Единичные и множественные преступления

Здесь возникает интересный вопрос: считается ли оконченным длящееся преступление в промежуток времени от юридического до фактического его окончания? Вроде бы вопрос поставлен некорректно: ведь если преступление длится во времени как оконченное, то в любом временном отрезке данного интервала оно должно признаваться оконченным. Однако не все так очевидно. Например, лицо длительное время хранило оружие и затем выбросило его – оконченное здесь преступление или нет, признавать факт освобождения от оружия криминально незначимым, поскольку до этого хранение оружия уже было окончено, или деятельным раскаянием, также связанным с оконченным преступлением, или добровольным отказом, т. е. неоконченным преступлением. В теории нет однозначного решения указанных вопросов. Так, некоторые ученые признают, что сообщение правоохранительным органам о готовящемся или совершенном преступлении после юридического окончания преступления признается деятельным раскаянием.[177 - Бушуев И. А. Ответственность за укрывательство преступлений и недоносительство. М., 1965. С. 91; Хабибуллин М. X. Ответственность за укрывательство преступлений и недоносительство по советскому уголовному праву. Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1984. С. 60.] Мы знаем, что недонесение сегодня преступлением не является, тем не менее сам факт предложенного толкования длящегося преступления настораживает, поскольку при такой точке зрения в длящихся преступлениях нет места добровольному отказу: до того момента, когда лицо не могло сообщить, нет ответственности в связи с отсутствием недонесения вообще, а с момента получения возможности сообщить об имеющихся сведениях возникает уголовная ответственность в связи с окончанием преступления, т. е. лицо не может быть освобождено от уголовной ответственности после юридического окончания преступления. В этом ощущался элемент социальной несправедливости: все-таки лицо сообщило в надлежащие органы о преступлении до того, как там узнали о нем. И не случайно многие ученые предлагали освобождать от уголовной ответственности таких лиц.[178 - Бушуев И. А. Указ. соч. С. 92 и др.]

Разумеется, вполне приемлема зависимость определения момента юридического или фактического окончания длящегося преступления от специфики конкретного вида преступления. Но на этом влияние особенности вида преступления должно закончиться, поскольку в дело вступают жестко однозначные уголовно-правовые категории: юридическое и фактическое окончание преступления. Правовое значение интервала между ними должно быть одним и тем же для всех длящихся преступлений, потому что оно заключается лишь в следующем: юридическая оконченность преступления продолжается во времени до момента его фактической завершенности. Временной промежуток между юридическим и фактическим окончанием длящегося преступления не изменяет характера данного преступления, оно остается юридически оконченным и как таковое должно быть квалифицировано в течение всего временного промежутка.

Что же нужно сделать для восстановления социальной справедливости? Видится два пути: 1) признать оконченным длящееся преступление с момента юридического окончания преступления и соответствующую возможность деятельного раскаяния в интервале между юридическим и фактическим моментами окончания его, выделив две разновидности деятельного раскаяния – смягчающего и исключающего уголовную ответственность; недостатком подобного является приравнивание правовых последствий деятельного раскаяния к правовым последствиям добровольного отказа, хотя указанное и имеет законодательную основу (примечания к ст. 64, 218 и др. УК РСФСР, ст. 75 УК РФ); 2) признать оконченным длящееся преступление с момента фактического окончания его и соответствующую возможность добровольного отказа на протяжении всего временного промежутка между юридическим и фактическим окончанием преступления со свойственными ему правовыми последствиями. С точки зрения существующей теории более приемлемо второе. Дело в том. что с юридическим окончанием длящееся преступление в целом не может быть признано оконченным. «Состав преступления по ст. 190 УК РСФСР является осуществленным с момента невыполнения обязанности сообщить о преступлении, если у субъекта была реальная возможность это сделать. Окончание преступления – явка с повинной, привлечение виновного к ответственности».[179 - Курс советского уголовного права. Т. 4. Л., 1978. С. 392.] Здесь много спорного и неясного: что такое «осуществленный» состав, возможен ли добровольный отказ и в чем он будет заключаться (коль скоро есть временной промежуток между «осуществленностью» и окончанием преступления, возможно и прекращение виновным преступной деятельности по собственной воле) и т. д. Очевидно же одно: окончание преступления связывается с фактическим, а не с юридическим окончанием. Сказанное подтверждается и тем, что давностные сроки начинаются именно с этого момента.

Следовательно, длящееся преступление считается оконченным тогда, когда воедино сливаются юридическое и фактическое окончание преступления (для хранения оружия – когда оружие изъято у виновного правоохранительными органами и т. д.). Таким образом, прекращение деятельности по воле самого лица до такого слияния есть добровольный отказ, тем более, что и последствия (освобождение от уголовной ответственности) ему соответствуют.

Настолько ли опасны данные преступления, чтобы исключать по ним давность привлечения к уголовной ответственности, если при совершении убийства (ст. 105 УК РФ) – самого опасного преступления по действующему законодательству, давностный срок привлечения к уголовной ответственности исчезает при обычных условиях через 15 лет после совершения преступления? В такой ситуации можно было бы пойти по элементарному пути и оговорить особые условия применения давности привлечения к уголовной ответственности относительно длящихся преступлений, однако это было бы полумерой, поскольку сроки окончания имеют значение и для других институтов уголовного права. Поэтому, думается, законодатель должен специально оговорить момент окончания длящихся преступлений, в том числе в их бессрочном варианте.

Естественны сомнения в необходимости и приемлемости подобного. Главное из них заключается в том, что возможность ограничения каким-либо сроком фактически незавершенного преступления противоречит принципам уголовного права вообще, что не может уголовное право искусственно признавать какое-то преступление оконченным, если оно не окончено.

Во-первых, это вовсе не так. Если законодателю нужно, он превращает ту или иную неоконченную деятельность в оконченное преступление, создавая условно оконченные преступления в законе. Ведь не случайно закон регламентирует преступления с формальной или усеченной диспозицией (формальными или усеченными составами). В этом смысле мало чем будет отличаться от подобного и ограничение определенным сроком длящегося преступления.

Во-вторых, предложенный подход ничуть не противоречит принципам уголовного права. Вернемся к тому же дезертирству. Если мы признаем моментом окончания истечение призывного возраста, то нет никакого социального смысла для ожидания в течение нескольких десятилетий окончания преступления (для рядовых призывной возраст истекает в 50 лет), а затем еще несколько лет ожидать истечения давностного срока и уже после – применять ст. 78 УК РФ (это называется «на пенсию с чистой совестью»). Однако очевидно в данной ситуации то, что существующее в первые годы после совершения первого акта длящегося преступления преступное состояние поведения лица уже через несколько лет теряет социальную остроту. То же самое дезертирство через несколько лет после оставления части и объективно, и субъективно становится неактуальным для общества, как неактуально убийство по истечении 15 лет, прошедших после его совершения. Мы можем жить эмоциями и всплескивать руками: «Ах, убийство; искать убийцу до самой его смерти», однако закон твердо установил: коль скоро прошло 15 лет после содеянного, отыскание виновного и наказание его теряет социальный смысл, естественно, при соответствующих условиях. То же самое необходимо сказать и по отношению к длящимся бессрочно преступлениям. Мы должны оставить эмоции в стороне и не менее твердо заявить: человек, хранивший в течение 5–7–10 лет у себя дома гранату и не использовавший ее, или человек, носивший столько же времени оружие и не применивший его для причинения вреда, – добропорядочные граждане, и общественную опасность не представляют ни они сами как личности, ни их поведение. Именно такой подход и гуманен и справедлив, и целесообразен с социальных позиций, а значит, может быть и законен.

В-третьих, при неограниченном сроке длящихся преступлений станет возможной ненаказанность некоторых преступлений, т. е. будет нарушен уголовно-правовой принцип неотвратимости наказания. Например, бандитизм (ст. 209 УК РФ) – это иногда длящееся бессрочное преступление. В то же время в уголовном законе установлена ответственность за его укрывательство (ст. 316 УК РФ). Но общеизвестно, что укрывательством признается только заранее не обещанная деятельность, которая осуществляется после окончания укрываемого преступления. Коль скоро при бандитизме нет срока окончания, постольку невозможно привлечение за укрывательство при его совершении, хотя в действительности такое укрывательство вполне реально. И чтобы разрешить изложенное противоречие, нужно либо исключить из ст. 316 УК возможность укрывательства бандитизма, либо установить срок окончания бандитизма, сохранив тем самым объем законом установленного укрывательства. Первый вариант, на первый взгляд, представляется более простым, снимающим проблему сразу. Однако при таком решении потребуется исключить из статей, регламентирующих укрывательство, все указания на укрывательство длящихся бессрочных преступлений, однако подобное едва ли возможно. Но имеется и второе препятствие для такого решения: оно ставит определенные преграды для будущих законодательных инициатив. Именно поэтому более предпочтителен второй вариант решения проблемы – установление условного срока окончания длящегося бессрочного преступления.

Каким должен быть этот срок? Наличие в законе того или иного срока всегда сложно аргументировать. Однако нам представляется, что при установлении срока окончания бессрочного длящегося преступления можно исходить из сроков снятия судимости для особо опасных рецидивистов, урегулированных УК РСФСР, потому что в их лице мы сталкиваемся с виновными повышенной социальной опасности, повышенного преступного состояния. Коль скоро даже в отношении них, доказавших свою неисправность, судимость могла быть снята после истечения восьми лет с момента отбытия наказания, то в отношении лиц, совершающих длящееся преступление, также находящихся в преступном состоянии и не изменивших ситуацию в сторону ее ухудшения, тем более после истечения, скажем, пяти лет, можно сказать о том, что преступление признается оконченным. Именно с этим моментом должны быть связаны иные институты уголовного права (неоконченная преступная деятельность, деятельное раскаяние, соучастие, давность привлечения к уголовной ответственности и т. д.). Да, это будет еще одна уголовно-правовая условность, но она будет способствовать более точному применению иных институтов уголовного права, более точной квалификации, искоренению ненужных и бесплодных дискуссий в теории и соответствующих ошибок в судебной практике. Ведь не секрет, что каждый преподаватель вуза имеет свой взгляд или избирает одну из понравившихся ему позиций, соответственно, «вдалбливая» ее в сознание студентов и на практике, последние, естественно, как правило, следуют своему кумиру. А если таких позиций по какой-либо проблеме три или пять, то две или четыре из них, по меньшей мере, а может быть, и все они ложны, ошибочны, и эти ошибки теории с необходимостью выливаются в практику, которая становится столь же ошибочна. Увы, но факт: чем больше формализован закон, тем меньше дискуссий по данному поводу, тем меньше ошибок на практике.

При рассмотрении длящихся преступлений можно выделить два их вида: 1) одно оконченное преступление длится во времени, создавая опасное состояние личности, но без повторения опасного действия (побег из-под стражи); такие длящиеся преступления могут совершаться и путем действия, и путем бездействия (неявка в воинскую часть); 2) преступление как действие или бездействие совершается постоянно или систематически, действие или бездействие повторяется само собой (ношение оружия). Эти особенности необходимо учитывать при отграничении от смежных видов единичных преступлений.

Они не особенно заметны при разграничении длящегося и единичного простого преступлений, когда главным отличительным признаком выступает опасное состояние, которого нет в простом единичном, но которое присутствует в длящемся преступлении. Разумеется, в простом единичном отсутствуют и другие признаки длящегося преступления – общая цель и единый умысел.

Особую сложность представляет собой разграничение длящегося и продолжаемого преступления, поскольку и то, и другое являются родственными – они представляют собой сложные единичные преступления. Кроме того, длящиеся и продолжаемые преступления весьма схожи между собой по своим объективным свойствам. Это особенно видно применительно ко второй группе длящихся преступлений, когда виновный совершает ряд связанных между собой действий (ношение оружия) или непрерывно бездействует, ведь в продолжаемом преступлении мы также сталкиваемся с систематичностью взаимосвязанных действий лица. В связи с этим совершенно не случайно Н. Д. Сергеевский называл длящиеся преступления продолжаемыми.[180 - Сергеевский Н. Д. Указ. соч. С. 315.] Сложность разграничения увеличивается еще потому, что и в длящемся, и в продолжаемом преступлениях процесс совершения преступления непрерывен, мало того, он создает преступное состояние (совершение первого акта продолжаемого преступления предполагает обязательное совершение других актов в будущем, что и предопределяет преступное состояние), и то, и другое преступления характеризуются общей целью и единым умыслом. Именно поэтому отличие тех и других достаточно актуально.

Главной отличительной особенностью длящихся преступлений является то, что в них существует идентичность структурных элементов, но есть и другие отличия: 1) в длящемся преступлении непрерывно существует во времени и иногда в пространстве одно и то же деяние; в продолжаемом – только тождественное или однородное, хотя применительно ко второй группе длящихся преступлений, когда систематически совершаются тождественные действия, данное разграничение не действует; 2) в длящемся преступлении действия связаны с одним и тем же предметом (одной и той же совокупностью предметов), в продолжаемом – с различными предметами в каждом преступном акте; 3) в длящемся преступлении способ действия всегда один и тот же, в продолжаемом преступлении разные способы, которые могут быть тождественными, но идентичными – никогда; 4) субъективная сторона в длящемся преступлении призвана отражать именно идентичное поведение, в продолжаемом – только тождественное или однородное; 5) общая цель в длящемся преступлении может быть конкретизированной и неопределенной, в продолжаемом – только конкретизированной. Думается, при применении указанных отличительных признаков проблема дифференциации длящихся и продолжаемых преступлений полностью исчезнет.

2.3. Преступление с двумя последствиями

К сложным единичным теория уголовного права относит и преступления с двумя последствиями. «Разновидностью сложного является преступление, квалифицированное наличием тяжких последствий…».[181 - Малков В. П. Совокупность преступлений. С. 121; Семернева Н. К. и др. Указ. соч. С. 10, и др.] В последующей работе В. П. Малков отказался от них как самостоятельной разновидности сложных единичных.[182 - Малков В. П. Множественность…. С. 16.] В качестве примера обычно приводят ч. 2 ст. 108, ч. 3 ст. 116 УК РСФСР (ч. 4 ст. 111, ч. 3 ст. 123 УК РФ) и другие подобные виды преступлений, в которых наряду с одним последствием наступает и другое. B. C. Прохоров вообще называет их преступлениями с двумя формами вины.[183 - Курс советского уголовного права. М., 1968. С. 268–269.]

Именно поэтому возникает несколько проблем: а) имеется ли в реальной жизни такая разновидность сложного единичного преступления или же в действительности они – суть составные диспозиции; б) круг этих преступлений; в) их наименование.

Первая проблема, представляется, разрешается достаточно просто, поскольку в реальной жизни совершаются преступления, в которых одним действием причиняется несколько последствий (например, ревнивый муж одним ударом дубины или одним выстрелом, взрывом убивает жену и ее любовника). При этом оба вреда могут быть либо тождественными (смерть двух лиц), либо различными (смерть одного и телесные повреждения другого лица). Существенными признаками данной разновидности сложного преступления является то, что, во-первых, совершается одно деяние, а, во-вторых, имеет место причинение двух последствий. Главное в определении данного вида преступления – единство деяния. Сложность в том и заключается, что два последствия наступают от одного действия. Наличие нескольких действий и нескольких последствий с необходимостью приведет к продолжаемому или множественным преступлениям. Наглядным примером подобного выступает умышленное убийство двух или более лиц (п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ), диспозиция которого включает в себя две разновидности единичного сложного преступления: продолжаемого, когда несколькими действиями осуществляется убийство двух или более лиц, и с двумя последствиями, когда убийство двух или более лиц осуществляется одним действием.

Второй существенный признак более очевиден: должны наступить два или более вреда. Сложнее вопрос об объективной связи того и другого вреда с единичным действием, т. е. мы должны отчетливо представлять, что оба вреда причинены одним действием виновного. К сожалению, ни теория уголовного права, ни практика не выделяют этой особенности анализируемого вида преступления. Это просматривается на примере ч. 4 ст. 111 УК РФ, признаваемой единичным с причинением тяжких последствий. Ни один из исследователей не задал себе вопроса: почему обычные повреждения, в нормальных условиях приводящие к тяжкому вреду здоровью, вдруг в тех или иных ситуациях приводят к смерти, а не к тяжкому вреду здоровью. На наш взгляд, таковое может возникать в двух случаях: 1) при наличии каких-либо особенностей организма потерпевшего, о которых знал виновный, но легкомысленно рассчитывал на предотвращение смерти, либо не знал, но должен был и мог предвидеть наступление последствий; 2) при наличии особенностей деяния, когда лишь на поверхностном уровне деяние выглядит как единичное, а при глубоком рассмотрении мы можем увидеть, что все деяние состоит из действий, обычно приводящих к тяжкому вреду здоровью, и дополнительных действий, которые и привели к смерти, но скрыты первыми. Единичные сложные с двумя последствиями возможны только в первом случае, тогда как во втором мы сталкиваемся со множественностью преступлений (несколько действий и несколько последствий) со всеми вытекающими отсюда последствиями. Только в первом варианте правомерно приводить ч. 4 ст. 111 УК как тяжкий вред здоровью, связанный со смертью потерпевшего, в качестве примера единичного сложного с двумя последствиями.

Ко второму варианту можно обоснованно отнести и случаи неосторожного наступления смерти в результате производства незаконного аборта (ч. 2 ст. 123 УК).

Именно поэтому круг единичных сложных с двумя последствиями значительно уже, чем он представляется в теории уголовного права.

Наглядно это видно при анализе вышеизложенной позиции В. С. Прохорова по поводу наименования данного вида сложных единичных преступлений. С одной стороны, преступления с двумя формами вины, как выше было сказано, не все являются единичными сложными с двумя последствиями. А с другой стороны, единые сложные с двумя последствиями не ограничиваются преступлениями с двумя формами вины, они возможны и с одним видом вины (убийство двух или более лиц). Таким образом, можно выделить два подвида единичных сложных с двумя последствиями: а) с одним видом вины; б) с разными видами вины.

Подводя итог сказанному, единичными сложными с двумя последствиями следует признавать только такие преступления, в которых два и более последствия причиняется одним действием виновного при его одном или нескольких видах вины к каждому из последствий.

С продолжаемыми и длящимися преступлениями анализируемый вид преступления схож наличием общности умысла и цели в определенных случаях, а с длящимся дополнительно – и единичностью деяния. Отличие же их состоит в том, что иногда исследуемый вид преступления может совершаться и при нескольких формах вины, кроме того – отсутствием преступного состояния виновного.

Раздел II

Множественные преступления: понятие и элементы

Глава 1

Понятие множественности преступлений

Важным показателем общественной опасности лица, совершившего преступление, наряду с другими факторами является количество совершенных им преступлений. Единичное преступление характеризуется одним уровнем опасности, повторяемость преступлений свидетельствует о качественно ином уровне общественной опасности. Повышенную общественную опасность совершения одним лицом нескольких преступлений уголовное право фиксировало всегда; это было понятным уже древнейшему уголовному праву. Например, в древнеегипетском праве ложно обвинивший другое лицо в краже осла не подвергался наказанию, но давал клятву: «Если я вновь вернусь к делу, я буду под 100 ударами палками и буду должен ему двух ослов»,[184 - Лурье И. М. Очерки древнеегипетского права XIV–X веков до н. э. Л., 1960. С. 120.] т. е. при повторном ложном обвинении возникало достаточно серьезное телесное и имущественное наказание.

В теории русского уголовного права нам удалось найти первое упоминание о множественности у О. Горегляда: «Стечение преступлений состоит в том, когда несколько ненаказанных еще преступлений одного и того же самого преступника откроются вместе в одном и том же суде или по одному и тому же уголовному делу».[185 - Горегляд О. Опыт начертания Российского уголовного права. Ч. 1. СПб., 1815. С. 86–87.] Как видим, автор говорит о стечении преступлений применительно к одному и тому же преступнику по ненаказанным еще преступлениям при объединении их в одном уголовном деле, т. е. о множественности без судимости. В последующем русское уголовное право уделяло основное внимание разновидностям множественности, но не ее определению.

В советском уголовном праве вопросам множественности преступлений, в том числе ее определению уже уделяется достаточно много внимания. При этом можно встретить совершенно различные определения множественности преступлений от самых кратких до максимально объемных. Так, под множественностью преступлений понимали совершение лицом двух и более (нескольких) преступлений.[186 - Ткешелиадзе Г. Т. Ответственность при совокупности преступлений по советскому уголовному праву: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Тбилиси, 1961. С. 10; Дагель П. С. Множественность преступлений. Владивосток, 1969. С. 1.] Данная позиция была подвергнута критике, поскольку была объявлена неточной в связи с неотражением в ней совершения преступления после погашенной или снятой судимости, после истечения давностного срока, когда имеются процессуальные препятствия.[187 - Малков В. П. Совокупность преступлений. Казань, 1974. С. 9–10; Он же. Множественность преступлений и ее формы по советскому уголовному праву. Казань, 1982. С. 9.] Сразу отметим, что критика явно не по адресу, но об этом несколько позже. Приведем еще одно такое же краткое определение множественности преступлений: множественность – «стечение в поведении одного и того же лица нескольких правонарушений, предусмотренных уголовным законом»,[188 - Фролов Е. А., Галиакбаров Р. Р. Множественность преступных деяний как институт советского уголовного права. Свердловск, 1967. С. 8; см. также: Кафаров Т. М. Проблемы рецидива в советском уголовном праве. Баку, 1972. С. 9.] которое также подверглось критике из-за его нераспространяемости на рецидив.[189 - Малков В. П. Совокупность преступлений. С. 11.] Похожее определение множественности находим и в одном из учебников уголовного права: множественность – это «совершение одним и тем же лицом нескольких правонарушений, каждое из которых расценивается уголовным законом как самостоятельное преступление».[190 - Советское уголовное право. Общая часть. М., 1977. С. 293.] И вновь В. П. Малков критикует данное определение за его якобы общий характер.[191 - Малков В. П. Множественность преступлений… С. 10.]

Из приведенной критики становилось понятным, в каком направлении должно было развиваться определение множественности преступлений, и в теории уголовного права появились уточненные определения. Так, по мнению некоторых авторов, множественность преступлений представляет собой сложное образование, состоящее из преступлений и проявляющееся в одновременном или последовательном совершении нескольких преступлений[192 - Загородников Н. И., Стручков Н. А. Направления изучения советского уголовного права // Сов. государство и право. 1981. № 7. С. 54.] (как видим, данное определение уже может быть распространено и на рецидив). В дальнейшем определения множественности преступлений все более усложнялись. В. П. Малков дает такое определение: «Случаи совершения лицом двух или более преступлений, независимо от того, подвергалось оно осуждению или нет, если при этом хотя бы по двум из них не погашены юридические последствия либо не имеется процессуальных препятствий к уголовному преследованию».[193 - Малков В. П. Совокупность преступлений. С. 11; Он же. Множественность преступлений… С. 12.] Соответственно, данная позиция также была подвергнута критике, поскольку «само определение множественности преступлений формулируется не в виде четкой дефиниции, а путем его довольно сложного и многословного описания».[194 - Владимиров В. А., Криволапое Г. Г. Рец. на кн.: В. П. Малков. Множественность преступлений и ее формы по советскому уголовному праву. Казань, 1982 // Сов. государство и право. 1984. № 2. С. 146–147.] Тем не менее, несмотря на критику, наука уголовного права пошла по пути развернутого определения множественности преступлений,[195 - Панько К А. Вопросы общей теории рецидива в советском уголовном праве. Воронеж, 1988. С. 11; Семернева Н. К., Новоселов Г. П., Николаева З. А. Множественность преступлений: квалификация и назначение наказания. Свердловск, 1990. С. 14 и др.] иногда – весьма занимательного: «Множественность преступлений охватывает такие сочетания двух или более преступлений в действиях одного и того же лица, которые, обладая существенными особенностями, нашедшими отражение в уголовном законодательстве, послужили основанием для классификации их в науке уголовного права»,[196 - Караев Т. Э. Повторность преступлений. М., 1983. С. 24.] хотя и здесь речь идет о совершении одним лицом нескольких преступлений.

Не будем более утомлять читателя перечислением авторских позиций, тем более что основные тенденции изложены: одни авторы дают короткие и лаконичные определения множественности преступлений, другие же стремятся расширить определение до тех или иных пределов, включая в него дополнительные условия; и те и другие друг друга критикуют. Для нас очевидно: чтобы дать надлежащее определение множественности преступлений, следует, во-первых, освободиться в нем от всего лишнего; и, во-вторых, отразить в нем суть множественности преступлений.

Как видим, некоторая часть представителей науки уголовного права под множественностью преступлений понимает совершение одним лицом нескольких самостоятельных однородных либо разнородных преступлений, по двум из которых как минимум не истекли сроки давности привлечения к уголовной ответственности, не погашена или не снята судимость, отсутствуют процессуальные препятствия. В этом плане признано наиболее удачным определение множественности преступлений, предложенное 3. А. Незнамовой: «Сочетание в поведении одного и того же лица нескольких правонарушений, предусмотренных уголовным законом, при условии, что каждый из актов преступного поведения субъекта представляет собой самостоятельный состав преступления, сохраняет уголовно-правовое значение и не имеет процессуальных препятствий для уголовного преследования».[197 - Малков В. П., Шкредова Э. Г. Множественность преступлений // Энциклопедия уголовного права. Т. 3. СПб., 2005. С. 455.] В данном определении, прежде всего, нас настораживает термин «сочетание», который свидетельствует не столько о наличии нескольких самостоятельных явлений, сколько показывает тесную связь между ними, что не всегда характеризует множественность преступлений. Могут возразить, что при множественности несколько преступлений в минимальной степени связаны одним лицом, однако данный элемент выведен в определении за пределы сочетания. Кроме того, в силу отрицательного отношения к составу преступления, мы предпочитаем конкретизировать те виды преступления, применительно к которым возможна множественность преступлений. Мало того, представляется излишним указание на условия существования множественности: не истекли сроки давности, не погашена или не снята судимость, каждый из актов сохраняет уголовно-правовое значение и т. д. Ведь речь идет о множественности преступлений, когда лицо совершает несколько преступлений, определенных законом в качестве преступления и не обремененных обстоятельствами, исключающими наличие преступления, коим нет числа (это и малозначительное деяние, и добровольный отказ, и обстоятельства, исключающие преступность и т. д. и т. п.). В их перечислении при определении множественности преступлений просто нет смысла, поскольку здесь речь идет о наличии преступления, о наличии множественности преступлений, а не об их исключении. Структура и сущность преступления и в законе, и в теории уголовного права жестко обозначены и именно на них должно базироваться определение множественности преступлений. Кроме того, необоснованно в приведенных определениях говорится об однородных либо разнородных преступлениях, поскольку множественность распространяется на любые преступления вне зависимости от того, носят они характер тождественных, однородных или разнородных. И последнее. Совершенно необоснованно вводится в определение множественности преступлений отсутствие процессуальных препятствий для уголовного преследования по нескольким причинам. Во-первых, уголовное право не знакомо с понятием процессуальных препятствий, которое лежит за пределами теории и практики уголовного права. Во-вторых, уголовное право не знакомо с понятием уголовного преследования, в нем просто не должно быть места уголовно-процессуальным категориям. В уголовном праве присутствует понятие уголовной ответственности, которое по непонятным причинам, скорее, в силу стремления к самостийности, было проигнорировано уголовным процессом с изобретением нового понятия уголовного преследования. И кто кого преследует в уголовном процессе, кто за кем бегает, уголовное право беспокоить не должно. Особенности же уголовной ответственности и ее неприменения прописаны в уголовном праве, в соответствии с этим прописано и наличие или отсутствие преступления в тех или иных ситуациях. А именно это нам и нужно при установлении множественности преступлений. В-третьих, уголовный процесс как вспомогательная относительно уголовного права отрасль права, как форма проявления вовне уголовного права, как свод правил действия правоохранительных органов по реализации положений уголовного права не должен содержать в себе никаких препятствий по применению уголовного правовых положений, тем более по пониманию основной уголовно-правовой категории преступления, в том числе – и множественности преступлений. Преступление, множественность преступлений – уголовно-правовые категории, и уголовный процесс не вправе решать вопросы их наличия или отсутствия. Именно поэтому из приведенного расширенного определения множественности преступлений следует исключить все дополнительные условия, которые сущностно не изменяют анализируемое понятие, а лишь затушевывают его. В этом плане мы поддерживаем позицию В. А. Владимирова и Г. Г. Криволапова, изложенную выше.

Что же следует оставить в определении множественности преступлений, в чем сущность данного явления? «Несмотря на имеющиеся разногласия по этим вопросам, большинство авторов справедливо отмечают, что множественность преступлений характеризуется случаями совершения одним лицом двух или более преступлений или нескольких преступлений».[198 - Уголовное право России. Т. 1. Общая часть. М., 1999. С. 257.] К сожалению, Ю. А. Красиков прав; достаточно взглянуть на приведенные выше позиции по пониманию множественности и на некоторые другие.[199 - Мельникова Ю., Алиев Н. Понятие множественности преступлений // Сов. юстиция. 1981. № 12. С. 23; Российское уголовное право. Общая часть. / Под ред. В. Н. Кудрявцеваи А. В. Наумова. М., 1997. С. 215 и др.] Данный подход считает приемлемым и Г. В. Назаренко: «Следует отметить, что имеющиеся в юридической литературе определения правильно раскрывают особенности такого социально-правового феномена, как множественность преступлений».[200 - Назаренко Г. В. Множественность преступлений как проявление системности в уголовном праве // Системность в уголовном праве. М., 2007. С. 289.] Очевидность предложенного понимания сущности множественности преступлений трудно отрицать. Действительно, на поверхностном уровне множественность преступлений и заключается в совершении нескольких преступлений как определенном объективном факторе.

При этом несколько преступлений могут создавать только единичные преступления, т. е. уже рассмотренные единичные простые либо единичные сложные (продолжаемые, длящиеся, с двумя последствиями) преступления в любом их соотношении: только единичные простые, только единичные сложные в тех или иных видах, единичные простые с единичными сложными в различных их разновидностях. Вместе с тем необходимо помнить еще и о том, что вполне возможно существование множественности множества преступлений в тех случаях, когда законодатель уже выделил в диспозиции нормы определенное положение, рассматриваемое в качестве закрепленной в уголовном законе множественности преступлений. К таковым относятся существующие в уголовном законе составные и альтернативные диспозиции. Например, к составным относят изнасилование; совершение нескольких изнасилований создает множественность преступлений, хотя реально все это представляет собой множественность закрепленных в законе множественностей преступлений. В соответствии со сказанным несколько преступлений при их множественности могут представлять собой и смешение единичных преступлений в различном их виде с отраженными в законе множественностями преступлений в различных их разновидностях.

Дело в другом – достаточно ли такого представления о множественности. Ведь изначально институт множественности преступлений подвергался сомнению; многие ученые отрицали необходимость его существования. Н. С. Таганцев привел мнение некоторых ученых (Карно, Шютце, Меркеля, Спасовича), суть которого заключалась в неприемлемости наказывать дважды за одно и то же преступление, которая следовала из учета множественности.[201 - ТаганцевН. С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 2. СПб., 1902. С. 1350.] И на фоне приведенного объективного определения анализируемого института уголовного права они абсолютно правы, поскольку принцип неотвратимости наказаний реализуется в случае назначения наказания за каждое из совершенных преступлений. В этом случае вполне достаточным будет наличие правила установления наказания при совершении лицом нескольких преступлений, не прибегая к понятию и не разрабатывая понятие множественности преступлений, что осуществляло и осуществляет уголовное законодательство до сегодняшнего дня (ст. 69, 70 УК). Именно поэтому множественность преступлений как нечто особенное в уголовном праве можно было исключать еще в XIX в. или не принимать во внимание сегодня.

Однако сущность множественности преступлений гораздо сложнее и богаче по содержанию. Н. С. Таганцев далее пишет: «Мы принимаем во внимание, что прежняя судимость изменяет даже объективное значение деяния, изменяет размер вреда, страха, опасения, выражаемого преступным деянием. Еще более оснований для изменения ответственности усмотрим мы в субъективном элементе: степень закоренелости, привычка к преступлению, определяющая преступную волю и придающая ей особенно опасный характер (здесь и ниже выделено нами. – А. К), являются несомненно обстоятельствами, относящимися к вновь совершенному деянию».[202 - Там же.] На протяжении XIX–XXI вв. большинство ученых обращали и обращают внимание на субъективные характеристики множественности преступлений. Так, В. Д. Набоков, выступая на Копенгагенском международном съезде криминалистов в 1913 г., посчитал необходимым обратить внимание и на субъективные признаки, характеризующие личность виновного (опасные склонности, образ жизни, порочные привычки). Только из соединения объективного критерия (известного числа умышленных преступлений) с субъективным (определенным социально опасным настроением личности) может получиться достаточное основание для дифференциации уголовной ответственности (ради истины отметим, что В. Д. Набоков говорил не об уголовной ответственности, а о мерах безопасности, что пока для нас особого значения не имеет).[203 - Цит. по: Люблинский П. И. Международные съезды по уголовному праву за десять лет (1905–1915). Пг., 1915. С. 131.] Подобное в теории уголовного права звучало и совсем недавно: «При совершении лицом нескольких преступлений, как правило, причиняется больший моральный, физический либо материальный вред обществу и личности, виновный обнаруживает устойчивое отрицательное отношение к интересам государства, общества и отдельных граждан, глубокое укоренение в сознании антиобщественных взглядов и привычек»;[204 - Меткое В. П. Совокупность преступлений. С. 6.] звучит и сегодня: «В данном случае повторное преступление говорит о том, что в сознании преступника укоренились антисоциальные устремления».[205 - Данилин В. М. Множественность преступлений по действующему уголовному законодательству России: необоснованность исключения института неоднократности из УК РФ // «Черные дыры» в российском законодательстве. 2006. № 2. С. 155.]

Тем не менее, несмотря на почти единодушное представление ученых о субъективных элементах множественности преступлений, о взаимосвязанности объективных и субъективных элементов во множественности преступлений, как видим, никто из них не вводит в определение анализируемого института уголовного права данные субъективные элементы, словно для множественности преступлений они безразличны. На самом деле это не так. Совершение множества преступлений свидетельствует о той или иной степени устойчивости отрицательного отношения к обществу, о той или иной степени антисоциальных установок, о той или иной степени возможной или доказанной неисправимости. Данные субъективные характеристики не охватываются виной, существующей применительно к собственно преступлению (прежнему ли, новому ли – все равно), поскольку вина как социально негативное психическое отношение к содеянному ограничена лишь конкретным деянием и конкретным последствием. Но при этом мы должны либо согласиться, либо не согласиться с приведенным выше мнением Н. С. Таганцева о том, что при множественности преступлений субъективный элемент, во-первых, относится к вновь совершенному преступлению и, во-вторых, усиливает опасность воли лица, его совершающего. Не будем здесь говорить о злой воле, приверженцем которой был автор и которая уже подверглась критике.[206 - Бытко Ю. И. Понятие рецидива преступлений. Саратов, 1978. С. 39–43.] По сути, похоже, Н. С. Таганцев был прав. Действительно, только при совершении нового преступления, а точнее – в его совершении проявляются дополнительные субъективные свойства личности, которые усиливают антисоциальную направленность личности, ее отрицательное отношение к обществу и положительное к своему асоциальному поведению. Прежде всего, данные антисоциальные установки создают новые мотивации у лица, совершающего несколько преступлений. Вместе с тем в таком случае мы должны говорить об усложнении вины, степени активности которой за счет увеличения антисоциальных установок резко возрастают. Фактически мы здесь сталкиваемся с суммарной виной, состоящей одной частью в психическом отношении лица к собственно новому преступлению (в обычной вине), а второй частью – в дополнительном психическом отношении к системе собственного поведения, включающей в себя ряд совершенных преступлений, в психическом отношении к собственно множественности преступлений. Указанный дополнительный элемент суммарной вины определяет степени активности предвидения лицом возможности совершения новых деяний и наступления новых последствий (степени желания, степени сознательного допущения и т. д.), зависящие от той или иной разновидности множественности. От данной усложненной вины уголовное право абстрагироваться не может. Дополнительный элемент суммарной вины должен быть воспринят и всегда используем при множественности преступлений судебной практикой и отражен в законе. Именно поэтому определенные субъективные характеристики следует дополнительно ввести в определение множественности преступлений.

Существование в определении множественности преступлений объективного и субъективного элементов максимально точно отражает характер анализируемого явления.

Отсюда можно установить признаки множественности преступлений: а) совершение двух или более преступлений; б) данные преступления могут единичными или закрепленной в законе множественностью преступлений; в) единичные преступления могут быть простыми или сложными; г) заключенная в законе множественность преступлений может быть отражена в составных или альтернативных диспозициях; д) различные степени социальной запущенности и возможной или реальной неисправимости личности виновного; е) усложненная степень вины. Соответственно, множественностью преступлений следует признавать совершение лицом нескольких единичных преступлений либо преступлений, представляющих собой отраженную в законе множественность, в различном соотношении тех и других, свидетельствующее о той или иной степени устойчивости антисоциального поведения, о соответствующем усилении степени активности предвидения лицом возможности совершения новых преступлений и наступления новых последствий, о степени социальной запущенности либо возможной или доказанной неисправимости лица.

Непосредственно в уголовном законе понятие множественности преступлений не определено, оно введено в оборот наукой уголовного права, хотя проектом УК было предложено выделить главу о множественности преступлений с соответствующим наименованием ее. Однако законодатель по этому пути не пошел, не исключено, из-за недостаточно ясного представления о множественности, что подтвердил впоследствии Федеральный закон 2003 г., исключивший неоднократность как вид множественности и изъявший определенные квалифицирующие признаки из Особенной части УК.

На наш взгляд, законодатель должен вернуться к данной проблеме и все-таки выделить в УК главу о множественности преступлений, возможно, с предложенной нами формулировкой. Считаем, что указанное довольно широкое определение множественности преступлений не является недостатком, поскольку оно и должно включать в себя, во-первых, обобщенные характеристики преступлений, составляющих несколько преступлений, и, во-вторых, обобщенные характеристики субъективных элементов множественности, без которых множественность как институт уголовного права бессмысленна.

Социальный смысл множественности преступлений состоит в том, что она позволяет дать не только объективную оценку общественной опасности преступных действий, но и установить степень общественной опасности личности виновного, соответственно решать вопросы уголовной ответственности виновного с учетом не только совершения им нескольких преступлений, но и с учетом личностных характеристик виновного, чего требует ст. 60 УК. Множественный характер преступлений указывает на ту или иную степень устойчивости антиобщественной установки и значительную глубину укоренившихся криминогенных свойств личности преступника, а значит, и на большую степень вероятности продолжения им преступной деятельности.

Повышенная опасность множественности преступлений и лица, виновного в их совершении, учитывается судом при решении вопросов уголовной ответственности в направлении ее ужесточения. Однако применяемая в этом случае мера воздействия не только является арифметической суммой лишений, которые положены виновному за каждое преступление, но также исходит из единой оценки всей совокупности деяний во взаимосвязи с данными о личности виновного и с учетом конституционного принципа о недопустимости повторного осуждения за одно и то же преступление (см. ст. 50 Конституции РФ, ч. 2 ст. 6 УК). Практически невозможно поставить под сомнение совершенно обоснованный принцип недопустимости повторного осуждения за одно и то же преступление (хотя в советском уголовном праве это оспаривалось; в ч. 3 ст. 5 УК 1960 г. речь шла о возможном смягчении или исключении наказания в случаях совершения лицом преступления и отбытия им наказания за границей); нельзя дважды наказывать за одно и то же преступление. Соответственно, правы авторы, настаивающие на его соблюдении.[207 - Волженкин Б. В. Принцип справедливости и проблемы множественности преступлений по УК РФ // Законность. 1998. № 12.; Попов А. Неоднократность умышленных убийств // Уголовное право. 1998. № 1. С. 30; Кочои С. М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. М., 2000. С. 147; Бражник Ф. Множественность преступлений – отражение их совокупной общественной опасности// Уголовное право. 2000. № 3. С. 7–8; Щепельков В. Проблемы конструирования института множественности преступлений// Уголовное право. 2001. № 1. С. 43; Землюков С. В. Изменения УК РФ 1996 г.: состояние, оценка и перспективы // Изменения УК РФ 1996 г.: состояние, тенденции и проблемы применения. Барнаул, 2005. С. 9 и др.] Однако сделанные данными авторами выводы не соответствуют тезису, поскольку множественность – это не только несколько преступлений, но это еще и характеристика личности виновного. Именно поэтому одномерный подход, который они демонстрируют, опираясь лишь на совершение нескольких преступлений, не соответствует специфике множественности преступлений. Мало того, наиболее ярко «нарушения» этого принципа наблюдаются (должны наблюдаться, исходя из их позиции) при рецидиве, особенно в его постпенитенциарной (совершение нового преступления после отбытия наказания за предыдущее преступление, но при наличии судимости) разновидности. Тем не менее по необъяснимой логике удар теории уголовного права и законодательства 2003 г. пришелся на неоднократность, при которой данный принцип не нарушался (совершено одно преступление – ч. 1 ст. 158 УК, совершено несколько краж – ч. 2 ст. 158 УК с повышенной санкцией).[208 - По мнению А. М. Трухина, при неоднократности двойного учета не происходит (см.: Трухин А. М. Множественность преступлений: понятие, виды и значение// Современные проблемы уголовного права и процесса. Т. 1. Красноярск, 2003. С. 139).] При этом сторонники удаления неоднократности из уголовного закона и практики применения не подумали о том, к чему это приведет и, в конце концов, вынуждены констатировать, что «изменения ст. 17 УК РФ от 21 июля 2004 г. (как следствие исключения неоднократности. – А. К.) нуждаются в корректировке или хотя бы в разъяснении Пленумом Верховного Суда РФ… В перспективе следует готовить полноценное законодательное решение по изменению института множественности преступлений».[209 - Щепельков В. Множественность преступлений: реалии и перспективы// Системность в уголовном праве. М., 2007. С. 546.] Спрашивается, зачем было «махать топором в посудной лавке»? Гораздо логичнее было исключить из уголовного закона рецидив, рука на который просто ни у теоретиков, ни у законодателя не поднялась в силу жестко выраженной в нем неисправимости виновного. Вполне понятно, что регламентация множественности преступлений в уголовном законе была крайне неудачной, но проблемы нужно было разрешать иным путем. Разговор обо всем этом впереди. Пока же констатируем, что в целом неоднократность как категория множественности исключена из уголовного закона необоснованно.[210 - Макаров С. Изменения уголовного закона: время исправлять ошибки // Уголовное право. 2005. № 2. С. 44; Данилин В. М. Указ. соч.; Гонтарь И. Категория «общественная опасность» в уголовном праве: онтологический аспект // Уголовное право. 2007. № 1. С. 18–19 и др.]

По сути, множественность преступлений выполняет двуединую задачу: является основой квалификации преступлений и основанием усиления уголовной ответственности. При этом никого не должно настораживать исключение законодателем из УК неоднократности и судимости (рецидива) в качестве квалифицирующих признаков с соответствующим сокращением возможностей квалификации множественности преступлений: во-первых, это ненадолго, судя по нарастающей критике данной законодательной новеллы; во-вторых, в законе остаются составные и альтернативные диспозиции, описывающие закрепленную в законе множественность преступлений, требующую применения специфических правил квалификации. Вместе с тем Уголовный кодекс содержит положения, относящиеся к условиям ответственности лица, совершившего несколько преступлений. Эти условия имеют ряд общих черт, которые позволяют выделить множественность преступлений в самостоятельный уголовно-правовой институт,[211 - Малков В. П. Совокупность преступлений. С. 12.; Яковлев М. В., Пакутин В. Д. Рец. на кн.: В. П. Малков. Совокупность преступлений. Казань, 1974 //Правоведение, 1976. № 6 и др.] имеющий не только теоретическое, но практическое социальное и правовое значение. Все это и свидетельствует о необходимости выделения института множественности преступлений в соответствующем месте уголовного закона.

Одной из проблем множественности преступлений является ее местонахождение в системе уголовного права и рассмотрения ее как собственно системы. Думается, нет особой нужды доказывать важность точного установления места того или иного института в системе уголовного права, поскольку лишь в таком случае в полном объеме проявятся взаимосвязь различных смежных институтов уголовного права, их сущность и функции. Вопросам установления места множественности преступлений в системе уголовного права давно уделялось значительное внимание. Традиционно множественность преступлений связана была с назначением наказания. Так, в ст. 131, 152 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных повторение и совокупность выступали в качестве отягчающего обстоятельства при назначении наказания. То же самое мы видим и в ст. 60, 64, 67 Уголовного уложения 1903 г. с некоторым расширением круга видов множественности. Таким образом, множественность была отражена в определенном месте Общей части уголовного закона. Подобный подход был и остается характерным для многих государств (например, УК Франции, УК Японии и т. д.), хотя наблюдается и иная регламентация (например, в УК Республики Сан-Марино совокупность выделена как разновидность преступного поведения – глава 6). Однако этим дело не ограничивалось, так как в ряде статей Особенной части того и другого уголовного закона были также отражены виды множественности преступлений (ст. 193, 189, 194 и др. Уложения о наказаниях; ст. 867, 868, 875 и др. Уголовного уложения). Последующее российское законодательство пошло по этому же пути. На этом фоне теории уголовного права осталось только признать данный факт и дискутировать по двум вопросам: 1) по своей сути множественность преступлений относится к Общей или Особенной частям уголовного закона; 2) относится ли множественность преступления только к наказанию.

По первому вопросу В. П. Малков обоснованно утверждает, что в Особенной части не может быть самостоятельного предмета регламентации и изучения – множественности преступления, поскольку отрыв от Общей части обеднил бы содержание проблемы, привел бы к ненужным повторениям, мог повлечь за собой различное толкование одних и тех же терминов, привел бы к разнобою в практике и судебным ошибкам. Соответственно, он признает множественность преступлений институтом Общей части.[212 - Малков В. П. Указ. соч. С. 13.] Данная позиция поддержана и другими учеными.[213 - Караев Т. Э. Указ. соч. С. 22–23 и др.] Особенно наглядной она становится применительно к действующему уголовному закону, который исключил из Особенной части проявления множественности преступлений в качестве квалифицирующего признака. На наш взгляд, это вполне приемлемое решение при условии ликвидации вообще квалифицирующих признаков и жесткой оценке количественного влияния смягчающих и отягчающих обстоятельств в Общей части УК.[214 - Козлов А. П. Понятие преступления. СПб., 2004. С. 816–817.] Но поскольку законодатель кардинально не решил данный вопрос и изъял из Особенной части в качестве квалифицирующего признака только множественность преступлений, законодательное решение трудно признать приемлемым. Думается, множественность преступлений следует вернуть в Особенную часть УК как квалифицирующий признак, пожалуй, более значимый, нежели соучастие. Вообще уголовный закон не может забыть о множественности преступлений в Особенной части хотя бы потому, что в УК содержатся диспозиции, в которых отражена множественность преступлений (составные и альтернативные диспозиции). Указанные основания (наличие квалифицирующих обстоятельств в законе, явно высокая опасность множественности преступлений и наличие отраженной в законе множественности преступлений) требуют сохранения имеющейся и введения множественности преступлений в качестве квалифицирующих обстоятельств в Особенную часть уголовного закона. Вместе с тем следует согласиться с В. П. Малковым и другими учеными, которые признают множественность преступлений по ее сути институтом Общей части, соответственно отраженным и в Особенной части. Такая унификация лишь упростит и упрочит судебную практику по применению множественности преступлений.

Вторая задача о месте множественности преступлений в Общей части сегодня уголовным законом решена однозначно: множественность преступлений в качестве разновидности совершения преступления расположена в группе норм, регламентирующих преступление и его виды, а в качестве обстоятельства, влияющего на наказание, – в разделе о наказании. В теории уголовного права данная задача пока не нашла однозначного решения. По мнению В. П. Малкова, институт множественности преступлений следует разместить в разделе о наказании после главы «о назначении и об освобождении от наказания».[215 - Малков В. П. Множественность преступлений. С. 137–138.] К. А. Панько считает, что институт множественности преступлений должен находиться в разделе, посвященном преступлению.[216 - Панько К. А. Вопросы общей теории рецидива в советском уголовном праве. Воронеж, 1988. С. 15–16 и др.] Думается, рассуждая по поводу решения данной задачи, необходимо ответить на главный вопрос: нужна ли нам множественность преступлений только для назначения наказания или же она влияет и на квалификацию преступлений. Ответ, на наш взгляд, не сложен: даже если законодатель не введет множественность преступлений в качестве квалифицирующего признака, исключив тем самым одну возможность квалификации, все равно в законе останутся составные и альтернативные преступления как отраженная в законе множественность преступлений, вне сомнения, влияющая на квалификацию. Мало того, прежде чем назначать наказание по совокупности преступлений или приговоров, необходимо квалифицировать преступление с их наличием, в противном случае возникнет наказание, не обеспеченное квалификацией. А вопрос о влиянии множественности на наказание вообще не стоит, ответ на него аксиоматичен. Именно поэтому институт множественности преступлений выполняет двуединую задачу влияния множественности преступлений на квалификацию и на назначение наказания.[217 - Черненко Т. Г. Система института множественности преступлений в действующем уголовном законодательстве// Системность в уголовном праве. М., 2007. С. 477–478.] Тем не менее мы готовы согласиться с К. А. Панько и его сторонниками, поскольку анализируемый институт (хотим мы того или не хотим) называется множественностью преступлений, что говорит само за себя и что в полной мере отражает сущность анализируемого явления. Тот факт, что институт множественности имеет значение и для наказания, свидетельствует лишь о характере применения данного института, отражающего причинно-следственную связь между разновидностями преступления и наказанием. Особенно наглядно это проявляется в Особенной части УК.

Таким образом, институт множественности преступлений имеет важное социальное значение, представляя собой основу для справедливой оценки общественной опасности совершенных преступлений и лица, виновного в совершении этих преступлений, дифференциации и индивидуализации наказания в зависимости от количества совершенных преступлений, эффективного решения вопросов уголовной ответственности в соответствии с ее целями и задачами.