Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова

Стал Засс за Белую ходить, сколько позволяли неимоверно густые леса. Лучшее время – осень и зима, когда на реке открывались броды на всем протяжении и листья опадали. Пришлось абадзехам на осень и зиму, как только урожай соберут, уходить на юг, в горы, на склоны неприступных оврагов, подальше от дорог. Весной, однако, возвращались и жили под прикрытием разлившихся рек и вековой непролазной чащи.

Торнау, хорошо знавший Засса еще полковником, писал потом, что Засс прихрамывал, сабельная рана повредила ему мускул правой ноги (потом ему в 1832 году эту ногу еще и прострелили), носил длинные рыжеватые усы, «был молодцом на лошади и отлично знал кавказские порядки», говорил обычно полушутливым, полуироническим тоном. При нем всегда безотлучно находились два казака, братья-близнецы, Егор и Иван Атарщиковы. Оставаясь при Зассе в постоянной опасности, они даже кольчуги носили.

Декабрист А. П. Беляев вспоминал: «Генерал Засс был еще молодой, средних лет человек, высокий и стройный. Он носил серую черкеску с кинжалом у пояса – общий костюм черкесов и казаков; с проницательными голубыми глазами, с огромнейшей длины русыми усами, орлиным носом и чрезвычайно живыми движениями – он и наружностью своею поддерживал молву о его подвигах»[5 - Матвеев О. В., Фролов Б. Е. В вечное сохранение и напоминание славных имен. К 100-летию пожалования вечных шефов первоочередным полкам Кубанского казачьего войска. Краснодар, 2005. С. 119.]. Капитан Генерального штаба Филиппсон на Засса смотрел менее восторженно и отметил, что был тот «среднего роста, с тонкими чертами лица, длинными русыми усами и плутоватыми глазами».

Много внимания уделялось Зассом разведке, лазутчики оплачивались. Передавали то, что за Кубанью, за Лабой, за Белой творится. Любые новости Засс ценил. Известно, что самые многочисленные скопища черкесов собираются для набега вследствие решения народных собраний. Такие легче всего выявить можно. Значительные партии собираются обыкновенно под начальством известных наездников. Стекаются к ним молодцы со всего Кавказа и говорят по обычаю: «Эй-хей, къатынлагъа тенг болуп къалабыз да, бу туруу туруу тюйюлдю бизге, атланайыкъ! (Эй-хей, да так мы скоро уподобимся женщинам, такое житье для нас не житье, давайте снаряжаться!)» И эти выявить заранее возможно. Известные наездники обычно на виду. Народ их любит, за каждым шагом с восхищением следит. Это для лазутчиков подспорье. Всего труднее уследить, когда мелкие шайки пускаются в набег без предварительного плана, наудачу. Но и здесь дело не безнадежное.

Есть приметы, когда черкесы к набегу готовятся. Месяца за два, а то и более, начинают лошадей откармливать. Кормят только овсом, ячменем и просом. Затем недели две-три «наскакивают» лошадь, постепенно втягивают ее в длительные переходы, гоняют под попонами, купают несколько раз в день, чтоб жир сбросила, чтоб мышцы у нее окрепли. И Засс внимательно лазутчиков слушал: в каком ауле уэрки коней кормят, а в каком уже «наскакивать» начали. Про конский возраст спрашивал, знал, что моложе восьмилеток черкесы в набег не берут. Лошадь должна быть взрослая, сильная. Бывают такие, что на них за летний день полтораста верст от утренней до вечерней зари сделать можно. Интересовался, одвуконь идут или так. Если каждый вторую лошадь с собой берет, значит, дальний поход намечается…

С 1835 года Засс, получив в командование Кубанскую линию, поселился в Прочном Окопе. Там же при нем пребывал командир Кубанского полка полковник Рот, прикомандированный к Генеральному штабу гусарский поручик Цеге-фон-Мантёйфель и еще кое-кто из немцев. Они там даже пели по-немецки студенческие лейпцигские песни. Из-за этого местные острословы называли Прочный Окоп «Немецким Окопом». Немцы – вояки надежные. Из Германии много потомственных солдат в разные земли уходили на службу. Был случай при хмельнитчине, зажали запорожцы и поднявшиеся реестровые казаки отряд немцев-наемников.

– Переходите к нам, – кричат.

Немцы отвечают:

– Мы бы рады, но у нас срок службы не закончился, и жалованье только что заплатили.

Запорожцы смеются:

– Перебьем вас, на что вам жалованье тогда?

Немцы флегматично отвечают:

– Мы – честные солдаты. Если мы до окончания срока службы, да еще и жалованье получив, перейдем к вам, то ни нас, ни детей наших никто больше на службу нанимать не будет. И вы нам верить не будете.

Так и погибли все до одного.

Говорил потом Бакланов: «Спасибо Зассу и горцам, они меня выучили многому».

Своих войск на Линии немного. По Кубани кордонную линию содержат 3500 казаков, находящиеся на казенном жалованье.

Линейные казаки Бакланову понравились. Одеты и вооружены совсем как черкесы (черкески ввели им в 1831 году, уже как форму одежды). Сами рослые и хорошо сложены. Торнау, видевший линейных казаков за два года до Бакланова, их по снаряжению и боевой выучке от черкесов не отличал: «Казаки и черкесы, в длиннополых черкесках с патронами на груди, обутые в суконные ноговицы и красные сафьяновые чевяки, в лохматых бараньих шапках, с винтовкой в бурочном чехле, перекинутом за спину через правое плечо, при шашке и широком кинжале, скакали на неказистых, но крепких, неутомимых лошадях кабардинской породы. Маленькое черкесское седло и легкая тонкоременная уздечка видимо были приспособлены к дальнему походу, к жизни на коне. Не порывист их налет, но стойко встречают они противника, метко бьют из винтовки и рубят шашкой на убой. Лошади приезжены к покойному ходу, к быстрым поворотам, но не к прыжкам и дыбкам, только мешающим упорной, хладнокровной драке… Казаки и черкесы, не имевшие обычая бросаться на неприятеля очертя голову… дрались упорно и, обратив его в бегство, гнались за ним далеко и рубили без пощады». В своих воспоминаниях Торнау привел случай, как моздокский казак на скаку отрубил шашкой голову убегающему трехлетнему быку. И еще случай – казак, скачущий с донесением, на глазах начальства подстрелил на скаку прячущегося зайца, сделал вольт, вернулся, подобрал и поскакал дальше. Вывод этого профессионального солдата (Торнау) гласил: «Черкесы вообще умели хорошо владеть конем и оружием, но и наши линейские казаки не уступали им в этом деле». И Филипсон подтвердил: «На конях горских пород, в красивом горском костюме, линейные казаки многое заняли от горцев: джигитовку, удальство и блестящую храбрость с театральным оттенком… Казаки, особенно линейные, соревновались с горцами в удальстве, неутомимости и быстрых движениях, но нередко не имели успеха».

Правда, разбавляли линейцев порой всяким сбродом, бегущим с севера. Говорили беглецы, что родства не помнят, и приписывали их на несколько лет к казачьим семействам, потерявшим отцов или сыновей на войне с горцами. У них беглецы работали, учились владеть конем и оружием и, по прошествии определенного времени, поступали навсегда в казачье сословие. Ни войсковое начальство, ни рядовых линейцев это, казалось, особо не заботило. Сама обстановка на Линии, суровая и безжалостная, беспощадно выбраковывала всех слабых, неспособных к казачьей жизни и службе.

Ниже по Кубани стояли черноморские казаки, которых Бакланов так и не видел, но, по слухам, были они у всех начальников в загоне и держались в черном теле…

И русские солдаты здесь оказались совсем не такими, как в турецкую кампанию. Не унывают, веселятся, несмотря на усталость и труды, поют и пляшут. Шапки на них косматые, шинели потертые, амуниции вроде и пригонка не касалась. Но служат и дерутся – залюбоваться можно. Своих не бросают, даже убитых до последней возможности выносят.

Есть русские, что к черкесам бегают. Вместе с ними против своих воюют. Были случаи, что из черкесских толпищ в бою «ура» слышали. В. Потто отмечал, «как были дерзки и предприимчивы наши беглецы, отвергшиеся родины, и точно торопившиеся загасить в потоках крови последние вспышки своей совести».

С начала службы Бакланова в Прочноокопском отряде особых боев здесь, кроме зассовских набегов, не было. Русские свои усилия сосредоточили на черноморском побережье. В 1833 году строили новую линию от Ольгинской до Геленджика. В 1834-м строили укрепления на Абине, на землях шапсугов и натухайцев, и все вокруг разоряли. Солдаты потом эти две операции назвали: «первый перевод людей» и «второй перевод людей». «Перевод» в смысле – истребление.

В 1835-м выстроили укрепление Николаевское и решили вести новую линию по Атакуафу через перевал Нако до Суджукской бухты. В 1836-м Вельяминов с отрядом прошел этим путем и построил на морском берегу укрепление Кабардинское.

Данные об этом периоде жизни Я. П. Бакланова у его биографов отрывочны. Подлинных документов под рукою у нас мало. Берем воспоминания самого Якова Петровича, берем ярко и эмоционально пишущего Потто и создаем, опираясь на свой жизненный опыт и свое видение мира, некий третий, виртуальный (?), мир, в котором поселяем жить нашего героя.

Потто в биографии Бакланова, составленной с опорой на воспоминания и рассказы самого Якова Петровича, приводит такой случай…

До 1836 года никаких особых приключений с Баклановым вроде бы не было, а вот в июне часть полка Жирова взяли в отряд для истребления черкесских аулов между Псефиром, Лабой и Белой.

К главному аулу подошли за два часа до рассвета. Аул укрепленный, сразу с налету его не возьмешь. Охотники (добровольцы) выдвинулись вперед. Поставили им задачу захватить главные ворота или разбросать плетни, окружающие аул, чтобы смогла пройти кавалерия. Командиром охотников, естественно, поставили Бакланова (иначе и истории нашей не было б). Подползли охотники к аулу, присмотрелись – аул укреплен со знанием дела: плетни двойные, меж ними насыпаны земля и камни, ворота дубовые, заперты на железные засовы (как они снаружи эти железные засовы разглядели – большой вопрос, но не будем прерываться).

Бакланов и два пластуна обошли вокруг аула, но слабинки не нашли – всюду одинаково хорошо укреплен. Вернулись к воротам. И тут над выездными воротами разглядел Бакланов лазейку. Видно, ночью, когда ворота запираются, служила она для пешеходов, которых срочные дела заставляли аул покинуть или, наоборот, в аул зайти.

Пока Бакланов раздумывал, взлетела ракета. На штурм!

Кинулся Бакланов вверх по насыпи, к лазейке. Казаки за ним. Над воротами горец на стене стоял, часовой. Оглянулся он на ракету взлетевшую. Это – хорошо, ракета его на какой-то миг ослепила. Но шума от баклановских шагов черкес не расслышать не мог. Бакланов, наверное, лез по осыпающейся насыпи с медвежьей грацией, но и с медвежьей быстротой.

Приложился черкес по нему из ружья – осечка, прицелился из пистолета – осечка. Двух этих неудавшихся выстрелов хватило, чтоб Бакланов вскочил на ворота. Горец не растерялся, перехватил пистолет за дуло и Бакланова – курком по голове. Бакланов покатился по валу и упал в ров. «Долго ли я пролежал без памяти, я не знаю, но когда опомнился, казаки были уже в ауле, ломали плетни и сбивали ворота. Я не получил за это ни креста, ни чина, но был награжден выше моих заслуг вниманием Засса, который с этих пор начал оказывать мне знаки особенного своего расположения».

Струсевич в своей работе о Бакланове отметил: за этот набег Бакланов получил Высочайшее благоволение. Но полковник Герасимов, человек военный и надежный, написавший биографию Бакланова для «Баклановского сборника», об этом бое вообще не упоминает.

Взяв же в руки подробную «Историю Кубанского казачьего войска» Ф. Щербины, находим мы иные данные, которые позволяют нам сделать поправку по времени.

Ф. Щербина события на Линии описывает подробно, но ни в 1835, ни в 1836 году подобного эпизода у него не встречается. Нечто похожее случается, согласно Ф. Щербине, в 1834 году. Осенью 1834 года Засс, «чтоб еще больше устрашить… горцев», решил взять Тамовский аул. Аул представлял собой неприступную крепость, из-за этого слыл самым богатым, а кроме того, давал приют абрекам.

«Против них Засс выбрал лучших казаков из двух донских полков, трех казачьих линейных – Кубанского, Хоперского и Ставропольского, и солдат из трех полков – Тенгинского, Навагинского и Кабардинского»[6 - Щербина Ф. История Кубанского казачьего войска. Т. 2. Екатеринодар, 1913. С. 408.]. Всего набралось 581 пехотинец и 750 казаков при 4 орудиях. Интересно, что здесь в первый и в последний раз при описании зассовских набегов упоминаются донские казаки.

Аул был взят приступом и сожжен. Уцелели 24 жителя, которых увели в плен. Засс же доложил по начальству, что 4 ноября 1834 года аул взят, и «ни скалы, ни даль, ни снег не могут служить препонами для войск наших»[7 - Щербина Ф. История Кубанского казачьего войска. Т. 2. Екатеринодар, 1913. С. 408.].

Итак, 4 ноября 1834 года… Первый бой полка. Бакланов сразу же просится в охотники и сразу же получает по голове. Совсем как под Браиловом. Но Засс, в отличие от отца, Петра Дмитриевича, Бакланова не выпорол, а обратил на него внимание и стал оказывать знаки расположения. Возможно, брал Бакланова с собой в другие набеги, штурмовать другие аулы.

Аулы войска обычно разбирали на дрова, а хлеб косили для лошадей. Если торопились, просто жгли.

Во время этих экспедиций Бакланов, возможно, впервые вблизи разглядел черкесский аул. В аулы к мирным черкесам или ногайцам командование казаков старалось не пускать, чтоб не перессорились, поскольку любая ссора могла спровоцировать мятеж и побег мирных за Кубань или Лабу.

Как и всякий казак, он все примечал. Сакли чисто вымазаны глиной внутри. Глина вместо пола и потолка. Печи нет. Есть труба, прикрепленная к стене между окном и дверью, она расширяется книзу и не доходит до пола на аршин. Под нею разводят огонь и готовят кушанье. Места для постелей сделаны немного повыше пола. Окно всего одно, очень низкое, закрывается деревянными ставнями. Крыша покрыта соломой. Под одной крышей с жилым помещением – конюшня для лошадей. Во дворе амбары, в одних хлеб, в других шелковые черви. В саду виноград, абрикосы, персики. В ауле таких дворов под пятьдесят.

Под аулом по деревьям вилась виноградная лоза, росли кустарники диких роз. На полях, огороженных плетнями, росли жито, овес, ячмень, конопля, лен, кукуруза. Можно было разглядеть даже привитые фруктовые деревья.

Рассматривая черкесский быт, собирая при помощи лазутчиков сведения, наслушался юный Бакланов много чудесного. На юго-восток отсюда стоит самая высокая гора мира, к ней еще Ной на своем ковчеге приставал. С тех пор там есть чудесное озеро с водой бессмертия. Кто постоянно будет пить эту воду, тот никогда не умрет…

Хмыкал Бакланов: это пусть деды старые о бессмертии думают. Молодость сама себе бессмертной кажется. Бессмертной и неуязвимой.

В 1835 году Ф. Щербина отмечает всего два события. 27 марта человек 70 горцев переходят Кубань и у Ямановского поста нападают на 9 казаков. Казаки живыми сдаваться не хотели. 5 полегли, 4 получили тяжелейшие ранения. У горцев были несколько раненых и погиб известный уздень Куденетов.

Чуть позже 40 закубанцев перешли реку и двинулись к Камышеватскому посту, но казаки двух станиц, Прочноокопской и Григориполисской, выследили их и зажали в чистом поле. Черкесы потеряли 17 человек, среди них султана Шах-Гирея и князя Пшемаф-Бей-Арсланова, но прорвались. Третья станица, Каменнобродская, выслала сотню всадников, и черкесов вторично взяли в кольцо. Командовавший погоней полковник Рот доносил: «Черкесы, большей частью раненые, лишенные возможности спастись бегством, закололи своих лошадей, разбили ружья и с песнею смерти, по обычаю горцев, бросились с шашками и кинжалами в отчаянный бой». После боя лишь 5 уцелели, израненные, подобранные казаками; казаки потеряли 2 убитых и 5 раненых.

Первый период своей новой службы сам Бакланов оценивал так: «…Особых отличий с моей стороны, выходивших из ряда обыкновенных казацких, не было, кроме разве следующего…» И далее следует описание боя с черкесами, который исследователи датируют 4 июля 1836 года. Мы же, немного забегая вперед, укажем, что однажды в горячую минуту командир полка в присутствии урядника назвал Бакланова «головорезом». И произнесено это слово было отнюдь не с восхищением. Что же надо было натворить сотнику Бакланову, чтобы заслужить такую характеристику из уст своего командира?

В прямом своем смысле слово «головорез» означает – отрезающий головы. Имело такое явление место? На правом фланге Кавказской линии имело. 21 сентября 1841 года командующий Отдельным Кавказским корпусом генерал Е. А. Головин писал генералу П. Х. Граббе: «По поводу слухов о том, что частные начальники втыкают на шесты отсеченные головы неприятелей к общему негодованию и раздражению жителей, император приказал проверить эти слухи и если это правда, то релятивно прекратить бесчеловечные поступки». П. Х. Граббе ответил: «головы втыкались на шесты только у начальника правого фланга генерал-лейтенанта Засса, но я уже предписывал ему прекратить это при вступлении своем в должность»[8 - Матвеев О. В., Фролов Б. Е. В вечное сохранение и напоминание славных имен (к 100-летию пожалования Вечных шефов первоочередным полкам Кубанского казачьего войска). Краснодар, 2005. С. 122–123.].

Служивший при Зассе Г. Атарщиков отмечал, что «горцы «уважают одну лишь силу, храбрость, крутые меры и некоторые принятые у них обычаи, немыслимые в европейской войне, как, например, отрубать у убитых неприятелей головы и выставлять на шесты, что делал и барон Засс в первый год своего прибытия на Кубанскую линию, подчиняясь пословице “С волками жить, по волчьи выть”»[9 - Матвеев О. В., Фролов Б. Е. В вечное сохранение и напоминание славных имен (к 100-летию пожалования Вечных шефов первоочередным полкам Кубанского казачьего войска). Краснодар, 2005. С. 123.].

Очевидцы вспоминали, что в Прочном Окопе внутри крепостных валов Засс якобы велел насыпать курган, вокруг которого на шестах торчали головы черкесов, и бороды их развевались на ветру. Все это вместе чем-то напоминало древнее капище. Сам же Засс жил неподалеку в одноэтажном домике, окруженном зарослями сирени.

Известно, что в 1836 году Засс организовал в Прочном Окопе ярмарки, и местное население охотно являлось на них, вело торг под головами соотечественников.