Пешком до Луны

– Вы были просто потрясны, – с шампанским в руке к нам в комнату влетела Деб. – Брэй! А ты продержалась даже дольше, чем я ожидала… – Она присела на диван, но тут же соскочила опять. – Да что это я! Побудьте наедине, голубки мои ненаглядные, я побежала! – и она вышла из комнаты так же быстро, как вошла в неё.

«Золотые хоромы!» – воскликнула бы я при виде потрясающего люкса, отведенного Дебби. Но ей было все равно. Улыбка и бодрое настроение покинули её сразу же, как она вышла из нашей комнаты. Мало кто знал. Хотя, вообще-то, не знал никто. Не знал, как плачет Деб по ночам. Как не хватает ей простого человеческого счастья. Весь тот карточный домик, который она так старательно вокруг себя построила, все люди, шикарные рестораны, огромные премии и поездки в самые лучшие клубы – ничего, совершенно ничего уже не приносило ей счастья. Точнее, счастье было, но было оно настолько мимолётным, что Деб его не замечала. У неё было всё, но не было ничего. Не было семьи, любимого человека, глупых одинаковых свитеров, домашнего печенья, вязаных носков с оленями, не было посиделок перед телевизором с чашкой приготовленного в микроволновке попкорна. А, пожалуй, только этого она и хотела.

Утром Деб проснётся, ярко накрасит губы, наденет свой любимый пиджак, шпильки и объемные брюки, купленные на недавнем показе в Париже, и как ни в чем не бывало поедет в офис, заскочив в дорогую кофейню за чашечкой латте. Вспомнит ли она, как лежала на диване в «золотых хоромах» с бутылкой шампанского, и со слезами по её лицу стекала тушь? Конечно, вспомнит. Но постарается отгородить это воспоминание. Убрать его на самую дальнюю полочку сознания. «Засунь рыдания подальше и покоряй вершины» – вот её закон успеха.

Мы можем её осуждать, можем восхищаться ею. Но все равно каждое утро Деб будет вставать и идти напролом, а каждый вечер – засыпать на очередной дурацкой вечеринке без всякого желания просыпаться. И так по кругу. Изо дня в день.

Об этом я пишу вам уже после всего того, что произошло. Но тогда я понятия не имела, что происходит в жизни моей начальницы.

Домой я пришла около двух часов ночи.

– Полнейшее безрассудство! – с порога заявила мама.

– Но, мам…

– Ничего не хочу слышать. Ты игнорируешь меня и отца, не слушаешь наши наставления.

– Но, мам, мне семнадцать!

– Мишель, ты ещё ребенок. Ты учишься в школе, живешь под опекой родителей и получаешь карманные деньги. С этого дня ты под домашним арестом. Никаких вечеринок, никаких ночевок и никаких карманных денег. После школы сразу домой.

– А как же театральный кружок?

Мама на секунду задумалась.

– Ладно. Домой сразу после него. Тебе всё понятно?

– Да, мам…

Я была расстроена. Ну, или, по крайней мере, сделала вид, что расстроена. Ведь главное осталось со мной – я две недели продержалась в «Форджес», и меня не выперли. Отношения с парнем мечты становятся всё лучше. Даже с сестрой мы, кажется, нашли общий язык. Оставалось только вести себя относительно хорошо. Уверена, через несколько дней мама успокоится, а я снова смогу гулять, хотя бы до одиннадцати.

Глава 13

Вернувшись домой в день, когда мы с Ричи отправились в «Кровавую Мэри», папа был расстроен. Маме он сказал, что на работе дела идут не совсем хорошо. Что, когда он сидел на собрании, его вдруг вызвали в офис. Опасный преступник сбежал из-под стражи.

Да, частично это была правда. Но мучило Рональда совсем другое. Его разъедала мысль о завтрашнем ужине с Роксаной. Когда-то они думали, что будут любить друг друга вечно. Но это время давно прошло. Теперь у него есть своя семья. Зачем она заявилась в этот город? В эту школу? Чего она добивается?

Мужчину может сломать только женщина. Только это создание способно убить мужчину изнутри.

«Женщины – самое лучшее, что случается с нами, и самое страшное из всего, чего мы боимся», – это я прочитала в дневнике одного своего хорошего друга. С ним вы познакомитесь немного позже.

А сейчас перенесемся в день, когда состоялся тот злополучный ужин.

– Дорогая, прости, пожалуйста, но сегодня я буду поздно. На работе завал, уже не знаем, что делать.

– Ничего страшного, – мама поцеловала папу в щеку и добавила, подавая контейнер, – я собрала тебе ужин, вот, держи.

– Ванесса, – улыбнулся папа. – Вот за что я тебя люблю. Люблю больше всех на свете.

Я наблюдала эту картину с лестницы. Ведь я была наказана.

«Такие счастливые».

Как хорошо. Я не знала, что папа врёт.

Рон вышел из дома, сел в машину, и улыбка на его лице исчезла. Будто бы её и не было никогда. Он поехал на работу, зная, что через несколько часов пойдет в ресторан с другой женщиной. И хотя он понимал, что совершенно её не любит, что это просто-напросто ужин, его что-то ужасно мучало, держало в напряжении.

Но вот, поворот ключа, гулкий звук мотора, шуршание колес. Вперед. И что бы там ни было. Вперед.

Она вошла своей плавной походкой. Подол шикарного черного атласного платья был украшен серебристыми блестками. Декольте выглядело слишком неприличным, но её это вряд ли смущало. Гордо задрав голову, она плыла по небольшому залу. Бедра покачивались в такт музыке, звучащей из колонок и раздававшейся по всему «Континенталю».

«Континенталь» выглядел потрясающе. Своим белоснежным кафельным полом, черными стенами, расписанными золотом, массивными люстрами, живыми цветами по углам и аккуратными круглыми столиками с идеально выглаженными белыми скатертями он не мог не привлекать внимание самых требовательных критиков. Континенталь давно обосновался в тройке лучших заведений города. Когда-то он был просто кафе, одним из многих, где школьники ежедневно зависали после занятий. Там, кстати, зависали и Рональд с Роксаной. Сегодня они вернулись. Только нет уже плетеных кресел и колы с картошкой фри. Вместо этого – элегантные стулья из черного дерева, а на столах – фуагра и мидии.

Публика сегодня собралась самая изысканная и требовательная: бизнесмены заканчивали решать рабочие вопросы, угрожая самим себе раз и навсегда отключить телефон и страшась сделать это на самом деле, в то время как их подруги заказывали самые дорогие коктейли, дымили кальянами и делали тонны типичных снимков.

Рон сидел в самом центре ресторана и, когда Рокс подошла к столику, не встал и не подвинул для неё стул. Нет. Он даже не взглянул на причину своего прихода сюда.

– А раньше ты был романтиком. Помнится, всегда таскал меня сюда после уроков, – с ехидной улыбкой заметила Роксана, присаживаясь на стул.

– То было раньше… Но давай, выкладывай, что ты хочешь. И побыстрее. Дома меня ждет жена.

– Рони, не кипятись. Я пришла всего лишь поговорить о нашем сыне.

– Рокс…

– Мы не можем скрывать это вечно. Он есть, и ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать.

– Я думал, мы решили этот вопрос много лет назад. Я не готов был стать отцом, и вряд ли смогу стать им сейчас. Спустя двадцать лет.

– Рон, – начала Рокс, положив свою руку на руку Рональда. – Киту нужен отец. У него сейчас трудный период… – Рон выдернул свою руку. Рокс укоризненно посмотрела и продолжила неуверенно, потупившись в стол. – Он не хочет общаться со мной, своей матерью. Он сказал, он сказал… Он сказал, что я ему больше не мать…

– Рокс, решай свои проблемы сама. У меня двое дочерей и любимая жена. Я не могу рисковать всем из-за парня, о котором совершенно ничего не знаю, – Рон встал из-за стола и готов был отправиться к выходу.

– Рон, он в тюрьме! – выкрикнула Рокс.

Рональд остановился.

– В тюрьме? Роксана, что случилось? За что? Так, ладно… Мы попробуем решить этот вопрос… Я поговорю с местными властями, дам денег на адвоката…

– Ну, может быть, я переборщила насчет тюрьмы… Его посадили на трое суток за избиение. Вчера он напал на моего любовника. Накинулся на него ни с того, ни с сего. Честно, не понимаю, как…

– Рокс! Ну что же ты драматизируешь. С парнем всё будет в порядке. Отсидит три дня, протрезвеет и поймет, что был неправ.

– Рони, ну помоги его выпустить, молю тебя! Если он не вернется в колледж, его выгонят. И какого черта мне тогда делать? Этот девятнадцатилетний болван совершенно неуправляем.

– Нет и ещё раз нет…

– Рон, если ты его не вытащишь, Богом клянусь, я сейчас же поеду к твоей женушке и расскажу ей про наш романтический ужин при свечах, с бутылочкой Шардоне, – она пристально посмотрела ему в глаза, закусила нижнюю губу и улыбнулась левым уголком рта.