Оптина Пустынь. Духовный оазис России

Нужно сказать еще, что, возвратясь из Москвы, познакомилась я с настоятелем Николаевского Малоярославецкого монастыря, находящегося в г. Малоярославце, Калужской губернии, в 9 верстах от нашего имения Спасского, – о. игуменом Антонием, славившимся тогда высокою монашескою жизнью и даром прозорливости. Открывши ему о своем желании поступить в монастырь и о неблаговолении на то родителей, передала ему и слова, сказанные мне на этот предмет митрополитом Филаретом, просила его помолиться, чтобы Господь расположил сердце родителей исполнить желание мое. Старец, выслушавши слова мои, положил руку на плечо мое и сказал: “Не грусти, Господь устроит о тебе полезное, ты будешь в монастыре, только положись на Его святую волю”. При этих словах святого старца я почувствовала неизъяснимое спокойствие и радость в сердце и с покорностью воле Божией ожидала исполнения слов, сказанных мне этими двумя великими старцами.

Не прошло и года, как совершенно неожиданно родители согласились отпустить меня в монастырь, наделили всем необходимым, внесли вклад за меня в обитель. Случилось это так: не решаясь лично говорить с отцом, который был к нам очень строг, написала я к нему письмо, в котором объяснила о своем непреодолимом желании посвятить жизнь свою на служение Богу в сане монашеском, убедительно просила его не препятствовать мне в этом намерении и дать свое родительское благословение на этот путь. Письмо это было отдано горничной, которая должна была подать его отцу, как только он выйдет из своего кабинета. Я же пошла в церковь к обедне, чтобы в молитве излить всю горечь души своей и, вместе с тем, просить Господа расположить сердце родителей исполнить желание мое. Прочитавши письмо, отец сильно расстроился моим решительным намерением поступить в монастырь; но когда мать моя, бывшая до сего времени тоже против моего намерения, вдруг, как бы по внушению свыше, начала уговаривать отца не препятствовать моему желанию, тогда отец, тронутый ее словами, согласился не удерживать меня более в миру.

Когда в 1852 году на семейном совете решено было отпустить меня в монастырь, мать моя поехала в Малоярославецкий монастырь помолиться и, вместе с тем, переговорить со старцем о. игуменом Антонием. Когда после обедни зашли мы к нему, батюшка встретил нас с радостным видом и пригласил пить чай. Тогда мать моя сказала ему: “Батюшка, мы решили отпустить свою Анюту в монастырь, благословите ее!” При этих словах старец встает и, несмотря на свои больные ноги, кланяется матери до земли. Это дивное смирение старца благотворно подействовало на мою мать, победило все ее недоумения и окончательно расположило к смиренномудрому старцу.

Возвратившись домой, со спокойным уже духом, мать стала делать приготовления к моему отъезду. Наконец наступил столь давно желанный мною день: это было в 1853 году 2 января. Лошади были уже поданы; нужно было теперь проститься с отцом, который до последнего времени не мог примириться с мыслью, что я уезжаю совсем, и не хотел даже благословить меня. Когда я вошла к нему и сказала: “Папаша, благословите меня, я сейчас уезжаю”, тогда отец не выдержал, зарыдал и сказал мне: “Неужели ты в самом деле оставляешь нас?” Тогда мать берет заранее приготовленный ею образ Спасителя, подносит его к отцу и говорит: “Благословим ее, друг мой, и отпустим с миром, видно, на это есть воля Божия, не пойдем против Его святого промысла”. После этого благодать Божия как бы коснулась сердца отца – он успокоился, благословил меня вместе с матерью и отпустил с миром в путь, наделивши всем необходимым.

Из родительского дома направила я свой путь прямо в Зосимову пустынь, находившуюся в Верейском уезде Московской губернии и отстоящую от нашего имения в 70 верстах, где я побывала заранее и заручилась согласием настоятельницы принять меня».

* * *

Поступление в Зосимову пустынь было благословлено Анне Сергеевне о. Антонием. К тому времени в этой обители у него было уже немало духовных чад, о чем свидетельствуют сохранившиеся батюшкины письма к ним. В 1853 году, когда поступила туда А.С. Банина, община, на протяжении многих лет создававшаяся известным старцем Зосимой (Верховским), еще не была возведена на степень монастыря, что произойдет три года спустя – в 1856-м. Отец Антоний с радостным чувством откликается на торжественное для обители событие поздравительным письмом на Покров 1856 года:

«Приношу вам заочное поздравление мое со светлым торжеством, нынешним праздником Покрова Божией Матери, которое даруй Боже вам радостным и благоговеющим сердцем праздновать всегда и добрым жительством своим прославлять Господа Бога и Его Пречистую Богоматерь! Сей святый и незабвенно радостный праздник Покрова Божией Матери в прошедшем году мы светло и радостно праздновали в святой обители вашей[11 - Свидетельство того, что и 1855 г. (на Покров) старец Антоний побывал в Зосимовой пустыни (это не единственное его посещение обители).]; ибо якоже кокош скликает и собирает птенцы свои под крыле свои, тако Премилосердая Мати Божия, в числе прочих, и меня недостойного удостоила призвания на праздник Покрова Своего в святую обитель Свою; так что воспоминание о сем и ныне веселит сердце мое, как сказано во псалмах: и останок помышлений празднует Ти!

После сего, еще принесу вам поздравление мое с другим тоже великим торжеством, т. е. возведением общежития вашего на степень первоклассных монастырей Российской иерархии, а матушки Веры[12 - Племянница старца Зосимы, м. Вера (Верховская) – первая настоятельница обители, с 1856 г. – игумения.] посвящением в великий сан всечестнейшего игуменства. Теперь она по благости Божией и за святые молитвы Матери Божией и угодника Их преподобного отца Зосимы, облечена с высоты силою! Посему, возлюбленные о Христе Иисусе сестры, повинуйтесь богоизбранной начальнице вашей – высокопреподобнейшей госпоже игуменье Вере и покоряйтесь! Ибо она, как пастырь ваш добрый, торжественно дала обет о душах ваших бдеть и за каждую из вас отвечать перед Богом; посему и повиновение свое должны вы, по слову св. апостола Павла, с радостию оказывать ей, а не с воздыханием: ибо все из вас послушливые и смиренные найдут себе в лице ее матерь заботливую о пользе вашей и спокойствии; одни только горделивые и непокорные, может быть, увидят в жезле или в посохе ее страх себе и обличение, и отлучение; почему и не должно доводить себя до того.

Вот вам, матушка моя, и поздравление, и благожелание; а кому будет это не по душе, у тех смиренно прощения прошу, ибо для некоторых и Христово слово казалось жестоко; аз же есмь червь, а не человек.

За сим испрашиваю на вас благословение Божие и остаюсь навсегда недостойный игумен Антоний.

1 октября 1856 г.»

Каковы же были первые впечатления самой Анны Сергеевны от обители, в которой она водворилась, как началась ее иноческая жизнь? Вернемся к ее «Воспоминаниям».

«Теперь скажу несколько слов о Зосимовой пустыни, ныне переименованной в Троице-Одигитриевский монастырь. Зосимова пустынь находится в очень уединенной местности, со всех сторон окружена лесом. Эта пустынь устроилась особенным промыслом Божиим па подаренной даче, принадлежащей г-же Бахметьевой, когда старец Зосима приехал искать убежища сестрам, которые, по случаю гонения, вынуждены были выехать из Туринского монастыря Тобольской губернии.

Уединенная местность этой обители, простота и вместе строгость монашеских правил пленили мое сердце и произвели на меня какое-то чарующее впечатление: мне казалось, что я нахожусь в каком-то ином мире, а насельницы этой пустыни представлялись мне ангелами. 27 февраля 1853 года, в день празднуемых преподобных отцов, на масленой неделе, настоятельница пустыни матушка Вера облекла меня в послушническую одежду, состоявшую тогда из подрясника толстой крашенины, ременного пояса и мухояровой рясы. Камилавок тогда не носили, а покрывались платками. Этот простой наряд, из грубой ткани, показался мне драгоценнее царской порфиры. Никогда не изгладится из моей памяти это поистине блаженное время. Сердце мое преисполнено было такой сладости, такого утешения, которое невозможно передать словами. Послушание назначено было мне в живописной – писать иконы, читать в церкви, а в летнее время ходила я на общие послушания с сестрами, что должны были исполнять тогда все молодые послушницы – не исключая никого. В общую трапезу ходила я также с сестрами и, по благословению своего старца (о. Антония), в келье не держала ничего, кроме чая и сахара; приготовлять же пищу у себя в келье строго запрещено было.

За год до поступления моемо в монастырь видела я знаменательный сон, который и сбылся в свое время. Видела я, что стою в каком-то храме древней архитектуры, в котором, кроме меня, никого не было. Вдруг царские врата отворились сами собою, из которых вышел благолепный старец, небольшого роста, убеленный сединами, облеченный в священнические ризы; в руке он имел кипарисный крест. Подходит этот старец ко мне и говорит: “Возьми его и неси, теперь время тебе его вручить”. Я взяла этот крест и проснулась. Потом, вскоре после этого сна, вижу я опять себя в церкви, где было много народа; ко мне подходит какая-то женщина, вроде юродивой, и строго говорит: “Когда же ты возьмешь свой крест?”, тогда я как бы с удивлением спросила ее: “Какой же это крест?”, и она ответила мне: “Тот, который ты должна нести”».

* * *

О смиренном и безропотном несении пожизненного креста наставляет и старец Антоний в письме от 20 марта 1856 года: «Что делать, всякому человеку дан свой крест, который и должен он безропотно несть…»

Лестница к Святым вратам

* * *

«Когда я поступила в Зосимову пустынь, – продолжает вспоминать матушка, – прошло довольно времени после виденных мною снов, о которых я почти уже и забыла; но когда случилось мне быть в Боровском Пафнутьевом монастыре[13 - В Калужской губернии.], где почивают мощи преподобного Пафнутия, взошедши в собор, в котором до сего времени не была, я поражена была внутренним видом его и тут же вспомнила виденный мною сон. После обедни зашла я к настоятелю сего монастыря – отцу архимандриту Геннадию[14 - Горнецкий; управлял обителью 30 лет (с 1837 по 1867 г.), полностью благоустроил ее и составил «Историческое описание».] принять его благословение и, в разговоре с ним, рассказала ему о виденном мною сне и о том впечатлении, которое произвела на меня внутренняя архитектура храма, которую во сне видела я в том самом виде, как увидала наяву, кроме колонн, которых в церкви не было. О. архимандрит со вниманием выслушал мой рассказ и, помолчав немного, сказал: “И вы до сей поры не приехали поблагодарить преподобного Пафнутия – это он являлся вам во сне”. Еще прибавил он, что колонны в церкви были, но за ветхостью сняты.

Этот крест, данный мне в сонном видении преподобным Пафнутием, несла я в продолжение всей моей монашеской жизни, особенно во время управления моего монастырями, в которые я, по особенному промыслу Божию, назначалась для водворения порядка и устройства расстроенной монашеской жизни».

* * *

Во время собирания материалов о духовном руководстве Оптинских старцев в русских женских обителях в XIX – начале XX века удалось выявить письменные свидетельства неоднократного пребывания о. Антония (Путилова) в подмосковной Зосимовой пустыни.

11 октября 1851 года Оптинский старец Макарий (Иванов), в сопровождении послушника Иоанна Половцева[15 - В будущем – Ювеналий, архиепископ Литовский и Виленский.] посетил Малоярославецкий монастырь. Оттуда вместе с настоятелем о. Антонием они поехали в Боровск, а после «любезного свидания» с настоятелем Пафнутьевского монастыря архимандритом Геннадием отправились в Зосимову женскую пустынь, «бывшую под особенным покровительством Московского митрополита Филарета и наместника Троицко-Сергиевой Лавры архимандрита Антония» (по замечанию оптинского агиографа о. Агапита (Беловидова)). Там они неожиданно встретились с лаврским наместником о. Антонием (Медведевым). Эту совместную с оптинцами поездку в Зосимову пустынь старец Макарий описал в одном из своих писем к «севским племянницам» – насельницам Троицкого монастыря в г. Севске Орловской губернии: «В понедельник рано приехали в Зосимову пустынь… От переизбытка их (сестер) радости и любви они не знали, какое нам подать успокоение. Но мы были довольны; и нельзя не быть признательным к всеобщему радостному и усердному приветствию и растворенному откровенному чувству. Но в самое время нашего у них пребывания умножилась их радость: получили известие, что завтрашний день, то есть 16-е число (октября), приедет к ним отец наместник лаврский, отец архимандрит Антоний, и пробудет у них день своего ангела бывшего[16 - Мирское имя о. Антония (Медведева) – Андрей.], Андрея Критского, 17-го числа, что и исполнилось. 16 числа в 3 часа пополудни приехал отец архимандрит; и для нас было это такое неожиданное утешение, так что если бы и списываться к съезду, то нельзя бы было так приноровить. Приятное его любовное простое обращение, душеполезные и назидательные беседы для всех и каждого служили большим утешением. И в это все время у сестер работы и занятия все были оставлены, кроме нужных; а все приседали при ногу его и нашею и питались душевною пищею, исходящею из уст его».

В обширнейшем эпистолярном наследии преподобного Антония Оптинского мы обнаружили его письмо к неким «дражайшим и всемилостивейшим благодетелям», в котором старец упоминает о более позднем своем посещении Зосимовой пустыни – во время паломничества к святыням Воронежа и Задонска в 1863 году.

Из эпистолярного наследия

Извещение Оптинского старца Антония (Путилова) о его пребывании в Зосимовой пустыни

«…Во время утрени 2 мая 1863 г. отправился я на его (архимандрита Геннадия) конях, в сопровождении отца игумена Пафнутия[17 - Осмоловский; оптинский иеромонах, скитоначальник и братский духовник, впоследствии архимандрит, настоятель (с 1862 г.) Малоярославецкого Николаевского монастыря.] в Зосимову пустынь, куда прибыли в 8 часов утра и встречены были едва ли не с крестным ходом всею обителью; ибо кто вышел встретить нас за три версты, кто за две, кто за версту. Да и сама матушка игумения[18 - Игумения Зосимовой пустыни Вера (Всрховская). Оптинский иеромонах Климент (Зедергольм) записал один матушкин рассказ, свидетельствующий о том, что она бывала в Оптиной Пустыни: «Недавно скончавшаяся достоуважаемая старица, игумения Вера, бывшая настоятельницею Зосимовой пустыни, сообщила нам замечательный случай молитвенного самоуглубления о. архимандрита Моисея (Путилова, настоятеля Оптиной Пустыни, родного брата о. Антония), случай, которого сама она была свидетельницею. Посетив однажды Оптину Пустынь, она, прохаживаясь около монастырской ограды с приближенными к ней сестрами, заметила, что навстречу им шел о. архимандрит Моисей, но как-то особенно медленно. Когда он приблизился, мать Вера и бывшие с нею подошли к нему и поклонились, прося благословения. Но каково было удивление всех, когда старец, всегда приветливый и внимательный, никого не благословил, ничего не сказал и продолжал тихо двигаться вперед, не замечая никого. Мать Вера громко назвала его по имени, он очнулся, удивился, что около него целая толпа людей, стал извиняться… Но выражение лица его, орошенного слезами, свидетельствовало, в каком состоянии его застигли… М. игумения Вера, подав другим знак, чтобы они удалились, одна продолжала путь со старцем, который начал с нею беседу духовную, весьма замечательную…»] выходила встречать за ограду. И потом ввели нас во храм для поклонения иконам святым и святому старцу Зосиме; и при выходе все принимали от нас благословение; и отвели нам покойные келии внутри обители. Таковою благоговейною встречею нас был я тронут до слез; и день этот проведен был во взаимном удовольствии и утешении, до вечера. Но всякое доброе дело редко проходит без искушения; а потому и меня постигло неожиданно тяжкое искушение, т. е. затерял было я свои бумаги, пачпорт и подорожную, и отправил нарочитого в Боровск, думая, не забыл ли там. Но и там не отыскались оные, почему и готовился возвратиться со стыдом в Калугу, и даже в свою обитель, полагая, что на мое путешествие не было воли Божией. Но слава Богу, на третий день отыскались; почему и решился пробыть там (в Зосимовой пустыни) до воскресения; и перед вечернею 5 мая, напутствуемый благожелательными молениями, выехал я с миром и всю ночь ехал до Серпухова… 8 июня 1863 г.».

* * *

Дальнейшее матушкино повествование отмечает знаменательные события той поры – как в жизни всей обители, так и в ее личной – на пути восхождения к монашеству.

* * *

«В 1856 году в Зосимовой пустыни происходило большое торжество – служил наместник Троице-Сергиевой Лавры отец архимандрит Антоний, в то время бывший благочинным Зосимовой пустыни. По окончании часов прочтен был Указ о возведении Зосимовой пустыни на степень монастыря и переименовании ее в Троице-Одигитриевский общежительный монастырь. В это же время несколько сестер, в том числе и я, облечены были в рясофор, и наречено было мне имя Аполлинария. С облечением в рясофор назначено было мне послушание монастырской письмоводительницы и уставщицы по клиросам. Эти два послушания проходила я до самого пострижения в мантию. Кроме сего – была старшей в живописной и сама писала иконы».

У батюшки Антония относительно послушания уставщицы в одном из писем есть такое замечание: «Приятно то, что Вы с благословения матушки начали учиться церковному уставу. Да поможет вам Господь Бог и этому научиться уставу, чтобы ничего но своей воле не делать и своему самосмышлению не доверять; и когда сему выучитесь, тогда будете совершенною уставщицею».

«В 1862 году матушка игуменья Вера удостоила меня представлением к мантии, а в 1863 году, 12 января, Господь сподобил меня пострижения в ангельский образ, которое совершено было тем же архимандритом Антонием [Медведевым – лаврским наместником]. Восприемной матерью при пострижении была казначея монастыря, матушка Афанасия[19 - Кочалова; будущая игумения (см. о ней главу IV).]. Не прошло и двух лет после пострижения в мантию, как я заболела. Недуг был упорный и продолжительный. Приглашен был доктор, который хотя несколько облегчил болезнь мою, но при этом сказал, что сырая и болотистая местность монастыря, при такой суровой пище, могут окончательно расстроить мое здоровье и что тогда никакая медицинская помощь не поможет. Когда узнали об этом родители мои, то всячески старались уговорить меня перейти в другой монастырь, где могла бы я удобнее устроить свою жизнь и где климатические условия способствовали бы к скорейшему восстановлению моего здоровья.

Долго не соглашалась я расстаться с Зосимовой пустынью, где положила начало монашеской жизни, где были произнесены мною иноческие обеты, но, видя, что здоровье мое не поправляется, решилась исполнить желание родителей и, предварительно испросивши благословение своего старца – отца игумена Антония, проживавшего тогда на покое в Оптиной Пустыни, перешла в своекоштный Белёвский Крестовоздвиженский монастырь Тульской губернии, находящийся в г. Белёве и отстоящий от Оптиной Пустыни в 35 [45] верстах. Избрала я этот монастырь, имея в виду удобнее пользоваться духовным руководством старца моего, отца игумена Антония. Но недолго пришлось мне иметь это духовное утешение. Вскоре после моего водворения в Белёвский монастырь старец мой заболел и, чувствуя близкий конец, пожелал облечься в великий ангельский образ – схиму, после чего прекратил прием посетителей, допуская только изредка некоторых из самых близких своих духовных детей. Узнавши, что болезнь старца усилилась, я, с разрешения настоятельницы[20 - Игумения Белёвского Крестовоздвижснского монастыря Павлина (Овсянникова) – духовная дочь Оптинских старцев.], поехала в Оптину Пустынь и, поместившись в монастырской гостинице, имела утешение ежедневно видеть старца и принимать у него благословение.

Однажды пришлось мне войти к старцу, когда у него никого не было, и, видя его тяжкие страдания, заплакала и сказала ему: “Батюшка, на кого вы оставляете меня, кому поручаете?” Тогда умирающий старец, подняв руки к образу Казанской Божией Матери, торжественно сказал: “Вручаю тебя покрову и заступлению Царицы Небесной – Ей тебя поручаю!” Вскоре после этого старец скончался, и какая же это была дивная кончина! Старец как бы уснул сном праведника. Погребение было торжественное и походило более на перенесение мощей, нежели на обыкновенное погребение.

Схоронивши старца, возвратилась я в Белёвский монастырь, куда перешла собственно для того, чтобы иметь возможность чаще пользоваться советами своего духовного руководителя, и, лишившись его, стала сильно скучать на новом месте, где я никого не знала и не могла еще свыкнуться с порядками городского монастыря. По прошествии сорока дней со дня кончины старца решилась я просить известного своею высокою жизнью отца иеросхимонаха Амвросия[21 - Речь идет о преподобном Амвросии Оптинском, который был духовным отцом м. Аполлинарии после кончины о. Антония.] принять меня в свое духовное руководство…»

Впереди у м. Аполлинарии будет еще целый ряд российских обителей, побывает она и на Украине, и в Белоруссии. И уже на склоне лет станет во главе Осташковского Знаменского монастыря (1892–1895). И до конца дней своих вспоминать будет старица годы юности, проведенные под мудрым руководством великого Оптинского аввы Антония, свою первую обитель – Зосимову пустынь, ее игумению-подвижницу Веру (Верховскую), бережно сохраняя письма дорогого батюшки, благословившего полвека назад ее, Анну Сергеевну Банину, барышню из Спасского, на иноческий путь.

«Помяните убогую Нектарию…»

Письмо из Гориц

Слово его, как устное, так и письменное, по свойству своему простое, мягкое, всегда было растворено духовною солию и отличалось особенною какою-то меткостию и своеобразною выразительностию и силою; и часто в простой или даже и шутливой форме содержало высокое назидание.

    Иеромонах Климент (Зедерголъм), 1868 г.

Горицкий Воскресенский монастырь в Кирилловском уезде[22 - В прошлом – Новгородской губернии, ныне – Вологодской области. С 1995 г. в монастыре возобновлена монашеская жизнь; ведутся восстановительные работы.] находится в 6 верстах к западу от г. Кириллова. Он расположен на довольно живописной местности на левом гористом берегу реки Шексны. Основан в 1544 г. вдовой удельного князя старицкого Андрея, Ефросинией, в иночестве Евдокией; в этом монастыре жила и невестка ее, супруга князя Владимира Андреевича, Евдокия; обе они по приказанию Ивана Грозного были утоплены в Шексне и затем погребены здесь с подобающим почетом. Вообще Горицкая обитель была в древнее время местом ссылки и в этом отношении представляет значительный исторический интерес. В конце XVI в. здесь жила некоторое время царица Дарья. В 1606 г. сюда была сослана с пострижением в иночество царевна Ксения, дочь Бориса Годунова. В XVII веке здесь же проживали в ссылке княгиня Елена Масальская и княгиня Анна Хилкова, а в XVIII в. – Варвара Арсеньева.

Храмов три: в честь Воскресения Христова, в честь Святой Троицы и во имя Иоанна Предтечи. В Воскресенском храме обращает на себя внимание шитая золотом плащаница, присланная сюда императором Александром I. К числу святынь относятся местночтимые иконы Смоленской Богоматери, великомученицы Екатерины и царевича Димитрия.

Монастырь многолюден. Управляется игуменией.

Летом по Шексне ходят пароходы; пристань Горицы у самого монастыря. (Православные русские обители. СПб., 1910 г.)

* * *

Предисловие оптинского иеромонаха Климента (Зедергольма) к подготовленному изданию писем старца Антония (Путилова) помечено 9 марта 1868 года. А ровно через год из московской Синодальной типографии, что на Никольской улице, вышел довольно объемистый том старческих писем – общим числом 314. Из множества писем, которые батюшка отправлял в пустынные Горицы, к подвизавшейся там «возлюбленной сроднице» – монахине Нектарии (Великосельцевой), в изданное собрание попало только одно. Но и в нем преподанное старцем назидание – на пользу и душ наших.

Что касается самой сродницы, батюшкиной горицкой племянницы – «убогой Нектарии», то, конечно же, она своих писем не издавала. И, тем не менее, одно из них попало в поле нашего любознательного зрения, и вот каким образом.