дня. Ее магический след почти не улавливается, но к нему явственно примешивается запах нездешней магии.

Я переваривал его слова с минуту. В академии давно назревало что-то, но я сам не придавал этому значение. Студенты всегда что-то ищут, они вынуждены блуждать в поисках истины. Только сами откроют для себя новые уровни магии. Не без помощи опытного куратора, конечно.

Но каждый год кто-то обязательно влипал в переделку. Я думал, что на этот раз вляпается моя ненаглядная Адель. Она вечно попадала в истории, и я уже привык видеть ее в кресле посетителя в моем кабинете. Тихоню Гретту Левиц я тоже знал, но совсем с другой стороны. Умничка и отличница. Такие обычно достаточно умны, чтобы не взывать к нездешним.

– Вы проследили ее след, Мефис? Через сутки? Как? – не упустил я нюанса.

– У меня с ней связь, Ректор.

– Родственная? Вы не одной фамилии. Она просто ваша подопечная, а вы куратор.

– Не только, – выдохнул Мефис. – Я люблю ее, сэр. Поэтому точно знаю, что Гретта в беде.