Звездам вопреки. Невольники

– Я – Тритья? – ужаснулась бойкая девица. – Кошмар! Нет-нет, у меня уже есть имя, и очень красивое. Меня зовут…

– Так зовут дочь мясника! А принцессу Амарты зовут Тритья.

Рыжая недоуменно поморщилась, хотела возразить, но передумала. Новенькая, мысленно окрещенная ею Мышкой, по-прежнему молчала, только моргала еще сильнее.

– Ну хорошо, – спустя какое-то время снова не утерпела первая девица. – Я так понимаю, ее тоже везут в Пур? Тоже во дворец, что ли?

Жрица соизволила кивнуть.

– А зачем? – не унималась рыжая. – Кто она?

– Принцесса, – последовал раздраженный ответ.

– Тоже принцесса?! Эта мышь? Но как…

– Как надо! – отрезала жрица, демонстративно поджала губы и закрыла глаза: все, разговор окончен, она спит.

Внутри повозки воцарилась тишина. Минут пять был слышен лишь стук колес, однако вскоре к нему прибавился резкий храп с посвистом: жрица и вправду уснула. Девчонки переглянулись. Мышка выглядела уже не такой испуганной.

– Ладно… Двитья, – прошептала рыжая. – Ты вообще откуда?

– Из Уттары, – едва слышно выдохнула вторая девочка.

– Ну слава богу, заговорила! Я уж боялась, что ты тоже немая, как наш кучер… А где эта Уттара?

– На севере.

– Никогда не слышала. Это что, город такой?

– Нет, – Двитья мотнула патлатой головой, – остров на озере.

– А… – Тритья тут же забыла, о чем спрашивала. – Тебе сколько лет-то?

– Шестнадцать.

– Что, правда? – зеленые глаза округлились. – Извини, с трудом верится – выглядишь на двенадцать, не больше.

– Ага… А кучер ваш не немой. Просто монахи-воины говорят лишь в крайнем случае.

– Монахи-воины? Ничего себе!.. А ты откуда знаешь?

– Они иногда появлялись в приюте. Привозили новеньких. На лодках.

– Так ты из приюта… – протянула Тритья. – Ну тогда понятно! Слушай, а как тебя там нашли? Ну, жрица и монах?

– Не знаю, – Мышка-Двитья опустила голову, пожала худенькими плечиками. – Меня привела к ним одна из воспитательниц. Жрица спросила, хочу ли я поехать с ними, я согласилась.

– Так вот просто взяла и согласилась? – изумилась рыжая. – А вдруг они хотели сделать с тобой что-нибудь нехорошее? Продать в рабство, например?

– Пусть. Хуже, чем в приюте, быть не может…

От того, как это было сказано, у воинственной Тритьи защипало в глазах. Проглотив комок в горле, она протянула руку и легонько погладила попутчицу по плечу.

– Похоже, жизнь тебя не баловала, подруга… Но теперь все будет иначе, вот увидишь.

– Надеюсь… – сухие губы Двитьи задрожали.

– Даже не сомневайся! И ничего не бойся. И вообще, где бы мы ни оказались, держись меня – я ни себя, ни тебя в обиду не дам!

Катурт

Обширная низина на востоке от Амарты, за невысокой грядой Карликовых гор, не зря называлась Диколесьем. Старый хвойный лес, сплошь сосны, ели да лиственницы, тянулся как вширь, так и ввысь – вековые деревья верхушками подпирали небо. Ходили слухи, что в глубине чащи растут самые древние деревья в мире – особого вида кедры-великаны, каких больше нигде нет. Да только кто же эти слухи проверит, дикие звери, что ли? Люди издревле обходили лес стороной, избегая приближаться к границам чащи больше чем на тысячу шагов. По картам эта земля принадлежала Великому Горному Царству, восточному соседу Амарты, а по факту была ничьей. Да и царство великим было лишь по меркам своих обитателей, горных карликов. Вопреки малому росту – или как раз поэтому – карлики обожали пышные словеса, хотя в действительности довольствовались лишь узкой горной полосой: лабиринты вырытых ими тоннелей уходили в немыслимую глубину, так что недостатка в жилплощади у них не было. С людьми они не дружили, но и не ссорились – просто старались не иметь общих дел. Да и люди в Карликовые горы не совались, за исключением наиболее смелых и пронырливых торговцев: изделия маленьких мастеров ценились необычайно дорого, ведь им не было равных в оружейном и ювелирном деле, не говоря уже о механике.

Однако на берегу узкой речушки, что протекала между горными отрогами и Диколесьем, все же обитали люди. Непростые, разумеется, люди – десятка два бородатых отшельников неопределенного возраста и непонятной профессии. Молва твердила, что все они – чародеи да знахари, продавшие душу темным силам. С другой стороны, целебные мази, порошки, пилюли и капли, изготовленные загадочными бородачами, охотно раскупались на ярмарках в предгорных городах, куда отшельники дважды в году привозили свой товар (они-то тропами карликов ходили безбоязненно, видать, нашли-таки общий язык с маленьким народцем).

Туда, в скит ведунов – так называли поселение отшельников – и направлялась первая пара искателей по неоспоримой указке Звезд.

– Интересно, каким же образом наше дитятко занесло в такую даль? – рассуждала молодая жрица, мерно покачиваясь в седле – на лошади она держалась не хуже объездчика. – Да еще в такую глушь… Нет, ну правда, неужто стариканы усыновили нашего принца?

Монах-воин, к которому она обращалась, промолчал, как молчал в течение всего путешествия. Он тоже ехал верхом и вел в поводу третью лошадь – для подростка, которого должны были найти рано или поздно. Повозку и рысаков пришлось оставить на пограничной станции, и там же взять неказистых мохнатых лошадок, как оказалось, незаменимых на горных дорогах.

– Маловероятно, конечно, – продолжала рассуждать всемудрая сестра от силы двадцати лет от роду, не обращая внимания на безмолвие спутника. – Но если все-таки да, то зачем? На кой старым хмырям ребенок?

Над сей загадкой она безрезультатно ломала голову всю дорогу через перевал. Карлики, маленькие хозяева гор, пропустили путников без проблем, даже не показались ни разу, словно и не заметили их вовсе. Хотя заметили, конечно – и белый плащ жрицы, и черный плащ монаха-воина. Но кому же охота становиться на пути служителей Звезд?

Наконец извилистая каменистая тропа вывела искателей на берег Чернильной реки. Была это обычная речка, просто в ее прозрачных водах отражались, с одной стороны, крутые утесы, с другой – древний лес, вот и казалась она черной. В излучине, где берег был пониже, грудились с полдюжины рубленых изб с крытыми дранкой крышами. Если бы не абсолютная тишина – ни лая собак, ни стука топора, ни людских голосов – можно было бы подумать, что деревня пуста. Лишь когда всадники вплотную приблизились к ближнему строению, где-то рядом вдруг трижды прокукарекал петух.

В то же мгновенье дверь избы со стуком распахнулась. На пороге стоял высокий, прямой как жердь старик в меховой безрукавке поверх полотняного хитона. Седые волосы были перехвачены кожаным шнурком, кончик длиннющей бороды заправлен за тканый пояс.

– Добро пожаловать, всемудрая сестра! Приветствую, брат! – проговорил он зычно. – Проходите, проходите, мы вас ждали…

Не успели гости спешиться, как словно из-под земли явились двое бородачей помладше, взяли лошадей под уздцы и повели к поилкам у колодца.

– Как это ждали? – не поверила жрица. Старик не ответил, развернулся и исчез внутри избы. Женщина опрометью кинулась следом, жестом позвав за собой монаха. – Вы что, знали, что мы приедем? – на ходу требовательно вопрошала она.

И вдруг замерла. Старец спокойно стоял посреди светлой горницы, по стенам которой тянулись полки с книгами, а на длинном столе высились аккуратные кипы исписанных бумаг и даже пергаментных свитков; один такой пергамент с единственным знаком посередине висел на стене перед входом. Жрица вперилась взглядом в знак Хранителя, символ высочайшей духовной власти – а когда опомнилась, повернулась к старцу и низко поклонилась.

– Прошу прощения за нетерпение и суету, о Пресветлый… – пробормотала она, не поднимая головы.

– Полно, дитя, полно, – одними глазами улыбнулся длиннобородый и указал на низкий стол в алькове, уже накрытый к чаю: посреди стола пыхтел паром пузатый медный чайник с краником, так называемый самовар – редкая вещь, изобретение горных карликов. – Присядьте оба, подкрепитесь с дороги. Сейчас пирогов горячих принесут…

Гости послушно опустились на лавку. И все же сестра сочла нужным предупредить:

– Благодарствуем, Пресветлый, только нам некогда рассиживаться, обратно торопиться надо – путь-то неблизкий.

– Как же, как же, понимаю, – участливо покивал старец, – и задерживать вас не стану. Вы угощайтесь, а я пока велю отрока разыскать – наверняка опять по лесу бродит, шельма, ему там словно медом намазано…

Жрица и монах переглянулись: она изумленно, он хмуро. Мальчик-то, оказывается, преспокойно гуляет по Диколесью!