Дети Зари. Книга пятая. Запасные

– Так, матушка, всё так! – бросилась следом толстушка.

Если бы она знала, отчего мать-настоятельница всегда так холодна и даже не скрывает своей нелюбви к радасбонскому приюту, скорее всего, она бы рассказала гостье ещё кое-что интересное – например, про необычную вещицу, что носит на груди немая сиротка. Хоть намекнула бы, предупредила. Но нет, сестра Кунигунда решила молчать: пусть теперь начальница сама разбирается со всей этой чертовщиной! Возможно, мать Геновефа тоже попытается снять медальон с шеи замухрышки – любопытно было бы посмотреть, что станет с её высокомерием, когда она с размаху шлёпнется на тощую задницу!

Как только палата опустела, больная синеглазка выпростала из-под одеяла тонкую руку и сжала пальцы немой подруги: победа была за ними.

***

Отбыли чуть свет. Ирмхильда полулежала на широком сидении дорожной кареты, укутанная в тёплое одеяло, обложенная подушками; немая подруга сидела рядом, заботливо поправляла соскользнувшее одеяло или подавала воду, когда больной хотелось пить.

Мать Геновефа тоже полулежала, откинувшись на спинку сидения, закрыв глаза и болезненно морщась, когда карета подпрыгивала на ухабах. В этих краях люди передвигались в основном по реке, сухопутные дороги были просто ужасные, а у настоятельницы ещё со вчерашнего вечера ломило в висках, и никакие снадобья не помогали. Переутомилась, видать, да ещё новолунье. От тряски боль становилась невыносимой…

Вдруг её лба коснулись тонкие прохладные пальцы, задержались на мгновенье и решительно скользнули к вискам. Настоятельница открыла глаза: над ней склонилась немая подруга Ирмхильды. Лёгкими умелыми движениями девочка помассировала ей виски, макушку, затылок, с нажимом пробежалась по шейным позвонкам. И боль стала стихать! Мать Геновефа снова закрыла глаза и расслабилась, доверившись этим чудесным прикосновениям.

И почему-то из глубин памяти внезапно всплыл давно забытый эпизод: она совсем маленькая, лет шести, идёт за руку с какой-то старухой, то ли смуглой, то ли загорелой дочерна, спотыкаясь на каждом шагу, потому что слёзы застилают глаза. Её страшно и зябко, холодом веет отовсюду: от высоких каменных стен, от каменных полов, от каменных потолков. А старуха неустанно повторяет: «Не плачь, Рада! Вот увидишь, тебе здесь понравится – тебя тут многому научат, и жизнь твоя сложится совсем иначе, чем у твоей несчастной матери…» Рада! Надо же, она совсем забыла, что когда-то носила это странное имя. Племя, которому принадлежала её умершая мать, ушло обратно на восток и давно смешалось с другими славянскими народами…

Мать Геновефа открыла глаза и села прямо. Боли не осталось и следа. Девочка хотела вернуться на своё место, однако настоятельница удержала её за плечо.

– У тебя удивительно чуткие руки, дитя моё, – сказала она, глядя на тонкие пальчики. – И особый дар облегчать страдания! Тебя кто-то научил этому? Или ты просто делаешь, как чувствуешь?

Девочка лишь неопределённо пожала плечами и потупила взгляд.

– Ах да, ты тоже ничего не помнишь, бедное дитя… А ведь мы забыли дать тебе имя! Подругу твою нарекли по-королевски, а про тебя забыли… – расчувствовавшись, мать Геновефа даже погладила замухрышку по остриженной голове и на мгновенье задумалась. – А знаешь, там, откуда я родом, тебя могли бы назвать Дарой… Звучит не особо благородно, согласна, но ведь тебе и не быть придворной дамой… Ну что, тебе нравится имя Дара?

Девочка радостно закивала. Счастлива улыбка мгновенно преобразила осунувшееся личико – оно стало почти милым.

Настоятельница непроизвольно улыбнулась в ответ, и внезапно её осенила догадка.

И, глядя в лучистые глаза необычного оттенка – таким бывает свежий, ещё тягучий и прозрачный, гречишный мёд, настоятельница прямо спросила:

– Это ведь ты исцелила умирающую Ирмхильду, да, дитя моё?

– Да, – просто ответила Дара.

Глава 3. Кровь не вода

Когда запыхавшийся мальчонка, посланный братом-привратником, сообщил о прибытии высокопоставленных гостей, Олвид не удивился. Он ждал этого визита. Её величество и так проявила необычайную твёрдость духа, согласившись на условия друидов. Что ни говори, кровь – не вода, в особенности кровь целых трёх королевских родов! А вот материнское сердце не выдержало, что тоже было вполне предсказуемо.

Королева Танаквиль вошла в зал плавным неспешным шагом, опираясь на руку своего деверя, младшего брата мужа и главного военачальника страны. Король умер чуть более года назад, и вдова, совсем ещё молодая женщина, продолжала носить траур: на ней было простое белое платье, волосы убраны под плотную сетку; дорожный плащ из лёгкой, но очень тёплой шерсти тонкорунных овец с острова Эриу был скреплён невзрачной серебряной пряжкой, как у простой мещанки. Единственным знаком высочайшего сана был массивный перстень-печатка, висевший на цепочке у неё на поясе: пальцы королевы были слишком тонки для сего обязательного, но мужского украшения.

Её спутник, наоборот, являл собой образец величия и великолепия. Мало того, что Карихар, младший сын короля Тодарика Второго, был на голову выше и в два раза шире своей хрупкой невестки, он ещё и одевался с полагающейся его имени пышностью: золотом шитая котта, короткий пурпурный плащ, подбитый дорогим мехом, самоцветы на пальцах, на груди и на золотом поясе. Человек посторонний очень удивился бы, узнав, что отнюдь не этот мужественный статный красавец является главой огромного государства, а невзрачная маленькая женщина рядом с ним.

Вся царская свита, воины и слуги, остались у ворот. Королеву сопровождал всего один охранник, молодой сурового вида мужчина в чёрной одежде. Здесь, в обители друидов, никакая опасность гостям не угрожала. К тому же, судя по донесениям из дворца, охранник этот был весьма непрост: когда-то прибыл в Соединённое Королевство вместе с юной невестой Тодарика обычным слугой, теперь же командовал всей дворцовой стражей, был неподкупен, умён, в бою стоил десятерых и в случае чего не задумываясь отдал бы жизнь за свою королеву. Он остановился у дверей зала, не преминув поклониться главе обители.

Бранн, правая рука Олвида, поклонился гостям ещё ниже. Сам советник встал с кресла, приветствуя вошедших, однако кланяться не стал: духовная власть всегда выше светской, тем более здесь, в середине кельтских земель, где испокон веков всем и вся заправляют волхвы.

Произнеся положенные слова приветствия и выслушав ответные, Олвид как ни в чём не бывало поинтересовался:

– Что привело тебя в нашу обитель, моя госпожа?

И услышал именно тот ответ, который предполагал:

– Я хочу видеть своего сына.

Танаквиль говорила тихо и сдержанно, даже бесстрастно, однако звук её низкого голоса проникал в самый дальний уголок просторного зала, каждое её слово было отчётливо слышно и навсегда застревало в памяти собеседника. Будущих земных правителей учат этому с детства (в школе Олвида в том числе), а Танаквиль, единственная дочь Сатра, этрусского лукумона, была с рождения предназначена в жёны Тодарику Третьему: брачные узы как нельзя лучше способствуют дружбе народов, а государство кельтов хоть и занимало третью часть всего Западного материка, старалось поддерживать дружеские отношения даже с куда более слабыми соседями, чем Союз этрусских городов. Сатр, глава общины города Велатрия, был бессменным председателем Союза, то есть самым что ни на есть царём, только не по праву рождения, а по воле народа.

Однако вовсе не поэтому выбор друидов пал на его единственную дочь Танаквиль. Тогда, тридцать с лишним лет назад, Олвид состоял писцом при Совете старейшин и был осведомлён об истинной причине столь ранней помолвки: древнему роду кельтских королей требовалось вливание свежей крови, желательно с примесью сильных восточных народов, а мать Танаквиль была скифской царевной, младшей дочерью царя Санерга. Олвид лишь однажды видел Сенамотис, прекрасную как южная ночь, но её образ до сих пор стоял у него перед глазами. Правда, Танаквиль внешне мало походила на свою мать, однако, как позже выяснилось, ничуть не уступала ей в силе духа.

– Прошёл почти год, как ты, мудрейший, по решению Совета старейшин забрал наследника из дворца, дабы дать ему надлежащее воспитание и образование… и чтобы лично следить за его самочувствием, – тут Танаквиль на миг запнулась: она прекрасно знала, что основной причиной беспокойства друидов было слабое здоровье мальчика, однако, как всякая мать, боялась смотреть правде в глаза. – Я регулярно получаю твои отчёты, мудрейший, за что благодарна. Однако прошу: не откажи мне в желании увидеть своё единственное дитя!

Едва Олвид открыл рот, чтобы выдать приготовленный заранее ответ, как его прервали, причём самым грубым образом.

– Мудрейший! – князь Карихар шагнул вперёд, почти заслонив собой тонкую фигурку королевы, и его зычный голос эхом прокатился по залу (вот уж кого точно обучали только полками командовать!): – Мы требуем сейчас же показать нам наследника! После скоропостижной смерти короля, моего любимого брата, по стране гуляют упорные слухи о том, что королевич болен той же болезнью, что убила его отца, а до этого – его деда, Тодарика Второго. Я в эти слухи не верю, – поспешно добавил князь, покосившись на побледневшую Танаквиль, – поскольку сам совершенно здоров, а раз проклятие рода и вправду существует, значит, оно должно было коснуться и меня… Однако народ волнуется, мудрейший, и ждёт от своей королевы клятвенного подтверждения, что наследник жив-здоров, что он в состоянии занять трон своих предков и твёрдо править нашей великой страной!

Народ волнуется? Друид мысленно усмехнулся. Кто тут больше всех волнуется, так это сам Карихар: если юный Тодарик умрёт, корона-то ему достанется! К тому же, как сообщали соглядатаи, скучающий без дела полководец сам же и распространял слухи о смертельной болезни наследника.

– Похоже, наш народ совсем разучился считать, раз начал волноваться так рано, – заметил Олвид, состроив удивлённое лицо. – Мальчику всего четырнадцать, по законам наших мудрых предков он не может встать во главе государства до совершеннолетия. Так что оставшиеся четыре года за наследника будет править его мать: этого желал сам король, о чём тебе, князь, хорошо известно – ты ведь присутствовал при прощании с умирающим, если память мне не изменяет…

Карихар насупился, как обиженный ребёнок, сразу утратив царственное величие. Друид про себя усмехнулся: сбить спесь с противника оказалось плёвым делом… Однако ликовать было рано. Увы, разговоры о наследственной болезни королей не были беспочвенными и действительно всё больше распространялись. Следовало пресечь их как можно быстрее, пока они не переросли в открытый бунт. Кельты не из тех народов, что позволяют женщине собою управлять. Подданым сказали, что такова была последняя воля короля, но в действительности это друиды настояли на том, чтобы до совершеннолетия сына страной правила Танаквиль – умная, чуткая, образованная, в отличие от Карихара, который славился своей вспыльчивостью и тщеславием. Только подпусти его к власти – вмиг поссорится с соседями, а то и затеет какую-нибудь войну: главный военачальник не раз позволял себе прилюдно осуждать миролюбие Совета старейшин, а в кругу соратников даже призывал показать жрецам их место – сколько ещё, мол, они будут пудрить мозги народу? За год отсутствия в стране короля он собрал вокруг себя кучку единомышленников из воинственных пограничных князей. Поэтому бравого вояку следовало остановить как можно быстрее. Пусть себе и дальше охраняет южные границы от набегов диких «сыновей пустыни». А страной должен править тот, кто умеет это делать…

– Однако я не вижу ничего противозаконного в желании королевы увидеть своего сына – наоборот, это вполне естественный порыв, – быстро добавил Олвид, понимая, что Карихара не остановить одними лишь разумными речами. – И я с превеликим удовольствием выполню его. Тем более, что нам, воспитателям и учителям наследника, есть чем гордиться. Вскоре ты сама убедишься, моя госпожа, что не зря доверила нам своё единственное дитя!

Радостная улыбка вмиг преобразила каменное лицо королевы, и старый друид поймал себя на том, что любуется ею. Взвалив на плечи вдовы заботы о целом королевстве, все как-то забыли, что Танаквиль была не просто женщиной, а молодой и очень красивой женщиной…

– Прежде чем состоится эта встреча, я должен вас кое о чём предупредить, – сухо продолжил друид, привычно погасив в себе вспыхнувший проблеск сочувствия к Танаквиль. Теперь он снова обращался к обоим гостям: заботливый дядюшка наверняка тоже захочет глянуть на племянника. – Слава богам, нам удалось полностью избавить мальчика от недуга, оборвавшего жизнь его отца и деда. Путешествие в далёкую землю туатов, к волшебному источнику богини Дану, было предпринято не зря. Почти год проведя под сенью храма, королевич преобразился не только телесно, но и духовно. Мы считаем, что это очень важная составляющая его нынешнего состояния…

– Что значит «преобразился»? – подозрительно сощурившись, перебил друида Карихар. – До какого такого состояния вы довели моего племянника, мудрейший?

Бранн, помощник главы школы, стоявший подле него, аж вздрогнул от неожиданности: никто и никогда не позволял себе так разговаривать с друидами, даже короли, не то что какие-то там младшие братья! Олвид успокаивающе кивнул помощнику, мол, всё идёт как надо. Дразнить гусей иногда весьма полезно: пошумев вдоволь, они становятся куда более покладистыми.

– Как раз это я и пытаюсь сказать, князь, – продолжил друид укоризненно, будто разговаривал с неразумным дитём. – Боги посылают испытания людям, чтобы чему-то их научить. Болезнь – это тоже испытание. Пред ликом смерти люди обнажают душу, сбрасывая с себя всё лишнее, наносное. Королевич – не исключение… – заметив тревогу на лице королевы, друид смилостивился. – Скажу проще: он осознал себя таким же человеком, как все, можно сказать, обыкновенным мальчишкой – и теперь с удовольствием общается со сверстниками, в чём раньше был ограничен в силу своего высокого положения и слабого здоровья. И мы считаем, что это правильно, – с нажимом продолжил Олвид, заметив недовольную гримасу Карихара. – Гордыня и самовозвышение ещё никого до добра не довели. Поэтому наставники никоим образом не выделяют королевича среди других учеников: в школе он – лишь один из многих. Кстати, никто, кроме меня и Бранна, моего помощника, и не догадывается, кто он на самом деле. Да и сам мальчик зачастую об этом забывает…

Королева молчала, обдумывая услышанное. А вот Карихар молчать не стал:

– Что значит «забывает»? Да как вообще можно забыть, что ты король… то есть скоро им станешь! Чушь какая-то…

– Мне кажется, я поняла, о чём ты говоришь, мудрейший, – не повышая голоса, королева остановила поток ругательств, готовых сорваться с уст её деверя. – Если равное положение мальчику действительно на пользу, пусть так и будет… Значит ли это, что моя встреча с сыном должна состояться втайне от остальных учеников?

– Наоборот, моя госпожа, – друид кивком поблагодарил королеву за поддержку. – Вы увидите королевича вместе с другими ребятами. Можете наблюдать за ним, сколько хотите – но на расстоянии.

Королева чуть помедлила, прежде чем ответить. Она, несомненно, мечтала обнять сына, которого так долго не видела, прижать к сердцу, расспросить о многом, а тут ей предлагали всего лишь посмотреть на него издалека! Хотя и это было больше, чем ничего.

– Я согласна, мудрейший, – кивнула Танаквиль.

И раздражённый неожиданным поворотом Карихар вынужден был подчиниться.

– Где сейчас ученики третьего уровня? – осведомился Олвид, повернувшись к своему заместителю.

– На заднем дворе, мудрейший. У них сейчас занятия по развитию ловкости и выносливости.