Велики Великие. Юбилейные хроники в новом прочтении

Зачем я жил, для какой цели родился.

    (М. Лермонтов)

«Неведомый избранник» – так назвал себя в одном из стихотворений сам Михаил Юрьевич Лермонтов[24 - Ссылки на цитирование произведений М.Ю. Лермонтова в тексте приводятся по: М. Лермонтов. Собр. соч. в 4-х т. – М.: Правда, 1986.] – один из загадочных поэтов золотого века русской литературы. Хотя его необыкновенное творчество, мистическая судьба разобраны исследователями и критиками, кажется, по крупицам, и все же… «Океан поэзии» (характеристика данная поэту В.Г. Белинским) хранит еще, похоже, немалые тайны. – Океан! На одну из них указывал опять же сам Михаил Юрьевич, говоря: «Я – или Бог, – или никто!»

И здесь мне хочется немного отвлечься. Но в пределах заданной темы. Есть в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» такой эпизод: разговор двух защитников Сталинграда. Приведу отрывок:

«Гурьев стал рассуждать о том, почему так плохо пишут газетные писатели о войне.

– Отсиживаются, сукины дети, ничего сами не видят, сидят за Волгой, в глубоком тылу, и пишут. Кто его лучше угостит, про того он и пишет. Вот Лев Толстой написал «Войну и мир». Сто лет люди читают и еще сто лет читать будут. А почему? Сам участвовал, сам воевал, вот он и знает про кого надо писать.

– Позвольте, товарищ генерал, – сказал Крымов, – Толстой в Отечественной войне не участвовал.

– То есть как это «не участвовал? – спросил генерал.

– Да очень просто, не участвовал, – проговорил Крымов. – Толстой ведь не родился, когда шла война с Наполеоном.

– Не родился? – переспросил Гурьев. – Как это так, не родился? Кто же за него написал, если он не родился? А?»…

Можно улыбнуться наивности и даже невежественности генерала Гурьева, а можно и удивиться, задуматься.

Михаил Юрьевич Лермонтов свое «Бородино» – этот гимн богатырям России, сынам Отечества, написал, тоже, не будучи участником Бородинского сражения: он родился два года спустя после этого эпохального события.

И как же он, неучастник, создал произведение, вошедшее в школьные хрестоматии, которое Лев Толстой считал горчичным зерном, из коего выросло исполинское древо – «Война и мир»?

Вопрос? – Еще какой. Тут одной гениальностью творца не объяснить совершенного. Гений – искра Божья. Искра. А тут пламя. А что, если оставить предположение и взять факт. И опять творение Михаила Юрьевича, его стихотворение «Ангел», написанное чуть ли не в детском возрасте. Не всем этот дар дается, хотя в Святом писании сказано: детям принадлежит царство божие. Ангел, явившись к нему, оставил поэту особенное нечеловеческое зрение. Итак:

По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел.
Он пел о блаженстве безгрешных духов.
Под куполом райских садов,
О Боге великом он пел и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятия нес
Для мира печали и слез.

Для спасения грешного «мира печали и слез» более двух тысяч лет назад послал на землю Всевышний Сына своего Иисуса Христа. Послал проповедовать новый нравственный закон – закон не мести, а любви. Так, возможно, и Лермонтов – посланник небес? Или, как говорят сейчас, ИДО – неопознанный духовный объект? Если так, то все понятно. Дух Божий витает, где хочет. Ему несложно заглянуть за горизонт, хоть спереди, хоть сзади.

И что примечательно, современник, лично знавший Лермонтова, «неистовый Виссарион» (Белинский – А.К.), толкуя о жгущем сердца людей слове поэта, написал это слово (правда, произошло сие в частном письме) с заглавной буквы[25 - См.: В. Белинский. Собр. соч. в 9 т. – М.: Художественная литература, 1989.]. Так, как оно пишется в Евангелии от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово это было у Бога, и Слово это было Бог»[26 - Библия. – М.: Российское библейское общество, 2005.].

Еще одно наблюдение. В святом писании постоянно встречается число четыре. «На четвертый день пророк Иона был выпущен из чрева кита…»[27 - Там же.], куда попал за противление Богу. Лазарь был воскрешен Христом на четвертый день после смерти. Христос в притче предписывает ухаживать за бесплодной смоковницей три года и только на четвертый, если она не принесет плода, срубить ее.

И, вообще, не мною отмечено, что в свете библейской мистической истории всему человечеству предоставлен четырехкратный выбор духовного пути. Несколько раз Господь предупреждал нас об этом. Он поселил первых людей в Раю. Они согрешили. В поте лица добывать свой хлеб отправил Господь их на землю. Люди грешили – за это всемирный потоп. Но и Ноев ковчег. Пришел с благочестивыми заветами Авраам – люди грешили. Явился с Новым заветом Сын Божий – Иисус Христос. Люди продолжают грешить. Что же будет дальше? – Страшный суд.

Тогда я понял: млечный путь
Не для людей был сотворен!…
Мы канем все, наш след сотрется
Таков наш рок. Таков закон.

    (Отрывок)
И это уже Слова Лермонтова. И это им будут написаны величайшие пророческие произведения, такие как: «Герой нашего времени» и «Мцыри». В «Герое…» – вершинном своем творении, Лермонтов осуществил мучительное вживание в душу человека, страдающего смертельной болезнью – неверием.

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

    («Пророк»)
Пропитанный горькими противоречивыми чувствами, выраженными в собственном, приведенном выше стихотворении «Пророк», пишет Лермонтов историю Печорина. Четыре раза, как человечество в Библии, оказывается разуверившийся во всем человек в ситуации выбора жизненного пути. Столько же раз искушал он Бога, провоцировал его. Четырежды ему прощалась гордыня. Но получил в конце все-таки то, что искал, отказавшись от благого Божественного промысла. Он, «…возвращаясь из Персии, умер». Воздалось по вере его. Точнее неверию.

Четырежды становится на краю гибели и Мцыри[28 - Мцыри умер. Да, за пределами времени поэмы, но монолог – это его предсмертная исповедь.]. Но он, в отличие от Григория Печорина, не стал искать искушения, а слился в со-работничестве со Всевышним. Жив.

И что же из всего этого следует? А не то ли, что запредельно гениальные творения Лермонтова есть ничто иное, как воплощение воли Господа нашего напомнить устами своего избранника еще раз людям: их путь во Христе!

Оклеветанный молвой

Михаил Лермонтов – «поэт сверхчеловечества… поистине космического масштаба» (по выражению Д. Мережковского[29 - Д. Мережковский. М.Ю. Лермонтов поэт сверхчеловечества. – М.: ЭКСМО, 2002.]) в земной жизни, как сильнейшая вибрация, рождал вокруг себя вихри. И не только святого толка. Словно щепотка соли на рану, раздражал он греховное общество. Страдал, исцеляя душу невыносимой болью. Как человек, пока не требовал его к священной жертве Апполон, в метанья суетного света он был погружен с головою. Что позволило многим, демократического покроя, исследователям, представлять его как глашатая революционно-настроенного поколения, которому, по словам А.И. Герцена, «совершеннолетие пробил колокол, возвестивший России о казни Пестеля и коронации Николая I»[30 - См.: В. Белинский. Собр. соч. в 9 т. – М.: Художественная литература, 1989.].

В 1837 году, считается, произошел духовный переворот Лермонтова. Тогда свет увидел и услышал его произведение. «Смерть поэта» (Пушкина – А. К.).

Реквием по гению России, с которым Михаила Юрьевича в жизни судьба так и не свела, хотя народная молва тесно их сблизила, «призывом к революции» называли это стихотворение. Об этом пишет, кстати, известный советский писатель, один из лучших исследователей творчества Лермонтова, обладающий редким даром рассказчика, Ираклий Андронников[31 - Ираклий Андронников. Лермонтов. Исследования и находки. – М.: Художественная литература», 1977.]. Между прочим, как оказалось, – не дальний родственник Михаила Юрьевича.

Не спорю, духовный переворот в развитии поэт пережил именно в ту пору. Стихотворение «Смерть поэта» начинается желчным обвинением миру и даже… Богу. Чем тебе не революционер! Но… Многие почему-то не хотят видеть, что Михаил Юрьевич бросает обвинения даже и самому Пушкину, несмотря на то, он его просто боготворил. Но боготворчество переходит, задумайтесь над этим, в смирение перед Промыслом. А Пушкинский образ перевоплощается в идеального христианина, что, подобно Богу – Сыну, смиренно несет свой крест в этом мире «печали и слез», ставшим таковыми не по вине Творца[32 - Христианство и русская литература. – СПб.: Наука, 1999.].

И прежний сняв венок – они венок терновый,
Увитый лаврами, надели на него…

    («Смерть поэта»)
А чего стоят строки, написанные чуть позже и присовокупленные к главному произведению:

Но есть и Божий суд, наперсники[33 - Есть архаизм «перси» – груди. Наперсник – тот, кто находится у груди. Буквы «т» в этом слове нет, в отличие от «перст» – палец, от него слова наперсток, перстень.] разврата!

    («Смерть поэта»)
Здесь Лермонтов не просто христианин. Он раб Отца небесного, свободный от мирского бремени.

Вскоре появляются стихи, прямым образом связанные с художественным богослужением поэта. Это и «Ветка Палестины», и «Дума», и «Поэт», и самое светлое, самое тонкое его творение – «Выхожу один я на дорогу». Разумеется, это не весь список.

Земная жизнь нанесла ощутимый урон стоянию на камне христовой веры, вообще-то, обоим поэтическим гениям России. Пушкину даже больше. Но провиденью было угодно вернуть их в божественное лоно. Говорят, они ушли из жизни преждевременно. Но ведь так же «преждевременно» ушел из жизни земной и сам Христос. Они ушли, вернее, их взял обратно Господь, как только выполнили они свою миссию. Лермонтов стрелялся на дуэли и до Мартынова. Кстати, на той же самой Черной речке, что и Александр Сергеевич. Богу угодно было, чтобы тогда он остался жив. Он погибнет на Кавказе, мгновенно, не мучаясь, не разрядив своего пистолета.

У Пушкина случай другой. Он хотел убить Дантеса. Стрелял в него. Но поэту было даровано свыше право духовного примирения с врагом. «Требую, – сказал Александр Сергеевич перед кончиною П.А. Вяземскому, – не мстить за мою смерть. Прощаю ему (Дантесу – А.К.) и хочу умереть христианином»[34 - А. Ринштейн. С секундантами и без… – М.: Грифон, 2010.].

Воистину: люби врагов своих личных, гнушайся врагов Отечества, презирай врагов Божиих. И тогда, как пишет известный публицист, мой товарищ, академик Академии российский литературы Геннадий Пискарев[35 - А. Киселев, Г. Пискарев, В. Злобин. Я с миром общаюсь по-русски. – М.: Природа и Человек, 2002.]:

Меркнет ада кромешное рвенье
И ликующий взгляд Сатаны.