– Их дело рожать, мы это не умеем, а наше дело святое – постирать своему ребенку пеленки. – И Алексей очень проникся, что стирать проще, чем рожать.
Раз в три дня я кипятила одну порцию пеленок, считая, что так, по кругу они все раз в две недели попадут под настоящую стирку.
Я была связана ребенком, и если кто-то хотел пообщаться, то шастали ко мне. Вдвоем с Алешкой мы могли погулять только по выходным, когда приезжала мама, и то не надолго, ведь я кормила. Молока было много, я сначала сдавала на молочную кухню, а потом отдавала молоко Алешкиному приятелю, у которого родился сын, так что у Кати есть где-то молочный брат.
Я сцеживала молоко на одно кормление, и мы уматывали, в основном, в кино, телевизора не было.
Как-то ждали автобуса, всего было шесть номеров автобусов на этой остановке. А мы опаздывали. Видим, показался в конце улицы автобус.
– По закону бутерброда…
– Нет, – возразила я мужу, – закон бутерброда действует, когда 50 на 50, а сейчас должен действовать закон удачи. – И закон удачи действовал, номер автобуса был наш, и мы успели в кино.
Возвращаясь, мы иногда бродили по плохо освещенным улицам, тогда не было такой яркой рекламы, как сейчас, зато было больше тусклых фонарей, а на неоновых вывесках часто не хватало одной, а то и двух букв.
Мы шлепали по лужам в сумерках плохо освещенных улиц под мелким осенним дождиком, я разглядывала светлые витрины магазинов, манекены, покупала мысленно себе и Алешке красивую одежду или критиковала то, что было выставлено. Как-то раз, рассматривая манекен, я сказала Алексею:
– Посмотри, у нее кисти рук даже тоньше, чем у меня, а красиво смотрится.
– Это оттого, что она не шевелится, просто стоит, – быстро ответил муж. Непонятно было, шутит он или даже не замечает двойного дна своих выводов.
Часто приезжала Ирина, и мы играли с ней в преферанс на кухне, уложив малышку спать. После замужества и родов мы с Иришкой встречались реже, в ее рассказах стали мелькать другие имена, Аня Мовшович, с которой она отдыхала летом после пятого в спортлагере, Галка Чуй, которая пришла на ту же базу, что и Ирина, и училась на курс моложе.
Ирка жаловалась на стареющую бабушку:
– Если бы я не выросла в этой квартире, где меня очень хорошо знают, то бабка точно опозорила бы меня перед людьми. Ходит и жалуется соседям, что я ей вилки под бок подкладываю.
Как-то к Ирине пришла Галка Чуй, а в углу стояло ведро с водой, и рядом веник. Бабка посмотрела на ведро, явно надо убрать, взялась за ведро и говорит Галине:
– Ирочка придет с работы, помочит веник в ведре и хрясть, хрясть меня веником по лицу.
Рассказывая, Ирина снова смеется, снимает очки и вытирает слезы, веселая жизнь.
А Катенька в это время спит, или мы думаем, что спит, а она пакостит. Опрокинула на себя бутылочку с чернилами, потянула за скатерть, и бутылочка вылилась прямо ей в кроватку, устроила нам переполох.
Приезжали и Григорьевы посмотреть на нашу дочку, Дианка сунула малышке палец, любила она, когда детки за палец цепляются. Навещала меня Ленка Жулина, помню, мы с ней гуляли в парке, потом варили кисель. Я спросила Лену:
– Ты варила хоть раз в жизни кисель?
– Нет, но теоретически я помню, что надо делать.
– Теоретически и я знаю.
Я взяла чайную ложку крахмала, смешала с водой и бросила в ягодный отвар, помешала, помешала, никакого толку. Взяла еще чайную ложку крахмала, смешала с водой, опять помешала, опять ничего, никакого загустения, и на третий раз тоже самое.
– Странно, – сказала Ленка, – мама вроде то же самое делает, но у нее густой кисель.
– Не судьба, – вздохнула я, – будем компотом пить.
И выпили, две молодые женщины с высшим образованием, не умеющие сварить кисель.
А позднее я всё же прочла в поварской книге: «Две-три столовых ложки крахмала на один литр отвара, размешать и т.д.». Долго бы мы с Леной по чайной ложке бразгались, пытаясь сварить полную кастрюлю киселя.
Приезжала Люся, то ли с Сашкой, то ли одна, уже не помню. Наталья Зуйкова с Ингой Гавриловой были у нас при бабушке, а может бабушка попозже еще приезжала, тогда я и нарисовала ее портрет. Приезжала Милка Хачатурова, в общем, среди нашего окружения я родила первой, и народ ехал ко мне посмотреть на девочку и на то, как это бывает. Мы с Алешкой жили одни, без старших, к нам можно было забежать в любое время, и друзья забегали.
В ноябре Ирина, отмечала свои 25 лет, устроила грандиозный день рождения. Собрать друзей у себя в комнатке она не могла, снимать в кафе было не по карману, выручила ее одноклассница, чьи родители уехали отдыхать и разрешили Ирке погулять у них на квартире. Не помню, в какой части Москвы это было, помню только темноватую, хорошо обставленную квартиру и просьбу Ирины быть осторожными с дорогой посудой.
Была наша группа и девчонки с курса, Динка, Наташка Анохина, обычный состав, свой студенческий круг. Запомнилось оно хорошо, потом долго так не гуляли, не орали песни. Алешка с Пашкой Лебедевым сидели рядом и так нагрузились, что мы с Лялей не знали, как их домой доставить.
Катя пустышку не сосала, я пыталась ей засунуть, но она выплевывала, а потом, вдруг, с четырех месяцев стала сосать два пальца на правой руке, указательный и средний. Уложу ее в кроватку, Катя повернется на бочок, засунет пальчики в рот, чмок, чмок и уснула, а я подойду и осторожно пальчики изо рта выну.
На очередном приеме у врача я пожаловалась, что дочка стала сосать пальцы. К тому времени старая врач, та самая, которую я пыталась довести до инфаркта, объясняя, как я кормлю месячного ребенка, от нас ушла, и к нам назначили молоденькую девчонку сразу после мединститута. Услышав, что Катя сосет пальцы, она сказала со смешком:
– Подумаешь, у меня брат в институте учится, как задумается, так палец в рот засунет.
Так всё и осталось, Катя быстро с пальцами во рту засыпала, я и не боролась против этой вредной привычки, а когда в год спохватилась, было уже поздно, все мои попытки оказались тщетными. И горчицей пальцы мазала и даже раствором хины, и всё зря. Недавно старшая внучка сказала мне:
– Мама как задумается, сидит и пальцы сосет.
В начале декабря к нам пришел в гости приятель Алешки по ЦНИИМаш Юрка Подгузов. Сидим за столом, выпиваем, а тут Катя начала тужиться.
Я вскочила, подняла ножки и убрала пеленку, Катя пачкала таким образом только клеенку, которую потом легко было мыть.
Глядя, как вылезает желтая колбаска, нисколько не смутившийся, тогда еще бездетный, Юрка так охарактеризовал процесс:
– Ну, прямо как паста из тюбика.
Подгузов окончил мехмат Московского университета, сам был из Ржева, прекрасно играл в шахматы, был кандидатом в мастера и успевал в обеденный перерыв обыграть в блиц сразу четверых, пятерых своих товарищей за раз. Внешность у него была яркая, смуглый брюнет, может, и не красавец, но всегда заметишь в компании, а если не заметишь и не увидишь, то обязательно услышишь. Имел петушиный характер, хвастлив был и задирист, наверное, и по сей день такой же, только его портило, что после перенесенного в детстве полиомиелита он волочил одну ногу и остался небольшой тик в лице, к которому я быстро привыкла и не замечала. Увечье не мешало ему даже драться, как рассказывал Алешка, используя костыль как холодное оружие.
Любитель поговорить, он встретил в Криминском хорошего слушателя, а Алешку привлекали в нем, я думаю те черты, которых он сам был лишен: энергия и напор, способность быстро принимать решения, а не мучиться каждый раз, когда надо действовать, как это было и есть у Алексея. Они подружились и одно время часто виделись не только на работе, но и в свободное время, они вдвоем и еще Юрка Колюка, тоже с мехмата, но совершенно другого плана человек, тихий, из разряда тех тихонь, про которых бабушка любила приговаривать «в тихом омуте черти водятся». Но Колюка покажется на моем горизонте немного позже, пока я с ним не знакома, а знаю только Подгузова, еще по проживанию в Подлипках в мужской общаге. Как раз тогда, когда мы жили осенью 69-го года в Подлипках, во время отсутствия Пономарева, Подгузов и женился, и сам потом рассказывал про свою стремительную перемену жизни:
– Мы так познакомились и поженились, что с нас роман можно писать.
Его жена, Людмила, была родом из Томска, и они познакомились в аэропорту в ожидании самолетов, знакомы были всего день, понравились друг другу и разъехались, обменявшись адресами. Он не написал, зато написала она и упрекнула его:
– Быстро же ты меня забыл.
Он ответил, завязалась переписка, а спустя несколько месяцев она к нему приехала, они сошлись и сыграли свадьбу.
– Я женился на ней за смелость, – сказал он.
Человек решительный, он ценил решительность и в других, у Людмилы никого до него не было, а он мог оказаться и пустозвоном, развлечься и бросить, а вот они прожили всю жизнь, двое сыновей у них.
Женился Юрка, как и большинство парней из мужской общаги, без всяких перспектив на жилье, и их молодая семья, как и мы, повисла в воздухе, и пока беременная Людмила жила у его родных в Ржеве, Юрий пытался как-то устроиться, чтобы поиметь квартиру.
Наше воздушное существование на чужой, наёмной квартире было для него устроенной жизнью, так как я имела доход в виде стипендии, и папа мне помогал, вот мы и могли выкрутиться финансово, а им рассчитывать было не на что, и Людмила пребывала во Ржеве, у его родителей.
Юрка был весел, полон оптимизма, особенно после пропущенной с Криминским пары рюмок, но проскальзывало, что он скучает по жене. Я вспомнила как в их медовый месяц, Алексей зашел к ним, пригласить куда-нибудь пройтись вчетвером, и осторожно спросил у Люды, как ее впечатления от Москвы, от Подлипок, где они побывали, что видели.