Строгий репетитор

Ядвига Солька смотрит на Марека сквозь дымок тлеющей сигареты и словно раздумывает о чем-то.

– Пока дело не пошло по инстанциям, можно уладить конфликт миром, – замечает пан Скородуб. – Разумеется, если обе стороны придут к согласию.

Он отодвигает стул и поднимается из-за стола.

– Пани Солька, пожалуйста, давайте не будем доводить дела до суда! – просит Марек, ему становится страшно, в голове крутятся бессвязанные обрывки мыслей.

Ядвига Солька недобро усмехается.

– Что же, если пан Дембицкий не желает попасть в долговую тюрьму, мы можем придти к соглашению, – говорит она своим низким хрипловатым голосом. – По мне, вы просто безответственный избалованный мальчишка, которому все сходило с рук. И с этого самого дня я стану поступать с вами, как с мальчишкой. Пожалуй, сперва я задам вам хорошую выволочку, на которую вы давно напрашивались.

Опустив руки в карманы халата, Ядвига Сольски медленно проходит по кухне, не спуская с Марека пристально взгляда своих холодных зеленоватых глаз. На губах хозяйки змеится тонкая улыбка.

– И кроме прочего, пан Дембицкий, вы станете убирать мою квартиру, раз уже не платите за жилье. Будете мыть полы и вытирать с мебели пыль. Выколачивать ковры и драить посуду на кухне. Обещаю, я буду к вам придираться из-за каждого пустяка! Чистота у меня в квартире должна быть просто идеальная!

– Да, пани Сольски, как скажите, пани Сольски, – кивает Марек, словно китайский болванчик.

– Что ж, я рад, что удалось все решить миром, – замечает на это пан Скородуб. – Дрожайшая Ядвига, моё почтение! А ваше заявление пускай пока полежит у меня. Если молодой человек все же не рассчитается с долгом, мы дадим делу ход.

– Я вас провожу, пан Скородуб, – говорит хозяйка и следом за чиновником выходит из кухни.

Марек чувствует, что его трясет нервная дрожь. Он подходит к столу, наливает в рюмку сливовицу и выпивает. Кашляет и слезящимися глазами смотрит за окно. Марек слышит, как хлопает входная дверь, и щелкает язычок замка. Оглушительно тикают старые часы с гирями на цепочках, висящие на стене между двух окон. По оцинкованным отливам весело стучит капель. Протяжно скрипит дверь чулана, пани Сольски быстро проходит по коридору и возвращается на кухню. Марек оглядывается и видит, что в руке Ядвига Сольски держит ремень из черной кожи. Ремень широкий и довольно тяжелый на вид, с массивной латунной пряжкой. Глядя на этот ремень Марек ежится и недоверчиво, и испуганно посматривает на хозяйку.

– От мужа, покойника, остался, – объясняет зачем-то пани Сольски.

Хозяйка медленно подходит к Мареку, постукивая стоптанными туфельками по половицам. Она останавливается в одном шаге от Марека, и молодой человек слышит запах ее горьковатых немного приторных духов. Ядвига Сольски самую малость выше Марека. Хозяйка стоит с прямой спиной, задрав подбородок и откинув голову немного назад, и насмешливо и торжествующе смотрит на молодого человека своими холодными зеленоватыми глазами.

– Я обещала тебе хорошую выволочку, – говорит негромко Ядвига Сольски. – Или ты думаешь, что я шутила?

– Пани Сольски… – бормочет Марек.

– Я надеюсь, ты не станешь кричать, как девчонка? – спрашивает домохозяйка, удивленно приподняв тонкую выщипанную бровь.

Она легко хлопает Марека ладонью по щеке, и молодой человек испуганно вздрагивает. Ядвига Сольски усмехается. Она зажимает в кулаке пряжку и несколько раз наматывает ремень на кулак так, чтобы тот был не слишком длинным. Хозяйка подходит к стоящему возле окна старому дивану, обитому потертым велюром, и оглядывается на молодого человека.

Марек чувствует, что у него вспотели ладони, и пересохло во рту.

– Я думал, такого со мной больше не случится, – мысли Марека бегут, словно наперегонки, толкают и отпихивают друг дружку. – Мне двадцать три, я совсем не тот мальчишка, которого пани Фелиция порола розгами на скамье… Это словно какой-то дурной сон… Пан Скородуб прав, у хозяйки просто ангельское терпение! Я три месяца не платил за комнату… Почему пани Сольски так на меня смотрит? У меня мурашки от этого ее взгляда… А этот ремень с виду жесткий и тяжелый. Помню, розги жглись так, что не было сил терпеть… Да как она смеет так со мной поступать?! Я сейчас рассмеюсь ей в лицо, надену пальто, и только меня и видели… Где же взять денег? Теперь что же, идти в долговую тюрьму?

– Я тебя долго буду ждать? – спрашивает пани Сольски, солнечный свет падает на ее лицо, и глаза хозяйки сверкают, как малахит.

Ядвига Сольски нетерпеливо хлопает ладонью по валику дивана. И Марек сразу понимает, чего хочет от него хозяйка. Он чувствует, что краснеет, точно девица. Словно во всей этой нелепой и постыдной ситуации есть что-то крайне неприличное. С удивлением Марек замечает, что его член наливаться кровью и твердеет.

С пылающим от смущения лицом Марек подходит к дивану. На пани Сольски он старается не смотреть.

– Я это переживу, – пытается приободрить себя Марек. – Подумаешь, какое дело, выпороли! Сам, между прочим, виноват, нужно было вовремя платить за комнату… Нет, это кошмар какой-то! Ничего-ничего, я это переживу…

Марек встает сбоку от дивана и неловко опускается животом на толстый диванный валик и прижимается щекой к пыльному велюру. Пыль лезет Мареку в нос, и он оглушительно чихает. Мысками Марек упирается в половицы, его бедра лежат на диванном валике, а ягодицы, обтянутые черными брючками, задраны вверх. Пани Сольски будет чрезвычайно удобно охаживать его ремнем.

– Ты должен быть мне благодарен, – замечает Ядвига Сольски.

Марек слышит, как ее туфельки стучат по половицам, хозяйка прохаживается перед диваном взад-вперед.

– Я могла отправить тебя в долговую тюрьму, но в последний момент все же передумала. Я сказала себе, Ядвига, дай мальчишке еще один шанс.

– Я вам крайне благодарен, пани Сольски, – глухо, уткнувшись лицом в вытертый велюр, говорит Марек. – Вы на меня очень сердиты?

– Сердита, это не то слово, – говорит пани Сольски, – но ничего, я думаю сейчас мне немного полегчает!

Хозяйка останавливается возле дивана, размахивается и стегает Марека по ягодицам широким кожаным ремнем. Ремень тяжелый, Марек не ошибся. С громким звонким шлепком он ложится поперек ягодиц и жжется сквозь кальсоны и брюки, словно кипяток. Острый кончик ремня изгибается и жалит Марека в бедро. Марек уже позабыл, как это бывает больно! Он громко вскрикивает, вертится на диванном валике, и цепляется руками за велюр.

– Пан Дембицкий! – раздраженно говорит хозяйка. – Пани Пшелембская, между прочим, еще спит. Она вчера поздно пришла со службы. Постарайтесь хоть немного думать о других.

– Простите, пани Сольски.

Ремень гудит в воздухе, словно рассерженный шмель. Звонкий шлепок по черным, гладко натянутым на ягодицах брюках. Марек часто дышит, стиснув зубы и стучит по полу мысками.

– Ах, какие мы неженки, – говорит пани Сольски хриплым голосом и снова больно хлещет Марека ремнем. – Если через неделю вы не рассчитаетесь со мной за комнату… Если вы опять не найдете денег… Я обещаю вам, пан Дембицкий, я снова хорошенько отхожу вас ремнем… И это только потому, что я добрая женщина. Другая я на моем месте давно бы спровадила вас в долговую тюрьму.

– Я вам крайне признателен, пани Солька, – Марек слышит, как его голос предательски дрожит.

Исхлестанные ягодицы горят, словно обваренные, и каждый следующий удар все труднее терпеть. У Марека не всегда получается сдержаться, он то стонет, то мычит, сквозь стиснутые зубы и чувствует, как слезы жгут уголки глаз.