Художница отбирает у подруги лист вощеной бумаги и решительно шагает по мостовой, мимо позорного столба с колодками, мимо будки сапожника. Свет в будке не горит, окошки закрыты ставнями, дверь заперта на замок. За будкой в полутьме виднеется деревянная решетка, увитая пожелтелым и пожухлым плющом. Решетка тянется от станции генерации до следующего дома, стоящего на Большой Ильинской.
Дойдя до этого самого дома, Варвара Альбрехт останавливается и задумчиво разглядывает лепные маски грифонов над темными окнами.
– Странно это, – замечает София Павловна. – Будто целый переулок пропал.
Художница с досадой смотрит на подругу, потом её взгляд скользит в сторону…
– Слепая дура, вот кто я такая – смеется Варвара, ее большие навыкате глаза возбужденно блестят.
Она проходит мимо ничего не понимающей Софии Павловны, мимо будки с опущенными ставнями, останавливается возле решетки и принимается срывать с деревянных реек высохший и пожелтелый плющ.
– Его спрятали, – говорит художница. – Спрятали целый переулок. Вот, посмотри сама.
София Павловна подходит ближе.
– Странное дело, я, наверное, сотню раз проходила по этому самому месту…
– Ты помнишь, много лет назад в Тоболе была эпидемию оспы?
– Матушка мне рассказывала. Я тогда была совсем маленькая.
– Говорят, от оспы много людей поумирало. Столица опустела. Улицы, на которых больше никто больше не жил называли карантинными. И проход на такие улицы закрывали. А уже потом на новых картах карантинные улицы перестали рисовать, словно их и не было вовсе.
Варвара идет вдоль решетки, покуда та не упирается в каменную стену здания.
– Подсоби-ка, сестренка! – просит она Софию Павловну.
Вдвоем барышни немного сдвигают в сторону, сколоченную из реек решетку, и бочком пролезают в образовавшийся проход.
В карантинном переулке темно. Сквозь облачную дымку, затянувшую небо, сочится лунный свет и худо-бедно освещает нежилые дома, стоящие по обеим сторонам. Гнутые фонарные столбы похожи на мертвые деревья, промеж булыжников мостовой там и сям торчат пучки пожелтелой травы. Софии Павловне кажется, что она попала в другой город. Ей сложно поверить, что стоит лишь шагнуть за решетку, и сразу попадешь в освещенную огнями столицу, где по улицам катят самодвижущие повозки и трамваи, и нарядные дамы, посмотрев вечерний спектакль в театре, расходятся по домам.
– Раньше этот переулок назывался Аптекарским, – замечает художница, прочитав вывеску на одном из домов.
– Нет, я не верю, – качает головой София Павловна. – Ничего мы там не найдем.
– Знаешь, я всегда представляла, что это будет самая обычная с виду дверь. Но ведь такого не может быть?
– Откуда мне знать, – София Павловна ежится и обнимает себя рукам за плечи. – Когда я об этом думаю, мне становится не по себе, все внутри сжимается.
Барышни идут рядышком по темному безлюдному переулку, спрятанному в самой сердце столицы.
– Я тебе говорила, что у меня две сестры? – спрашивает София Павловна.
– Нет, ты рассказывала только про Евдокию. Я помню, она дознаватель в жандармерии. И это она упекла тебя в Заведение.
– Я самая младшая. Евдокия – это средняя сестра, а старшая у нас – Ида, – рассказывает София Павловна. – Ида Павловна Брошель-Вышеславцева, член географического общества. Ты не могла про неё не слышать. Это она ходила в Индию и поднималась в стратосферу на вимане.
– Ты же знаешь, сестренка, я существо асоциальное. Газет не читаю, новостями не интересуюсь. А почему ты про это заговорила?
– Ида одна из нас, – говорит София Павловна. – Она сама мне об этом сказала, прежде чем уйти в экспедицию. Ну, не то, чтобы сказала, намекнула.
– Однако, семейка у тебя, – усмехается Варвара. – Нет, по мне лучше быть сиротой.
– Вот то самое здание, – замечает София Павловна, останавливаясь посреди переулка. – Или нет?
Варвара останавливается рядом и сверяется с картой.
– Ну, да. Кажется, здесь.
София Павловна недоверчиво разглядывает сложенное из белого камня двухэтажное здание. Все окна закрыты ставнями. Козырек парадного подъезда поддерживают сдвоенные колонны. Промеж колонн видны высокие массивные двери, обитыми листами меди. Из-за облаков выглядывает луна, и её призрачный свет ложится на бурую от ржавчины кованую вывеску, установленную на крыше подъезда.
– ТЕАТР КУКОЛ, – с удивлением читает вывеску София Павловна.
– А я и не знала, что в Тоболе был кукольный театр, – замечает художница.
Она оглядывается по сторонам, еще раз сморит на карту, потом складывает лист вощеной бумаги и протягивает Софии Павловне.
– Возьми, пускай будет у тебя.
Варвара быстро поднимается по ступеням и берется за дверную ручку. В переулке стоит такая вязкая и густая тишина, что на Софию Павловну наваливается беспричинный страх. В этой тишине она слышит, как часто колотится ее сердце. Все вокруг кажется ей жутким, полным зловещего смыла – плывущая в облачной пелене луна, запертые ставни на окнах и даже истлевшая ветошь, лежащая на ступенях подъезда…
Взявшись за ручку обеими руками, Варвара Альбрехт то толкает, то тянет дверь на себя. Потом наваливается на неё плечом.
– Заперто, – говорит художница, – Вот же ёшкин кот!
Но тут дверь неожиданно подается и медленно распахивается вовнутрь. Проржавевшие петли истошно и жутко скрипят.
Барышни заходят в темный холл и останавливаются, не зная, куда идти дальше.
– Кажется, там горит свет, – говорит София Павловна шепотом.
– Сама вижу, – отвечает Варвара.
Вытянув руки, она осторожно идет вперед.
– Здесь какая-то чертова колонна, – предупреждает она подругу.
София Павловна, нащупав колонну, обходит ее стороной. Теперь она видит, что свет льется в холл из приоткрытых дверей в зрительный зал. Подруги молча переглядываются. Варвара Альбрехт решительно распахивает обе створки и останавливается на пороге. София Павловна выглядывает из-за ее плеча.
– Ну что еще за напасть… – шепчет Варвара.
– А зачем все эти звезды и кометы из фольги? – спрашивает София Павловна. – Это уж как-то слишком… Может, это чей-то розыгрыш?
– Мне не смешно.
Варвара Альбрехт достает из холщевой сумы бутыль с самогоном и, вытащив пробку, делает глоток из горлышка. Глядя на сцену, залитую ярким светом софита, София Павловна начинает нервно хихикает и никак не может остановиться.
– Нет, это не розыгрыш, – говорит медленно художница. – Просто сперва испытываешь растерянность и страх, потому, что ждала чего-то совсем другого… Вот, держи.