Мандариновый левират

– Пока не за что, – и он положил трубку.

Он ненавидел себя. Знал, что так нельзя, но не знал, как можно по-другому. Вспомнил, как обошёлся с его сестрой и племянницей её новоиспечённый муж, и его вновь передёрнуло от отвращения…

В первую ночь Акджан отказала супругу. Она оказалась не готова к такому испытанию. Страшные воспоминания о старых гаражах возле их дома в Сибири отравили её отношение к интимной жизни. К тому же на неё давил особняк новой семьи. Тёмные стены, тёмная мебель, мрачные лица прислуги, зашуганные женщины, говорящие шепотом дети – всё нагнетало страх.

Муж счёл это страхом неопытной девицы и на следующий день отвёз её в горный дом – небольшую ферму в сосновой роще у подножия горной гряды.

Там он постарался быть с ней предельно ласков, насколько это было присуще его грубой и властной натуре, не облагороженной ни культурой, ни образованием. И Акджан приняла его. Дальше случилась беда. Убедившись, что она вовсе не невинна, Энгин смертным боем избил новобрачную. Вернувшись домой, он коротко бросил матери: «Пошли кого-нибудь к этой шлюхе. Пусть о ней позаботятся. Я с ней ещё не разобрался».

Эдже сама кинулась с дочерью и служанкой в горный дом. Они нашли полумёртвую Акджан в луже крови. Фидан и Эдже плакали, везя её в больницу. У неё оказались сломаны рёбра, нога, пальцы на руках и ногах, вывихнуты оба плеча. К тому же врачи насчитали многие синяки и ссадины и констатировали тяжёлое сотрясение мозга.

– Будь ты проклят! – кричала Эдже на сына, – ты нас опозорил! Как ты мог сотворить с ней такое?

– Я убью эту шлюху! – орал на мать муж Акджан, – мне подсунули бракованный товар! И эта дрянная пигалица, Пынар, она точно её дочь, а никакая не племянница. Кстати, где эта ублюдочная незаконнорожденная, которую она нагуляла по малолетству? Я ей ноги поотрываю!

Фидан спрятала малышку в комнатах у прислуги, а потом её забрал Али.

А на третий день после свадьбы старик Мехмет и испорченный его воспитанием во вседозволенности Энгин разбились вдребезги на дороге, налетев на грузовик с дровами.

Акджан пролежала в больнице месяц. Деньги Али и Эдже, а также мастерство врачей сотворили чудо: вывихи вправили, переломы срастили, раны зашили. Позже она прошла курс физиотерапии и сделала пластическую операцию на нижней губе, которую порвал муж, пиная её по лицу. Теперь губа немного выпирала вперёд, но смотрелось прилично и даже… сексуально? Она решила, что в её жизни больше нет места ни таким словам, ни таким понятиям, ни таким отношениям. Домой вернулась хромающим инвалидом.

Пынар тогда кинулась ей навстречу.

– Радость моя! – воскликнула Акджан, обнимая ребёнка.

– Мамочка!

– Доченька!

Они обнялись и заплакали. Вечером, уложив малышку, она спросила брата о том, что её больше всего волновало.

– Его авария – твоих рук дело?

– Нет, – горько ответил Али.

– Почему? – гневно спросила Акджан.

– Тупо не успел. Он же от меня прятался, да и его мать не сразу мне сообщила о том, что случилось. Я узнал только через сутки от внучки нашего старосты, которая работает в больнице. Только собрал парней, а они сами…

– Хорошо, – успокоилась она.

– Хорошо. Как ты?

– Выжила. Все мужики такие, брат?

– Нет. Ей богу! Не все. Прости меня, я должен был узнать о нём побольше. Они приличная семья, но он вырос уродом, потому что отец ему всё позволял, наследнику. Я упустил из вида слухи, которые должен был лучше проверить.

– Да. Но дело есть дело, верно? – горько спросила она.

– Прости меня.

– Хорошо. Прощаю.

Больше они это не обсуждали…

И вот всего через два месяца львиная семейка снова заявила свои права на неё. Да у неё ещё не все синяки сошли. Ни за что! Она ни за что не вернётся в тот дом. Лучше уж точно смерть.

А за окнами Орлиного Гнезда светило яркое солнце, шумел прибой и ветер доносил запах сосен и мандариновых деревьев, затерявшихся выше в горах…

Прошло ещё два месяца. Её раны совсем затянулись, сошли кровоподтёки. После того памятного разговора на яхте с госпожой Эдже она больше не слышала о семье бывшего мужа. Али окружил её заботой. Она почти ничем не занималась, кроме Пынар. Дни проходили в покое, и она снова начала смеяться. Жизнь брала своё – она похорошела и снова начала наряжаться. Али давал ей много денег, и она тратила их на маленькие радости и развлечения в их доме. Но была и другая жизнь. Впервые о ней заговорила её свекровь на яхте…

– Дорогая, здравствуй, – сказала Эдже, выходя из каюты.

Акджан попятилась от неё как от змеи.

– Брат!

– Всё в порядке, сестрёнка. Это я позволил ей прийти. Выслушай её, пожалуйста, – уговаривал он сестру.

– Нет!

– Дорогая, я понимаю тебя и ещё раз приношу извинения за сына, – начала свекровь.

– Я их не принимаю. Уходите отсюда!

– Выслушай её, Акджан, пожалуйста, – вступился Али.

– Я видеть их никого не могу, – отрезала она.

– Я понимаю, дорогая. Но пойми и ты меня. Послушай.

В конце концов она выслушала госпожу Эдже – с яхты в открытом море особо не убежишь.

Клан Арсланов был недоволен сложившейся ситуацией. В принципе, все сочувствовали Акджан и осуждали Энгина, тем более, что все, оказывается, знали его бешеную дикую натуру и его ярость в драках по молодости. То, что он с ней сделал, вызывало осуждение даже у стариков. Но была и другая сторона. По брачному контракту она получала от своего брата треть мандаринового бизнеса, доход с которого был небольшим, но самым стабильным, а её брат получил от клана скот и земли, а собственные земли были основой любого богатства.

Став вдовой, она сохранила имущество за собой, а клан понёс убытки. К тому же, они считали брак несостоявшимся, так как не было общего ребёнка. А между тем у них и раньше были столкновения, в которых гибли крестьяне, а после её избиения несколько горячих парней из клана Картальоглу решили отмстить Арсланам за честь сестры хозяина и потравили поля, угнав скот. При этом убили чабана и сторожа. Их дети пришли в сёла Картальоглу и в отместку сожгли пару сараев, грузовик и убили трёх человек. Остановить кровную вражду мог только общий потомок и возвращение прав на мандарины и земли. Иначе снова потечёт кровь, и даже старики не смогут удержать народ в узде.

– Акджан, деточка, я знаю, что ты пережила и что ты чувствуешь. Но послушай меня. Серхат и Неджат – мои младшие сыновья – не такие. Они не поднимут руку на женщину. Посмотри на Серхата – он не может глаз на людей поднять от стыда за старшего брата. Они с Чичек женаты уже три года. У них дочка, Ширин. Он ни разу не обидел жену. А мой Неджат вообще ни на кого не похож. Мы смогли учить его в Европе. Он знаком с культурой твоих предков, он мыслит по-европейски. Он не навредит тебе, обещаю, – уговаривала её свекровь.

– Нет.

– Тогда прольются реки крови невинных людей.

– Пусть! Я тоже ни в чём не была виновата. Какие-то подонки меня изнасиловали. Брат отомстил за меня. Мы приехали сюда и соблюдали все правила. Мы ни разу никого не обидели. А он что сделал? Он не тело – он душу мою искалечил. Я думала обрести счастье с вашим сыном, а оказалась в аду. За что пролили мою кровь? За что? Мне плевать на всех. Пусть поубивают друг друга! Никто из вас не защитил меня! Никто! Никто.

Акджан зарыдала, и Эдже отступила. Али только покачал головой.

Они вернулись домой, и всё пошло по-прежнему, но в львиной пещере зрело недовольство…