Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Нестройный хор голосов меллей и воинов прозвучал низко, мелодично:

– Эйа Лунному Ветру! Эйа Лунной Воде! Эйа Лунному Грому!

Когда четверо уррайо и их львы, вдоволь нарезвившись в ночном Небе, вновь вернулись к замку, когда испуганные синицы, попрятавшиеся по расщелинам в чёрном кирпиче и меж бледных ветвей деревьев, осторожно выбрались из своих укрытий и с восторгом принялись плясать в материнском благословении, когда ритуал приветствия новой Луны подошёл к концу, появился наконец он – Повелитель.

Анэйэ помнил своего отца. Он помнил его нестарым ещё мужчиной, статным, высоким, с резкими и крупными чертами лица, орлиным носом и чёрными, как кирпич Хралуны, волосами. У него была короткая мягкая борода, и его яркие синие глаза всегда смеялись. Он каждый вечер говорил вприпрыжку выбегавшему из своей комнаты наследнику: «Ночь темна, поют синички, Солнышко давно померло, кто это у нас тут?» «Я!» – отвечал Анэйэ, и Нерайэ Уррэйва важно кивал головой: «Правильно, тут нас встречает маленький Повелитель Тьмы», – и в шутку кланялся до самого пола.

Это было давно, четыре года назад. Анэйэ думал, встретит ли он в глазах отца знакомую по раннему детству насмешку, смогут ли они найти общий язык. Нерайэ Уррэйва покидал свой народ, отправляясь на далёких облаках за пределами высот искать тайну Неба и Тверди. Отец высоко ценил знание, историю, прошлое. Он твёрдо верил в то, что, если уррайо смогут заглянуть на четыреста лет назад и поймут, отчего эвелламе изначально были сильнее и могущественнее своих соседей, как же вышло, что, порождая три народа, Создатель так обделил один из них – и ресурсами, и облаками, и численностью населения, и, в конце концов, процветанием в будущем, – если углубиться в корни истории, докопаться до самого начала существования мира, то станет ясно, чем обусловлена власть эвелламе и их превосходство над братьями по Небу, и появится возможность лишить их этого превосходства. Чтобы задать свои вопросы, чтобы найти ключ к завоеванию всего мира, Нерайэ Уррэйва поднялся выше всех облаков, выше самых границ полёта облачных львов – и весть о том, что он нашёл свои ответы, пришла в Тёмную столицу четверть месяца назад вместе с звёздочкой и её песней. Теперь же и он возвращался самолично, торжествуя, неся шанс на победу в когтях своего льва. И это были прекрасные мгновения!

Львиный рык громовым эхом отскакивал от стен замка и резко таял в колючем воздухе. На какой-то короткий миг огромные крылья, каждое – в три-четыре размаха от плеча до маховых перьев, непроглядным полотном заслонили собой лик Матери, а потом поток ветра долетел до поверхности облака, сотней маленький острых снежинок брызнув в лицо Анэйэ. Наследник не обратил на это внимание, только крикнул, поднимая правую руку вертикально вверх:

– Эйа!

– Эйа! – вторили ему голоса уррайо.

– Эйа! – крикнул отец.

«Ф-фух!» – перья хлопнули о перья, поднимая очередной порыв ветра, который взорвал фонтанами снег под лапами гигантского животного. Когда лев-великан приземлился на облако, Анэйэ показалось, что всё под его ногами вздрогнуло и затряслось отголосками встречи могучих лап с мягким свежим снегом. Приветственный рёв зверя опять оглушил наследника, но он справился с желанием заткнуть себе уши обеими руками. Эррамуэ слева от него воскликнул:

– Ух ты! – как маленький ребёнок удивился размерам льва, за что тут же получил толчок под рёбра рукояткой пики от своего отца, стоявшего сзади.

Анэйэ сделал два шага вперёд. Властелин, лев отца, великолепное могучее животное, остался таким же, каким помнил его наследник: голова размером больше туловища Анэйэ, мерцающие бледно-звёздным светом когти и клыки, пушистая волнистая грива, которая так и искрила разлетающейся лунной пылью, когда зверь покачивал головой и отряхивался после приземления. Узкие, синие до рези в глазах щёлки, лишённые зрачков, на его морде горели ещё ярче, чем четыре года назад. Лев ворчал, на лёгких лапах подбегая к замку. Над его приопущенным загривком возвышался силуэт человека с глазами такими же яркими, как у зверя под ним.

– Отец, – Анэйэ низко поклонился и замер. Его примеру последовали люди сзади него. Все низшие уррайо из тех, кто не входил в почётную процессию, но прибыл взглянуть на своего повелителя, тоже склонили головы.

В этом молчаливом жесте не было лицемерия и подобострастия. Уррайо лишены подобных качеств, свойственных твердынцам.

Наследник хорошо знал то, что обязан был делать в момент долгожданной встречи. Он услышал шаги отца – «хрусть-хрусть-хрусть» по снегу, быстрые, но тяжёлые.

Он не поднимал головы, пока не почувствовал, как огромная рука легла на его левое плечо.

– Посмотри на меня, – низко проговорил отец. Его голос напомнил о чёрном дыме, клубящемся зимними ночами из труб домов твердынских крестьян – бархатный и густой. Анэйэ покорно выпрямился и поднял голову.

Синие глаза отца сверкнули, он улыбнулся. А затем – отступил на шаг.

– Посмотри на меня! – его крик, подобно львиному рыку, объял всё облачное поле перед замком, через уши проник в самое нутро каждого из присутствовавших, и, перепуганные его громоподобным рёвом, синички бесчисленными стаями взмыли вверх. – Посмотри на меня, народ Тьмы!

И уррайо подняли головы, а лучи их взоров соединились в одной точке – у пылающих синим безумных костров глаз Тёмного Повелителя.

– Я здесь! – воскликнул отец. – Дети мои, я вернулся! Со мной – наша победа! Со мной – Лунное ликование! Со мной – господство над тремя мирами!

– Эйа-ха! – Тёмная столица взорвалась многосотенным воем, и встревоженные львы вплели рокот своих песен в этот дружный триумф чистого восторга. – Эйа Тёмному Повелителю!

Если их было слышно с Тверди, то Анэйэ стало жалко земных жителей. Это новолуние запомнится им надолго. Возможно, сейчас они, в недоумении или страхе задирая головы, перепуганные далёким гулом величайшего празднества Тьмы, даже не понимают, что последует за этим бесовским торжеством. Они не подозревают, кому покорятся и как скоро это произойдёт.

Не дав отгреметь приветственному воплю в свою честь, Нерайэ Уррэйва, широко разведя руки, положил одну ладонь на голову Властелину, второй – махнул стоящему за Эррамуэ Айери Лэйо.

– Ты обещал, что будут барабаны, мой брат? – спросил он громко. Анэйэ отметил, что борода отца стала гораздо длиннее и гуще с пор последней их встречи – улыбка-оскал его едва сверкнула под пышными чёрными усами. – Так что же, пусть все наши миры содрогнутся!

Айери Лэйо, ухмыльнувшись тенью своего повелителя, обернулся к замку:

– Пляска бесов, братья!

Его крик передали несколько уррайо, и не прошло и минуты, как из чёрной пасти главной арки донёсся отдалённый ритмичный бой. Музыканты, с барабанами, гуслями и свирелями из призрачного дерева, трещотками и домрами, шагая стройными рядами, змеились из замка, наполняя ночь жутковатыми переливами, визгами и низким рыком тёмной музыки, от которой сердце вздрагивало и сквозь плоть пробегал кусачий холодок.

– С церемониями покончено. Позвольте себе немного веселья, дети мои! – Нерайэ Уррэйва в одно движение оказался вновь на загривке своего льва, и зверь устало взревел, мечтая о награде за свои труды в виде свежей козерожьей печёнки. – В эту ночь не отказывайте себе ни в чём! Брат Айери?

– Всё готово, мой повелитель, – отвечал отец Эррамуэ. – Выносите яства и мёртвые сердца!

Была середина часа Бесов.

Пир народа Тьмы грянул в ночном Небе, как внезапный ураган среди солнечного летнего дня. Синицы в панике мельтешили тут и там, не в силах противиться зову Луны, взмывали вверх и, не достигнув материнского брюха, падали к облаку, сложив крылышки. Львы ревели, сражались друг с другом за свежие кости. Изящные танцовщицы с чёрными лентами в длинных пальцах, как резвящиеся пантеры, мелькали со стремительной, но текучей грацией между узких лёгких столиков, которые слуги-уррайо вытащили из замка на подлунную снежную поляну. Музыка гремела и визжала, хрипела и трескалась в воздухе спотыкающимися секундами. Сумасшедшие певцы, сведённые с ума Краем, каждый из которых знал только одну песню, рвали глотки под столами. Пастухи Небесных стад и солдаты, странники, жрецы и мелли ели за одними и теми же столами одни и те же блюда, пили из одних сосудов и смеялись одним шуткам. Ничто так не роднит народ, как общая беда, общие невзгоды, общая надежда.

Анэйэ знал, что Айери Лэйо не один год готовился для того, чтобы достойно провести этот пир. Отец Эррамуэ проводил часы, обсуждая с советниками песни, которые должны исполнить музыканты, порядок блюд, которые будут поданы в этот день, количество столов и стульев, которые необходимо подготовить для празднества. Не он один – всё Тёмное Небо так ждало этой ночи. Сейчас все они были счастливы. Нерайэ Уррэйва не говорил ни слова о том, что он нашёл в своих странствиях. Не говорил о планах, о грядущих войнах, о том, что весь народ обязан сплотиться перед тем, как нанести один-единственный решающий удар по Свету и забрать себе бразды правления и благополучия. Они и так всё знали. У них была одна цель, одна мечта. Одна на всё Небо.

Мечта о том, чтобы зло восторжествовало, конечно же.

Анэйэ улыбался, когда думал про это. «Мы зло во плоти, – думал он. – Величайшее зло в мире. Пройдёт время, и я стану острием нашего клинка беспросветного чёрного зла».

Он не любил шума и плясок, не любил эту диковатую музыку, потому что от неё у него начинала болеть голова, побаивался безумных певцов. Но ему нравилось принадлежать к своему народу в эти мгновения. Отец говорил не с ним, а с Айери Лэйо, Мейорэ Иллийно и другими тёмными военачальниками, но Анэйэ мог слышать все их слова, поскольку занимал на узком столике место слева от отца. Он слушал и наблюдал, и улыбался.

Айэ Алийерэ подошла поприветствовать отца. Лента скрывала её лицо, и тёмные глаза на белой коже блестели живым мраком.

– Отец мой, – проговорила она низко, склоняясь. – Ваш приёмный сын рад нашей встрече. Да будет Ваше правление долгим.

– Алиле, – усмехнулся отец. – К чему такая официальность, скажи на милость? Ты подрос. Выпрямись. Взгляни на меня!

Айэ Алийерэ выпрямилась и прикрыла глаза, не в силах выдержать прищуренного отцовского взгляда.

– Ха! И впрямь подрос. Но голос совсем не изменился. И манеры. А ну! – никто не ожидал, что его клинок вылетит из ножен. Уррайо ахнули, кто – подпрыгивая на месте, кто – летя со стула. Отцовский меч Триедин, ночь, заключённая в сталь, направился прямо к горлу его приёмной дочери. Анэйэ широко распахнул глаза. Он увидел, как, едва заметно вздрогнув, айэ Алийерэ опустила правую руку молниеносным движением, а через мгновение её волнорез уже блокировал лезвие Триедина, которое замерло в нескольких крысиных хвостах от замотанного в чёрный шёлк горла девушки. Тонкая, но сильная рука, сжимавшая рукоять волнореза, дрожала от напряжения, но Нерайэ Уррэйва и не думал убирать меча. Он медленно встал, весь свой вес отдавая оружию, не отводя глаз от лица приёмной дочери. Наконец, не выдержав напряжения, айэ Алийерэ сдалась, выпуская меч из рук и отдавая свою жизнь в руки отцу. Не встречая больше сопротивления, Триедин ринулся вперёд – и, не пролив и капли крови девушки, чёрным крылом метнулся назад, к своему хозяину. Нерайэ Уррэйва поклонился дочери, со звоном пряча клинок в ножны. Та повторила его движение.

– Молодец, Алиле, – вскинув голову, кивнул отец. – Достойный сын своего народа!

– Рад служить, – с некоторой отрывистостью ответила айэ Алийерэ, опустилась на колени, подобрала свой волнорез, развернулась и исчезла в ночи.

Анэйэ был восхищён её стойкостью и тем, как отец воскликнул, снова садясь на стул:

– Таким должен быть каждый уррайо. Всегда готовым к бою! Всегда готовым умереть, – он расхохотался, только сейчас обращая внимание на тех людей, кто повалился со своих стульев, испугавшись внезапности произошедшей между отцом и дочерью короткой схватки. Теперь они неловко поднимались и улыбались вслед удаляющейся девушке, кто с восторгом, кто с благоговением. – Куда вам всем до моего Алиле? Берите же с него пример! Брат Айери, – обратился он к своему товарищу. Тот сидел, облокотившись ладонями на широко раздвинутые колени, и ухмылялся, щурясь. – Твой сын был айле моего Алиле?

– Как Вы и хотели, мой Тёмный повелитель, Эррамуэ учился вместе с наследником Анэйэ, – подтвердил Айери Лэйо. – Алийерэ был наставником для них обоих. Насколько я могу судить, мой Тёмный повелитель, неплохим наставником. И я, и Эррамуэ отблагодарим по праву Вашу семью за то, что вы сделали для нас. Даю обет перед Луноматерью, – он приложил левую руку к сердцу.

Нерайэ Уррэйва кивнул.

– А ты что скажешь, Анэйэ? – вдруг повернулся он к сыну. Тот внимательно принял отцовский взгляд, видя в нём знакомую насмешку и гадая, что же она означает. – Хорошим айэ был для вас наш Алиле?

Красноречиво обернувшись на Эррамуэ, который обгладывал козерожью кость, не обращая внимания на царапину на своей голове, Анэйэ улыбнулся отцу.

– Самым лучшим, о котором мы могли мечтать. Трудно будет забыть его уроки.