– Джон жив, Зах Френ!
– Конечно, жив, миссис Брэникен. Иначе мог ли я спасти вас? Никогда Господь не допустил бы этого. Нет, никогда… Это было бы слишком немилосердно с Его стороны!
Таким образом и Зах Френ со своеобразной своей речью, и миссис Брэникен со своей настойчивостью находились оба в совершенном согласии, вопреки убеждениям Уильяма Эндру и капитана Эллиса.
Ничего не произошло в течение 1883 года, что могло бы снова возбудить интерес к погибшему «Франклину». Капитан Эллис снова находился в плавании по поручению торгового дома Эндру. Уильям Эндру и Зах Френ были единственными посетителями Проспект-Хауз. Что же касается миссис Брэникен, то она всецело посвятила себя приюту Уайт-Хауз.
В то время в этом приюте воспитывались до 50 сирот. Миссис Брэникен навещала их ежедневно, заботясь об их здоровье, образовании и будущности. Значительные денежные средства, определенные на содержание Уайт-Хауз, давали возможность предоставлять этим детям столько радостей в жизни, сколько возможно иметь круглым сиротам. По достижении учебного возраста Долли помещала их в мастерские, торговые конторы и на корабельную верфь в Сан-Диего, продолжая следить за ними. Трое или четверо сыновей умерших моряков отправились в этом году впервые в плавание под начальством честных и надежных капитанов. Они поступили на первое время в качестве юнг; по достижении возраста от тринадцати до восемнадцати лет они могли быть зачислены в команду молодых матросов, чтобы затем стать настоящими матросами и, наконец, боцманами; перед ними открывались перспективы честной и прибыльной трудовой деятельности в зрелые годы и обеспеченного существования в старости. В будущем же твердо установилась за Уайт-Хауз репутация училища тех моряков, которые составляют славу населения Сан-Диего. Независимо от этих занятий миссис Брэникен не переставала усердно Заниматься благотворительностью. Ни один нуждающийся не отходил от порога Проспект-Хауз без того, чтобы ему не была оказана помощь. Значительные доходы, которые давало состояние миссис Брэникен при управлении Уильямом Эндру, предоставляли ей возможность участвовать во всех делах благотворительности, причем наибольшая часть ее пожертвований всегда предназначалась семействам погибших матросов с «Франклина». А она по-прежнему не переставала надеяться, что из числа всех отсутствовавших некоторые когда-нибудь да возвратятся.
Об этом исключительно она беседовала с Захом Френом. Какова была участь тех, следы которых не найдены были на острове Браус? Что бы ни утверждал капитан Эллис, они могли покинуть этот остров на сооруженной ими же шлюпке! Правда, прошло уже несколько лет и было безумием продолжать надеяться на их спасение.
Чаще всего ночью во время тревожных снов Джон появлялся перед Долли.
Он был спасен и нашел убежище в дальних краях… Корабль, на котором он возвращался на родину, уже приближался… Джон вернулся обратно в Сан-Диего.
Но что представлялось наиболее удивительным, так это то, что эти грезы не исчезали после сна и настолько сильно овладевали ее воображением, что Долли сживалась с ними как с действительностью. В равной же мере упорствовал и Зах Френ. По образному выражению его, эти мысли вбиты были в его мозг, наподобие болтов в обшивку корабля. Он со своей стороны не переставал повторять, что из числа четырнадцати спасшихся людей были останки лишь пятерых, а остальные могли покинуть остров Браус; что ошибочно было утверждение о невозможности сооружения шлюпки из обломков «Франклина». Правда, неизвестно, что сталось с ними впоследствии. Но Зах Френ не желал и думать об этом.
Уильям Эндру не без тревоги следил за Долли. Вполне естественными представлялись опасения за ее рассудок, уже поколебленный однажды безумием. Но каждый раз, как Уильям Эндру приступал к попыткам разубедить боцмана, последний упорствовал в своих мыслях и неизменно отвечал ему:
– Я не сдамся и буду держаться, как держится якорь, пока целы лапы.
Прошло время. В 1890 году минуло уже пятнадцать лет с того дня, как Джон Брэникен и команда «Франклина» покинула порт Сан-Диего. Миссис Брэникен исполнилось 36 лет. Волосы ее начали седеть, густой румянец на лице несколько поблек, но глаза по-прежнему блестели внутренним огнем. Казалось, физические и духовные силы ее оставались неизменными, равно как и свойственная ей энергия, всегда готовая проявить себя при первой необходимости.
Как несчастна была она, что не имела возможности, по примеру леди Франклин, организовывать одну экспедицию за другой, отдать все свое состояние и время на отыскание следов Джона и его товарищей? Но где их искать?.. Ведь общественное мнение единогласно признавало, что эта драма закончилась так же, как и экспедиция знаменитого английского адмирала? Моряки «Франклина» погибли в водах, омывающих берега острова Браус так же, как моряки «Эребуса» и «Террора» погибли среди льдов полярных морей.
В продолжение всех этих лет, не принесших с собой никаких разъяснений этой таинственной катастрофы, миссис Брэникен не переставала наводить справки по поводу Лена и Джейн Боркер. И с этой стороны не было никаких вестей, не было получено ни одного письма в Сан-Диего. Вероятнее всего, Лен Боркер, покинув Америку, поселился в какой-нибудь дальней, стране под вымышленным именем. Обстоятельство это тоже печалило миссис Брэникен. Как счастлива была бы она иметь около себя Джейн, которую так горячо любила! Джейн была бы ей верной подругой! Но она далеко и так же потеряна для нее, как и капитан Джон.
Миновало первое полугодие 1890 года, и вдруг в одной из газет, издававшихся в Сан-Диего, 26 июля появилась перепечатка статьи, в которой заключалось следующее сообщение:
«Вероятно, все еще помнят, что последние розыски оставшихся в живых людей с „Франклина“, произведенные семь лет тому назад на судне „Долли Хоуп“, не увенчались успехом. Оставалось признать, что все спасшиеся погибли, либо не достигнув острова Браус, либо после того, как покинули этот остров. Однако этот вопрос далеко еще не решен окончательно.
В Сидней только что прибыл один из офицеров с «Франклина», Гарри Фельтон, помощник капитана Джона Брэникена. Его нашли на берегу Паррю, одного из притоков Дарлинга, почти на границе Нового Южного Уэльса и Квинсленда, и доставили в Сидней. Но он настолько слаб, что нельзя было получить от него никаких разъяснений, и есть опасение, что он может умереть от чрезвычайного истощения.
Обращаем внимание на это сообщение тех лиц, которые заинтересованы катастрофой с «Франклином».
Как только Уильям Эндру прочел это сообщение, переданное в Сан-Диего по телеграфу, он тотчас же направился в Проспект-Хауз, где застал и Заха Френа.
Прочитав заметку, миссис Брэникен сказала:
– Я еду в Сидней.
– В Сидней? – спросил Уильям Эндру.
– Да, – ответила Долли.
И, обратясь к боцману, спросила его:
– Поедете со мной, Зах Френ?
– Всюду, куда вы поедете, миссис Брэникен.
– «Долли Хоуп» в состоянии идти в море?
– Нет, – отвечал Уильям Эндру, – необходимо три недели, чтобы его снарядить.
– Мне надо быть в Сиднее раньше чем через три недели! – сказала миссис Брэникен. – Не отправляется ли какой-нибудь пароход в Австралию?
– «Орегон» отходит из Сан-Франциско этой ночью.
– Зах Френ и я будем в Сан-Франциско к вечеру.
– Дай Бог, дорогая Долли, – сказал Уильям Эндру, – чтобы вы снова соединились с вашим Джоном!
– Господь соединит нас снова, – отвечала миссис Брэникен.
К вечеру того же дня миссис Брэникен и Зах Френ прибыли в столицу Калифорнии на экстренном поезде, заказанном Долли.
В час ночи судно «Орегон» отправилось из Сан-Франциско в Сидней.
Глава шестнадцатая. ГАРРИ ФЕЛЬТОН
Паровое судно «Орегон» совершило этот переход со средней скоростью семнадцать узлов; погода благоприятствовала плаванию, что представлялось, впрочем, совершенно естественным в этой части Тихого океана в это время года. Прекрасное судно, по меткому замечанию Заха Френа, как бы разделяло нетерпение миссис Брэникен. Само собой разумеется, что все офицеры, пассажиры и экипаж были единодушны в выражениях симпатии этой благородной женщине, столь достойной общего уважения как вследствие обрушившегося на нее горя, так и за проявляемую ею энергию, с которой она его переносила.
Сигнальщики дали знать о приближении к берегу, когда «Орегон» находился на 33°51? южной широты и 148°40? восточной долготы. 15 августа, после перехода в семь тысяч миль, совершенного за девятнадцать дней, паровое судно втягивалось в бухту порта Джексон, заключенную между высокими базальтовыми утесами, образующими как бы огромный портал, открытый в Тихий океан.
Оставляя направо и налево маленькие заливы, усеянные загородными дачами и коттеджами, носящими названия «Уотсон», «Воклюз», «Роза», «Дубль», «Елизавета», «Орегон» прошел мимо Ирм-Лов, Сидней-Лов и бросил якорь у набережной в Дарлинг-Гарбуре, который и есть, собственно говоря, Сиднейский порт.
Миссис Брэникен обратилась к первому же лицу, появившемуся на корабле, таможенному чиновнику, с кратким вопросом:
– Гарри Фельтон?
– Он жив, – отвечал ей чиновник, тотчас догадавшийся, что с ним говорит миссис Брэникен.
Весь Сидней знал, что она отправилась на «Орегоне», и поджидал ее с нетерпением. – Где помещается Гарри Фельтон?
– В морском госпитале.
Миссис Брэникен в сопровождении Заха Френа тотчас же сошла на берег.
Она была встречена толпой с теми же выражениями почтения к ней, какие видела в Сан-Диего и какие сопутствовали бы ей всюду.
Они отправились в морской госпиталь и встречены были там дежурным врачом.
– Заговорил ли Гарри Фельтон? В памяти ли он? – спросила миссис Брэникен.
– Нет, – отвечал врач. – Этот несчастный не приходит в сознание. Видимо, он не в состоянии говорить. С часу на час он может скончаться.
– Нельзя, чтобы Гарри Фельтон скончался! – сказала миссис Брэникен. – Один он знает, живы ли еще капитан Джон и его товарищи! Один он может сказать, где находятся они. Я прибыла повидать Гарри Фельтона и выслушать его.